Неточные совпадения
Не оставь, Сергевнушка, яви милость, а Аниську Красноглазиху и на глаза не пущай
к себе, не то,
пожалуй, и еще Бог знает чего наплетет.
Невзлюбила она Анисью Терентьевну и, была б ее воля, не пустила б ее на глаза
к себе; но Марко Данилыч Красноглазиху
жаловал, да и нельзя было идти наперекор обычаям, а по ним в маленьких городках Анисьи Терентьевны необходимы в дому, как сметана ко щам, как масло
к каше, — радушно принимаются такие всюду и, ежели хозяева люди достаточные да тороватые, гостят у них подолгу.
Здесь ярманка так просто чудо.
Одна лишь только в ней беда —
Что
к нам не
жалуют покуда
С карманом толстым господа!..
—
К нам, честные матери, милости просим, — молвил Петр Андреич Сушилин. — На хлебный караван на Софроновской пристани
пожалуйте. В третьей барже от нижнего края проживанье имеем. Всякий дорогу укажет, спросите только Сушилина. Не оставьте своим посещеньем, сделайте милость.
—
Пожалуй, пойдем, — согласилась Таифа, и старицы побрели по сыпучим наметанным у берега Оки пескам
к Гребновской пристани.
— А в будущем-то не
к кому,
пожалуй, будет и приехать, — грустно промолвила мать Таисея.
Самому бы идти
к другу-приятелю, да то вспало на ум, что, ежели станет он спешить чересчур, Доронин,
пожалуй, подумает: нет ли тут какого подвоха.
— Не забывайте нас, Дмитрий Петрович, — сказала на прощанье Татьяна Андревна, —
жалуйте почаще
к нам. Завсегда вам рады.
— Цен еще не обнаружилось, — преспокойно ответил Марко Данилыч, уписывая за обе щеки поросенка под хреном и сметаной. — Надо полагать, маленько поднимутся. Теперь могу тебе рубль восемь гривен дать…
Пожалуй, еще гривенку накину. Денег половину сейчас на стол, останная
к Рождеству. По рукам, что ли?
— «Закуски, — по складам почти читает Морковников. — Икра паюсная конторская…» Мимо — закуску мы уж заказали. «Мясное: лангет а ланглез, рулет де филе де феб, ескалоп о трюф». Пес их знает, что такое тут нагорожено!.. Кобылятина еще,
пожалуй, али собачье мясо… Слышишь? — строго обратился он
к улыбавшемуся половому.
— Милости просим, милости просим! Хоть всю осень гости́, хоть зимы прихвати — будем радехоньки, — говорил Сурмин вылезавшему из тележки Самоквасову. — Андрей, — обратился он
к старшему сыну, — вели своей хозяйке светелку для гостя прибрать, а Наталье молви, самовар бы ставила да чай в мастерской собрала бы. Милости просим, Петр Степаныч,
пожалуйте, ваше степенство, а ты, Сережа, тащи в светелку чемодан, — приказывал другому сыну Ермило Матвеич.
— Что ж? — покачав печально головою, сказала Манефа. — Не раз я тебе говорила втайне — воли с тебя не снимаю… Втайне!.. Нет, не то я хотела сказать — из любви
к тебе, какой и понять ты не можешь, буду,
пожалуй, и на разлуку согласна… Иди… Но тогда уж нам с тобой в здешнем мире не видеться…
— Нет уж, ты потрудись, пожалуйста. Ежели в самом деле нет, достань где-нибудь, — решительно сказал Смолокуров. — Не то сам знаешь: дружба дружбой, дело делом. Сердись на меня, не сердись, а ежели завтра не расплатишься, векселек-от я ко взысканью представлю… В Муром-от тогда,
пожалуй, и не угодишь, а ежели после десяти дней не расплатишься, так и
к Макарью не попадешь.
Они бы и в фомин понедельник опохмелились и Радуницу
к похмелью,
пожалуй, прихватили бы, да случилось, что вовсе пить перестали.
