Неточные совпадения
Гаврило. Зачем же мне его бросать, дядюшка Силантий?
Что я труда положил,
ты то подумай!
Силан. Ну да, как же! Испугался! С меня взять нечего. Я свое дело делаю, я всю ночь хожу, опять же собаки… Я хоть к присяге. Не токма
что вор, муха-то не пролетит, кажется. У
тебя где были деньги-то?
Курослепов. После.
Ты у меня… (Грозит). Слушай! Я, брат, ведь нужды нет,
что ты дядя. А у меня, чтоб всё, двери, замки, чтоб все цело! Пуще глазу, как зеницу ока, береги. Мне из-за вас не разориться.
Силан. Знаю я,
что ты и прежде через забор лазил, да раз на раз не приходит; прежде взыску не было, а теперь вон две тысячи рублей пропало. Вот оно
что значит вас баловать!
Вася. Да полно
тебе мудрить-то надо мной.
Что ты меня за ворот-то держишь?
Силан. А вот
что: не свести ли мне
тебя к хозяину покудова?
Силан (отпускает). Ну, бог с
тобой. Сиди здесь! Только чтоб честно и благородно; а ежели
что, сейчас руки назад и к хозяину. Понял?
Гаврило.
Что тебя не видать давно?
Гаврило.
Что же
ты, какие диковины видел у Хлынова?
Вася. Ум такой имеет в себе. Уж каких-каких только прихотей своих он не исполняет! Пушку купил. Уж
чего еще!
Ты только скажи! А? Пушку!
Чего еще желать на свете?
Чего теперь у него нет? Все.
Гаврило.
Что ж
ты у него делал?
Курослепов. Кому я говорю! Глух
ты,
что ли! Иди сейчас сюда на глаза и с бандурой!
Наркис. И то мужик, я себя барином и не ставлю.
Что ты меня из кучеров-то приказчиком произвела, экономом, —
ты думаешь,
что я сейчас барином и стал для
тебя, как же!
Ты выправь мне такой лист, чтобы был я, как есть, природный дворянин, да тогда учтивости от меня и спрашивай.
Матрена.
Что ты выдумываешь-то,
чего невозможно!
Матрена.
Что ты какой неласковый сегодня?
Матрена.
Что ж,
ты боишься,
что ли?
Матрена.
Ты что вышел-то?
Тебе не нужно ль
чего?
Наркис. А для
чего ж мне
тебя не грабить, коли я могу.
Что же я теперича за дурак,
что мне от своего счастья отказываться!
Матрена. Ах
ты… Боже мой милостивый…
что мне с
тобой делать!
Наркис. Вот еще, очень нужно! Мне какое дело! Стану я для
тебя голову ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а как сейчас
что в голову придет, вот и конец.
Наркис. И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то я таких делов наделаю,
что и не расчерпаешь.
Чего душа моя желает, чтоб это было! И пожалуйста,
ты меня не задерживай. Вот
тебе и сказ. Больше я с
тобой разговаривать теперь не в расположении. (Уходит).
Параша. Вынула
ты из меня все сердце, вынула.
Что тебе нужно от меня? (Становится прямо против нее).
Матрена. Как
что нужно, как
что нужно? Первый мой долг, я
тебя соблюдать должна!
Параша. Нечего
тебе придумывать-то,
чего быть не может. Не в
чем тебе отвечать, сама
ты знаешь; только ненависть
тебя разжигает.
Что, я мешаю
тебе,
что ли,
что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас,
что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли
ты, на воле, на своей воле, как мне хочется.
Параша. За
что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли времени я сама своя-то? А то ведь я — все чужая, все чужая. Молода — так отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина раба беспрекословная. Так отдам ли я
тебе эту волюшку, дорогую, короткую. Все, все отнимите у меня, а воли я не отдам… На нож пойду за нее!
Курослепов. Матрена!
Что тебя не дозовешься!
Матрена (Силану). И сохрани
тебя господи!
Что я с
тобой… (Курослепову).
Ты дочь избаловал,
ты! У вас один умысел, погубить вы меня хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.
Курослепов. Ну,
что тут еще!
Что за базар! Покорись,
тебе говорят.
А коли
ты меня станешь останавливать, так докажу я вам,
что значит у девки волю отнимать.
