Неточные совпадения
Кишкин сильно торопился и смешно шагал своими короткими ножками. Зимнее серое утро застало его уже за Балчуговским заводом, на дороге к Фотьянке. Легкий морозец бодрил старческую кровь, а падавший мягкий снежок устилал изъезженную дорогу точно ковром. Быстроту хода много умаляли разносившиеся за зиму валенки, на которые Кишкин несколько
раз поглядывал с презрением и громко говорил
в назидание
самому себе...
Устинья Марковна под строжайшим секретом от мужа
раза два
в год навещала Татьяну, хотя это и
самой ей было
в тягость, потому что плохо жилось непокорной дочери, — муж попался «карахтерный», под пьяную руку совсем буян, да и зашибал он водкой все чаще и чаще.
Старик редко даже улыбался, а как он хохочет — Яша слышал
в первый
раз. Ему вдруг сделалось так страшно, так страшно, как еще никогда не было, а ноги
сами подкашивались. Родион Потапыч смотрел на него и продолжал хохотать. Спрятавшаяся за печь Устинья Марковна торопливо крестилась: трехнулся старик…
— Связала я тебя, Ермолай Семеныч, — говорила она мужу о себе, как говорят о покойниках. —
В самый бы тебе
раз жениться на зыковской Фене… Девка — чистяк. Ох, нейдет моя смертынька…
Азарт носился
в самом воздухе, и Мыльников заговаривал людей во сто
раз умнее себя, как тот же Ермошка, выдавший швали тоже красный билет. Впрочем, Мыльников на другой же день поднял Ермошку на смех
в его собственном заведении.
Оригинальнее всего было то, что Оксю, кормившую своей работой всю семью, походя корили каждым куском хлеба, каждой тряпкой. Особенно изобретателен был
в этом случае
сам Тарас. Он каждый
раз, принимая Оксину работу, непременно тыкал ее прямо
в физиономию чем попало: сапогами, деревянной сапожной колодкой, а то и шилом.
Высадил Кожин жену около церкви, поцеловал ее
в последний
раз и отпустил, а
сам остался дожидаться.
Сам бы хоть
раз в шахту спустился.
— Пали и до нас слухи, как она огребает деньги-то, — завистливо говорила Марья, испытующе глядя на сестру. — Тоже, подумаешь, счастье людям… Мы вон за богатых слывем, а
в другой
раз гроша расколотого
в дому нет. Тятенька-то не расщедрится…
В обрез купит всего
сам, а денег ни-ни. Так бьемся, так бьемся… Иголки не на что купить.
А баушка Лукерья все откладывала серебро и бумажки и смотрела на господ такими жадными глазами, точно хотела их съесть.
Раз, когда к избе подкатил дорожный экипаж главного управляющего и из него вышел
сам Карачунский, старуха ужасно переполошилась, куда ей поместить этого
самого главного барина. Карачунский был вызван свидетелем
в качестве эксперта по делу Кишкина. Обе комнаты передней избы были набиты народом, и Карачунский не знал, где ему сесть.
Она подробно рассказала, как баушка Лукерья выманила ее из Тайболы и увезла сюда, как приезжал несколько
раз Акинфий Назарыч и как она
сама истомилась
в этой неволе.
На этот
раз Мыльников ошибся. Пока он прохлаждался
в кабаке, судьба Окси была решена: ее место заняла
сама любезная сестрица Марья Родионовна.
Зачем шатался на прииски Петр Васильич, никто хорошенько не знал, хотя и догадывались, что он спроста не пойдет время тратить. Не таковский мужик… Особенно недолюбливал его Матюшка, старавшийся
в компании поднять на смех или устроить какую-нибудь каверзу. Петр Васильич относился ко всему свысока, точно дело шло не о нем. Однако он не укрылся от зоркого и опытного взгляда Кишкина.
Раз они сидели и беседовали около огонька
самым мирным образом. Рабочие уже спали
в балагане.
