Дамы шли тоже так торопливо, что Ольга Сергеевна, несколько раз споткнувшись на подол своего длинного платья, наконец приостановилась и, обратясь к младшей дочери, сказала...
Неточные совпадения
— Ну,
пойдем, —
давай мантию.
Около них прошла довольно стройная молодая
дама в песцовом салопе. Она вскользь, но внимательно взглянула на Женни и на Лизу, с более чем вежливой улыбкою ответила на поклон учителей и, прищурив глаза,
пошла своею дорогою.
— К воскресным школам! Нет, нам надо дело делать, а они частенько там… Нет, мы сами по себе. Вы только
идите со мною к Беку, чтоб не заподозрил, что это я один варганю. А со временем я вам
дам за то кафедру судебной медицины в моей академии. Только нет, — продолжал он, махнув весело рукою, — вы неисправимы. Бегучий господин. Долго не посидите на одном месте. Провинция да идеализм загубили вас.
Кто знает, как бы это
шло далее месяца, но случай не
дал делу затянуться и так долго.
— Так
пойдем вместе; что ж я один буду тут делать. Ну, Москва! — говорил Помада, надевая сапоги, которые он снял, чтобы
дать отдохнуть ногам.
Солнышко погревало его, и сон стал его смаривать. Помада крепился, смотрел зорко в синеющую
даль и видит, что
идет оттуда Лиза, веселая такая, кричит: «Здравствуйте, Юстин Феликсович! здравствуйте, мой старый друг!»
Полинька Калистратова ни духом, ни словом не
давала Розанову заметить, что она помнит о его признании. Все
шло так, как будто ничего не было.
Розанов
дал Паше денег и
послал ее за Помадой. Это был единственный человек, на которого Розанов мог положиться и которому не больно было поверить свое горе.
—
Пошлите сюда Бахареву, — крикнула в соседнюю дверь одна из сидящих на окне
дам и, стряхнув мизинцем пепел своей папироски, опять замолчала.
Белоярцев вовсе и не составлял отчета за три последние декады. Нечего было составлять; все
шло в дефицит. Он ухищрялся выдумать что-нибудь такое, чему бы
дать значение вопроса, не терпящего ни малейшего отлагательства, и замять речь об отчете.
Райнер писал: «Я, швейцарский подданный Вильгельм Райнер, желаю
идти в польское народное восстание и прошу
дать мне возможность видеться с кем-нибудь из петербургских агентов революционной организации». Засим следовала полная подпись и полный адрес.
Белоярцев
шел на погребение Лизы тоже с стеариновою свечою, но все время не зажигал ее и продержал в рукаве шубы. Тонкое, лисье чутье
давало ему чувствовать, что погода скоро может перемениться и нужно поубрать парусов, чтобы было на чем после пролавировать.
— А ведь я чего не надумалась здесь про тебя, — продолжала Марья Степановна, усаживая гостя на низенький диванчик из карельской березы, — и болен-то ты, и на нас-то на всех рассердился, и бог знает какие пустяки в голову лезут. А потом и не стерпела:
дай пошлю Витю, ну, и послала, может, помешала тебе?
Неточные совпадения
Осип. Ваше высокоблагородие! зачем вы не берете? Возьмите! в дороге все пригодится.
Давай сюда головы и кулек! Подавай все! все
пойдет впрок. Что там? веревочка?
Давай и веревочку, — и веревочка в дороге пригодится: тележка обломается или что другое, подвязать можно.
Осип. Да так; все равно, хоть и
пойду, ничего из этого не будет. Хозяин сказал, что больше не
даст обедать.
Хлестаков. Нет, батюшка меня требует. Рассердился старик, что до сих пор ничего не выслужил в Петербурге. Он думает, что так вот приехал да сейчас тебе Владимира в петлицу и
дадут. Нет, я бы
послал его самого потолкаться в канцелярию.
Идут, как будто гонятся // За ними волки серые, // Что
дале — то скорей.
—
Послали в Клин нарочного, // Всю истину доведали, — // Филиппушку спасли. // Елена Александровна // Ко мне его, голубчика, // Сама —
дай Бог ей счастие! // За ручку подвела. // Добра была, умна была,