Неточные совпадения
Константин. Огуревна,
что ты тут делаешь?
Ольга. Об
чем же
ты будешь разговаривать?
Константин (отстраняя жену). Марш за шлам-баум! Нечего
тебе там делать. Разговор будет умственный. Тетенька и Аполлинария Панфиловна должны сейчас сюда прийти: либо их попросят вон, либо они сами догадаются,
что при нашем разговоре они ни при
чем, а только мешают; потому это дело на много градусов выше женского соображения. (Уходит налево.)
Аполлинария Панфиловна. А
ты ему шуметь-то много не давай, другой самовар ворчливее хозяина, расшумится так,
что и не уймешь.
Каркунов. Как за
что? Я
тебе шепнул: «Приезжай, мол», — а
ты и приехал.
Каркунов. «Пиши», ишь
ты!
что я напишу,
что я знаю! Как напьемся хорошенько, так «мыслете» писать наше дело; а перо-то возьмешь, так ведь надо, чтоб оно слушалось. А коли не слушается, так
что ж
ты тут! Ничего не поделаешь.
Каркунов. Так, так, с божьего благословения; нельзя без этого, это уж первое дело. (Константину.)
Ты незваный пришел, так вот
тебе бумага и карандаш. Пиши! (Отдает бумагу и карандаш.) Пиши,
что сказано.
Халымов. Да как не задумаешься; дело большого рассудка требует. А
ты вели принести образчиков, да который
тебе к лицу, тот и обозначь; узорчик повеселей выбери. Да вот еще забыли, прежде всего надо: «Находясь в здравом уме».
Что забыли-то! Да и вправду, в здравом мы уме аль нет?
Халымов. Ну,
чего это стоит, то
ты и дай ей; да уж и не печалься больше, пусть живет, как сама знает.
Каркунов. А вот как: ни жене, ни племяннику ничего, так разве малость какую. На них надежда плоха, они не умолят. Все на бедных, неимущих, чтобы молились. Вот и распиши!
Ты порядок-то знаешь: туда столько, в другое место столько, чтобы вечное поминовение, на вечные времена… на вечные. А вот
тебе записочка,
что у меня есть наличными и прочим имуществом. (Достает из кармана бумажку и подает Халымову.)
Халымов. Как же
ты жену-то обидишь, за
что?
Халымов. Напишу,
что с
тобой делать! Только будет ли польза душе-то?
Константин. Здорово живешь. К расчету ближе.
Ты, по своим трудам, стоишь много, а ему жаль
тебе прибавить; ну, известное дело, придерется к
чему, расшумится, да и прогонит. У них, у хозяев, одна политика-то.
Константин. Погоди!
Ты вспомни,
чему я
тебя учил.
Ераст. Кто плох? Я-то?.. Кабы
ты знал, так не говорил бы,
что я плох. Я свое дело знаю, да ничего не поделаешь. Первым долгом, надо женщину хвалить в глаза; таким манером какую хочешь донять можно. Нынче скажи — красавица, завтра — красавица, она уши-то и распустит, и напевай ей турусы на колесах! А уж коли стала слушать, так заговорить недолго.
Ераст. Однако ловко! Да
что ты дурака,
что ль, нашел?
Константин. Погоди!
Что болтаешь зря, не разобравши дела!
Ты слушай да понимай!
Тебя все равно дня через два-три дядя прогонит, уж он говорил, так
что тебе жалеть-то себя! Так, ни с
чем уйдешь; а коли мне, через твою услугу, дядино состояние достанется, так я
тебя озолочу.
Константин. Это точно, это
ты правду говоришь. И не верь мне на слово никогда, я обману. Какое я состояние-то ухнул — отобрали все. А отчего? Оттого,
что людям верил. Нет, уж теперь шабаш; и я людям не верю, и мне не верь.
Ты на совесть мою, пожалуйста, не располагайся; была когда-то, а теперь ее нет. Это я
тебе прямо говорю. Бери документ! Хочешь две-три тысячи, ну, хочешь пять?
Ераст. Да
что с
тебя возьмешь по документу-то?
Ераст (подумав). Вот
что, слушай! Которое
ты дело мне сейчас рекомендуешь, довольно оно подлое. Пойми
ты! Довольно подлое.