Браниться мне с
тобой совесть не велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а
тебе вот
что скажу.
Силан.
Что нюхать,
что нюхать, братец
ты мой? Стар стал, ничего не действует; не доходит. Ежели
ты мне, — так стекла клади больше, — чтоб он бодрил… встряхивал, — а это
что! Нет,
ты мне, чтоб куражил, до мозгов доходил.
Параша. Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который
ты раз меня спрашиваешь! Ведь
ты знаешь,
что я другого люблю, так
чего ж
тебе?
Параша. А напредки, голубчик,
что будет, один бог знает; разве я в своем сердце вольна? Только, пока я Васю люблю, уж
тебе нечего приставать.
Ты погляди-ка лучше, не подошел бы кто, мне с ним поговорить нужно…
Параша. Ну, так
что ж?
Ты знаешь, в здешнем городе такой обычай, чтобы невест увозить. Конечно, это делается больше по согласию родителей, а ведь много и без согласия увозят; здесь к этому привыкли, разговору никакого не будет, одно только и беда: отец, пожалуй, денег не даст.
Параша. А
что ж за важность, милый
ты мой! У
тебя руки, у меня руки.
Параша.
Ты по воле ходишь, а я-то, голубчик, подумай,
что терплю. Я
тебе говорю по душе: нехватает моего терпенья, нехватает!
Параша. Вася, нешуточные это слова, — пойми
ты! Видишь
ты, я дрожу вся. Уж коли я говорю,
что терпенья нехватает, — значит, скоро ему конец.
Параша.
Что ты пуглив больно!
Ты вот слов моих испугался, а кабы
ты в душу-то мою заглянул,
что там-то! Черно, Вася, черно там. Знаешь ли
ты,
что с душой-то делается, когда терпенью конец приходит? (Почти шопотом). Знаешь ли
ты, парень, какой это конец-то, где этот конец-то терпенью?
Вася. Да видит бог!… Ну, вот,
что ж мне! Нешто не жаль,
ты думаешь!
Параша. Да
ты слышал,
что я
тебе сказала?
Что ж, я обманываю
тебя, лишнее на себя наговариваю? (Плачет).
Параша. Слышал
ты, слышал? Даром я,
что ль, перед
тобой сердце-то из груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой
ты человек? Дрянной
ты,
что ли?
Что слово,
что дело — у меня все одно.
Ты меня водишь,
ты меня водишь, — а мне смерть видимая. Мука нестерпимая, часу мне терпеть больше нельзя, а
ты мне: «Когда бог даст; да в Москву съездить, да долги получить»! Или
ты мне не веришь, или
ты дрянь такая на свет родился,
что глядеть-то на
тебя не стоит, не токмо
что любить.
Вася. Ну,
что ж
ты так? Вот вдруг…
Параша. За
что ж это, господи, наказанье такое!
Что ж это за парень,
что за плакса на меня навязался! Говоришь-то
ты, точно за душу тянешь. Глядишь-то, точно украл
что. Аль
ты меня не любишь, обманываешь? Видеть-то
тебя мне тошно, только
ты у меня духу отнимаешь. (Хочет итти).
Вася.
Что ж
ты так в сердцах-то уходишь, нетто так прощаются?
Что ты в самом деле! (Обнимает ее).
Гаврило. И как должно быть это приятно, в такую погоду, вечерком, и с девушкой про любовь говорить!
Что в это время чувствует человек? Я думаю, у него на душе-то точно музыка играет. Мне вчуже было весело,
что ты с Прасковьей Павлиновной говорил; а каково
тебе?
Вася. Об
чем хочешь, только чтоб вольность в
тебе была, развязка.
Вася. Ну, и
что ж из этого? Для
чего уж
ты об себе так мечтаешь? К
чему это ведет? Это даже никак понять невозможно.
Гаврило.
Что тут не понять? Все
тебе ясно. А вот
что горько:
что вот с этакой-то я душой, а достанется мне дрянь какая-нибудь, какую и любить-то не стоит, а все-таки я ее любить буду; а хорошие-то достаются вам, прощалыгам.
Вася.
Что ж,
ты эту всю прокламацию рассказываешь девкам аль нет?