— Нет… Я про одного человека, который не знает, куда ему с деньгами деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то какое: повернее
в десять
раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это
самое дело вот как знаю, потому как еще за казной набил руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
В следующий
раз Мыльников привез жене бутылку мадеры и коробку сардин, чем окончательно ее сконфузил. Впрочем, мадеру он выпил
сам, а сардинки велел сварить. Одним словом, зачудил мужик…
В заключение Мыльников обошел кругом свою проваленную избенку, даже постучал кулаком
в стены и проговорил...
—
В самый вы
раз мне подойдете, Марья Родионовна… Как на заказ.
Мыльников провел почти целых три месяца
в каком-то чаду, так что это вечное похмелье надоело наконец и ему
самому. Главное, куда ни приди — везде на тебя смотрят как на свой карман. Это,
в конце концов, было просто обидно. Правда, Мыльников успел поругаться по нескольку
раз со своими благоприятелями, но каждое такое недоразумение заканчивалось новой попойкой.
— И как еще напринималась-то!.. — соглашался Мыльников. — Другая бы тринадцать
раз повесилась с таким муженьком, как Тарас Матвеевич… Правду надо говорить. Совсем было измотал я семьишку-то, кабы не жилка… И удивительное это дело, тещенька любезная, как это во мне никакой совести не было. Никого, бывало, не жаль, а
сам в кабаке день-деньской, как управляющий
в конторе.
В другой
раз Ястребов привез с собой
самого Илью Федотыча, ездившего по промыслам для собственного развлечения.
— Да ты-то
разе прокурор?.. Ах, Ермолай, Ермолай… Дыра у тебя, видно, где-нибудь есть
в башке, не иначе я это
самое дело понимаю. Теперь
в свидетели потащат… ха-ха!.. Сестра милосердная ты, Ермошка…
—
В шахте… Заложил четыре патрона, поджег фитиля:
раз ударило, два ударило, три, а четвертого нет. Что такое, думаю, случилось?.. Выждал с минуту и пошел поглядеть. Фитиль-то догорел, почитай, до
самого патрона, да и заглох, ну, я добыл спичку, подпалил его, а он опять гаснет. Ну, я наклонился и начал раздувать, а тут ка-ак чебурахнет… Опомнился я уже наверху, куда меня замертво выволокли.
Сам цел остался, а зубы повредило,
сам их добыл…
— И еще как, дедушка… А перед
самым концом как будто стишала и поманила к себе, чтобы я около нее присел. Ну, я, значит, сел… Взяла она меня за руку, поглядела этак долго-долго на меня и заплакала. «Что ты, — говорю, — Окся: даст Бог, поправишься…» — «Я, — грит, — не о том, Матюшка. А тебя мне жаль…» Вон она какая была, Окся-то. Получше
в десять
раз другого умного понимала…
В другой
раз он спустился
в самую шахту и отыскал Родиона Потапыча
в забое, где он закладывал динамитные патроны для взрыва.
Захватив с собой топор, Родион Потапыч спустился один
в шахту.
В последний
раз он полюбовался открытой жилой, а потом поднялся к штольне. Здесь он прошел к выходу
в Балчуговку и подрубил стойки, то же
самое сделал
в нескольких местах посредине и у
самой шахты, где входила рудная вода. Земля быстро обсыпалась, преграждая путь стекавшей по штольне воде. Кончив эту работу, старик спокойно поднялся наверх и через полчаса вел Матюшку на Фотьянку, чтобы там передать его
в руки правосудия.
Неточные совпадения
Хлестаков. Это правда. Я, признаюсь,
сам люблю иногда заумствоваться: иной
раз прозой, а
в другой и стишки выкинутся.
Софья. Сегодня, однако же,
в первый
раз здешняя хозяйка переменила со мною свой поступок. Услышав, что дядюшка мой делает меня наследницею, вдруг из грубой и бранчивой сделалась ласковою до
самой низкости, и я по всем ее обинякам вижу, что прочит меня
в невесты своему сыну.
Произошел обычный прием, и тут
в первый
раз в жизни пришлось глуповцам на деле изведать, каким горьким испытаниям может быть подвергнуто
самое упорное начальстволюбие.
Бросились они все
разом в болото, и больше половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец, вылезли из трясины и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит
сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал
в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился
в пределы городского выгона, как тут же, на
самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй
раз возьмет приступом крепость Хотин.