— Слышал, матушка, слышал и много тому порадовался, — молвил Марко Данилыч. — Думаю: теперь почаще будем видаться с нашей барышней… Когда сам
к ней с Дунюшкой съезжу, а когда и она, может быть,
к нам
пожалует…
— Ну, вот видите, а я уж и
пожаловала, — улыбаясь, сказала Марья Ивановна. — Прямо из Фатьянки… Еду в Рязань
к братьям Луповицким, а вы от прямой-то дороги всего верстах в двенадцати.
— Эти книги теперь очень редки, — заметила Марья Ивановна. — Иные можно купить разве на вес золота, а
пожалуй, и дороже. А иных и совсем нельзя отыскать. Сам Бог их послал тебе… Вижу перст Божий… Святый дух своею благостью, видимо, ведет тебя на путь истинного знания,
к дверям истинной веры… Блюди же светильник, как мудрая дева, не угашай его в ожидании небесного жениха.
— Это что такое? — вскрикнул Марко Данилыч, завидев Корнея. — От делов уехал без спросу, да и глаз еще не кажет… Сам хозяин изволь
к нему бежать… Я, брат, этого не больно
жалую.
—
К игумну-то письмецо, что ли,
пожалуете? Без того не пустит.
— Не испытывай, Степанушка, судеб Божиих, — сказал Пахом. — Не искушай Господа праздными и неразумными мыслями и словесами. Он, милостивый, лучше нас с тобой знает, что делает. Звезды небесные, песок морской,
пожалуй, сосчитаешь, а дел его во веки веков не постигнешь, мой миленький. Потому и надо предать себя и всех своих святой его воле.
К худу свят дух не приведет, все он творит
к душевной пользе избрáнных людей, некупленных первенцев Богу и агнцу.
Не в пример бы лучше было Марье Ивановне самой
к нам
пожаловать, здесь и повидалась бы она с Софронием.
— Тебе бы привязать его
к таратайке-то веревкой, не то,
пожалуй, соскочит, — советовал отец Анатолий, провожая Пахома.
— Нашу тайну через три либо четыре дня на фонарных столбах можно будет всякому читать… А вам,
пожалуй, сию ж минуту открою ее. Вот она, — сказал Меркулов, подавая Марку Данилычу приготовленное
к печати объявление о ценах. — Извольте читать.
— А все-таки не след ломать старое, — молвил Марко Данилыч. — Крой новый кафтан, да
к старому почаще прикидывай, а то,
пожалуй, не впору сошьешь.
— Матушка Екатерина, — отвечала Аграфена Ивановна. — Строгая была старица, разумная, благочестивая. Всяким делом управить умела. И предобрая была — как есть ангел во плоти, даром что на вид сурова и ровно бы недоступная. Настоящая всем мать была. И необидливая — все у нее рáвны бывали, что богатые, что бедные;
к бедным-то еще,
пожалуй, была милостивей.
«Господи! Что это? Что ему попритчилось? — думает Акулина. — Надо домашних повестить, всяко может случиться! Еще,
пожалуй,
к ответу притянут».
Обратиться не
к кому — никто не любил Смолокурова, а теперь каждый того еще опасался, что ежель поднимет его Бог с одра болезни, так,
пожалуй, добром с ним и не разделаешься — скажет, что обокрали его во время болезни, дела привели в расстройство.
— Да, — примолвила Аграфена Петровна. — Вот хоть и меня,
к примеру, взять. По десятому годочку осталась я после батюшки с матушкой. Оба в один день от холеры в больнице померли, и осталась я в незнакомом городу одна-одинешенька. Сижу да плачу у больничных ворот. Подходит тятенька Патап Максимыч. Взял меня, вспоил, вскормил, воспитал наравне с родными дочерьми и, мало того, что сохранил родительское мое именье, а выдавши замуж меня, такое же приданое
пожаловал, какое и дочерям было сготовлено…
Всегда они бывали людьми трезвыми и набожными, начальство за службу их
жаловало и большое имело
к ним доверие.
— Хоть все лазы облазил, а не нашел. Пришлет ли, нет ли леску, Бог его знает, а красненькую
пожаловал. Нам и то годится… А ведь Авдотья-то Марковна богачка страшная,
к тому и добра и милостива, как заметила я. Поди, не десять рублей даст Петровичу. Соверши, Господи, во благо ее возвращение в дом родительский! Такой богачки ни разу еще не приводилось Петровичу выручать из этого дома.