Константин. Да разве я говорю
тебе,
что оно хорошее? И я так считаю,
что оно подлое. Только я за него деньги плачу. Разбирай, как знаешь! Пять тысяч, да на голодные-то зубы, да тому, кто их никогда у себя не видывал… тоже приятность имеют.
Ераст.
Ты сегодня
что делаешь?
Каркунов. О
чем плакать!
что за слезы! Не о том речь! А
ты вот
что, кума:
ты спроси у лошади, как ей лучше, свободней: в хомуте или без хомута! А баба-то ведь хомут.
Каркунов.
Чего еще спрашиваешь? Аль
ты свою службу забыл? У
тебя ведь одно дело-то: по ночам пьяного дядю домой провожать.
Вера Филипповна (взглянув на Ераста). Отчего же
ты думаешь,
что мне неприятно?
Вера Филипповна. Да, хорошо, хорошо! Вижу,
что ты скромный и хороший человек. Я таких люблю. Хорошего человека нельзя не полюбить… Кого ж и любить, коль не хороших людей! Ну, покуда прощай!
Иннокентий. Либо у
тебя разум младенческий, либо
ты уж очень в вере крепка.
Что ты мне рацеи-то читаешь! Я сам умнее
тебя. Молчи, говорят
тебе, замкни уста свои; а то я такую печать наложу на них!.. Давай кошелек!
Константин. Да об
чем с
тобой разговаривать-то;
что ты знаешь?
Константин.
Что «проходи»!
Ты человек нужный. Надо
тебя испробовать: словами-то все можно сказать.
Иннокентий. Невозможно.
Ты не только
что не выпьешь,
ты руками не подымешь того,
что я могу выпить.
Константин. Коли правда, мне же лучше; я на
тебе большие капиталы наживу. (Ерасту.) Ну, я теперь его понял, мы с ним и едем.
Что у вас с теткой будет, извести!
Константин.
Ты слышал,
что я
тебе сказал?
Константин.
Ты человек голодный;
чем ты живешь?
Иннокентий.
Ты что за духовник?
Константин. Место хорошее! Ну, поедем! Только
ты теперь держи себя, братец, в струне. С хорошими людьми в компании будешь, с купцами с богатыми. Надо
тебе русское платье достать. Скажем,
что ты с Волги, из Рыбинска, из крючников.
Константин. Ведь
тебе умирать бы с голоду в другом месте; а Москва-то матушка
что значит! Здесь и такие, как
ты, надобны.
Вера Филипповна. Да на
что ж
тебе меня видеть?
Тебе хозяин нужен, а не я.
Вера Филипповна. Нет, нет,
ты, пожалуйста, не думай! Я нисколько не горда, а только
что мне стыдно, когда меня благодарят; я ничего такого особенного… а
что только должное…
Вера Филипповна. Да про
что ты?
Вера Филипповна. Нет, нет,
что ты… Бог с
тобой! Ну, я, я…
Ераст. Нет, может-с. Положим так,
что в ней любви такой уж не будет; да это ничего-с. Вы извольте понять,
что такое сирота с малых лет. Ласки не видишь, никто
тебя не пожалеет, а ведь горе-то частое. Каково сидеть одному в углу да кулаком слезы утирать? Плачешь, а на душе не легче, а все тяжелей становится. Есть ли на свете горчее сиротских слез? А коли есть к кому прийти с горем-то, так совсем другое дело: приляжешь на грудь с слезами-то, и она над
тобою заплачет, вот сразу и легче, вот и конец горю.
Вера Филипповна (задумчиво). Не надо, мой друг;
ты знаешь,
что я не люблю.
Вера Филипповна. Да я, дружок, только насчет поцелуев-то; а побеседовать с
тобой, посоветовать
что, потужить вместе я, пожалуй, и вперед не откажусь.
Вера Филипповна. Да
что ж мне до
тебя! Хочешь оставайся, хочешь — домой ступай.
Вера Филипповна.
Чего ж
тебе! Я приехала молиться,
ты тоже; я себя знаю, и
ты свое место понимай.
Вера Филипповна.
Что ты, бог с
тобой! Какие
ты слова говоришь!
Вера Филипповна.
Что ты,
что ты, опомнись!
Вера Филипповна. Да нет,
что ты, какая свобода!
Ты перестань глупости-то!..