— Теперь никак нельзя. Весь дом,
пожалуй, перебулгачишь. Нет, уж вы лучше завтра утром пораньше приходите. Хозяева примут вас со всяким удовольствием — будьте в том несомненны. А поутру, как только проснется приезжая, я ей через комнатных девушек доведу, что вы ночью ее спрашивали, а сами пристали на постоялом дворе супротив нас. Может, и сама
к вам прибежит. Как только сказать-то ей про вас?
—
Пожалуйте. Наш больной приезду вашему обрадовался, ждет вас… Только одни ступайте
к нему и пробудьте не больше десяти минут; я, впрочем, за вами сам приду… Слез вам удержать нельзя, но скрепите себя, сколько возможно. Ни рыданий, ни вскриков, ни других порывов. Помните слова мои.
— А не то так,
пожалуй, мы и прынцессу твою
к уголовщине прицепим, — продолжал Корней. — Из Фатьянки-то всех фармазонов забрали, ищут и тамошнюю барыню Алымову. Не сегодня, так завтра и она будет за железной решеткой сидеть. А ведь всем известно, что твоя дочка с ней уехала — шабаш, что ли, ихний справлять, аль другое что. Верно говорю. Сгниет твоя прынцесса в остроге, и сундук ей впрок не пойдет… Все на суде расскажу. Давай же делиться. Где ключи-то? Под подушкой, что ли?
— С ним отчего ж не поговорить, — отвечала Аграфена Петровна, — только бы она не знала об этом. С недельку,
пожалуй, надо будет обождать, покамест они привыкнут друг
к другу.
— А ты пустяков не плети, — сказал Патап Максимыч. — Сейчас с Груней говорил и знаю, зачем ты приехал. Не
к ней
пожаловал и не
к Ивану Григорьичу, а
к кому-то другому.
А как вы
к тому городу не приписаны, так вам,
пожалуй, и не дозволят там проживать.
Еще,
пожалуй, придет ему на мысль, думаю я себе, не за милостью ли какой пришел я, и вот я
к нему ни ногой.
Послал я тогда большого сына в работу
к Патапу Максимычу, и возлюбил его Патап Максимыч паче всякой меры, деньгами
пожаловал, так что мы и токарню новую поставили, и животиной обзавелись, только уж такой спорыньи по хозяйству, как прежде была, у меня не стало.
Он застал жену без языка. Так и не пришлось ему двух слов сказать. На похоронах он громко подпевал городецким дьячкам — скитницы не
пожаловали петь
к Патапу Максимычу, очень уж сердилась на брата мать Манефа, — и сама не поехала и другим не велела ездить. Все ее слов послушались, никто из сбирательниц не приехал в Осиповку.
— Увидите и не узнаете прежнюю Фленушку, — говорила Таисея. — Ровно восемь месяцев, как она уж в инокинях. Все под руку подобрала, никто в обители без позволения ее шагу сделать не может. Строга была Манефа, а эта еще строже; как сам знаешь, первая была проказница и заводчица всех проказ, а теперь совсем другая стала; теперь вздумай-ка белица мирскую песню запеть, то́тчас ее под начал, да еще,
пожалуй, в чулан. Все у нее ходят, как линь по дну. Ты когда идти
к ней сбираешься?
Ну, да один-от день еще,
пожалуй, ничего, авось Бог милостив, а ежели дольше останешься в Комарове,
к Ермилу Матвеичу переходи, там дело безопаснее.
— Ты теперь в достатках, — сказала Дарья Сергевна, — и на будущее время Дуня тебя никогда не оставит своей помощью. Ежели захочешь жениться, за невестами дело не станет, найдется много. А мой бы совет:
к Богу обратиться, ты уж ведь не молоденький. Ты же, я думаю, живучи в полону,
пожалуй, и Христову-то веру маленько забыл. Так и надо бы тебе теперь вспомнить святоотеческие предания и примирить свою совесть с Царем Небесным.