Неточные совпадения
— Ну
да так, братец, нельзя
же — соседи!.. И Александра Григорьевна все вон говорит,
что очень любит меня, и поди-ка какой почет воздает мне супротив всех!
—
Да, поди, взыщи; нет уж, матушка, приучил теперь; поди-ка: понажми только посильнее, прямо поскачет к губернатору с жалобой,
что у нас такой и сякой исправник: как
же ведь — генерал-адъютантша, везде доступ и голос имеет!
—
Да это
что же? С великим нашим удовольствием; сумеет ли только!
—
Да это
что же?.. Все равно! — отвечал jeune-premier, совершенно не поняв того,
что сказал ему Николай Силыч: он был малый красивый, но глуповатый.
—
Да за
что же и не хвалить-то его? — отвечал Насосыч и залился самым добродушным смехом. Он даже разговаривал о спиртных напитках с каким-то особенным душевным настроением.
— Ну
да, как
же ведь, благодетель!.. Ему, я думаю, все равно, куда бы ты ни заехал — в Москву ли, в Сибирь ли, в Астрахань ли; а я одними мнениями измучусь, думая,
что ты один-одинехонек, с Ванькой-дураком, приедешь в этакой омут, как Москва: по одним улицам-то ходя, заблудишься.
—
Да, десятым — то
же,
что и из лавры нашей! — подтвердил настоятель. — А у вас так выше, больше одним рангом дают, — обратился он с улыбкой к правоведу, явно желая показать,
что ему небезызвестны и многие мирские распорядки.
—
Да почему
же вы думаете,
что нам не дают общего образования? — продолжал возражать обиженным тоном правовед.
—
Да ведь всему
же, братец, есть мера; я сам человек печный, а ведь уж у них — у него вот и у покойницы, — если заберется
что в голову, так словно на пруте их бьет.
— И папенька-то ваш тоже, — продолжал Макар Григорьев тем
же сердитым голосом, — пишет: «Прими сына!»
Да что у меня, апартаменты,
что ли, какие настроены в Москве?
—
Да как
же вы не знаете, Неведомов!.. Это наконец нечестно: когда вас мыслью, как вилами, прижмут к стене, вы говорите,
что не знаете, — горячился Салов.
—
Да, не измените! — произнесла она недоверчиво и пошла велеть приготовить свободный нумер; а Павел отправил Ивана в гостиницу «Париж», чтобы тот с горничной Фатеевой привез ее вещи. Те очень скоро исполнили это. Иван, увидав,
что горничная m-me Фатеевой была нестарая и недурная собой, не преминул сейчас
же начать с нею разговаривать и любезничать.
—
Да ведь, это
что же, — вмешался в разговор, слегка покраснев, Замин, — у меня есть троюродный брат, моложе меня — и уж секретарем теперь.
—
Да не выдадут
же, говорят тебе! — кричала Марья из коридора, в который она ушла. — Я — не Клеопатры Петровны, а баринова. Он меня и за то уж съест теперь,
что я с барыней уезжала.
—
Да эта
же самая Катерина Гавриловна Плавина; слава богу,
что она и случилась тут: сейчас все ящики, сундуки и комоды опечатала, послала к священникам и за становым. Тот опять тоже переписал все до последнего ягненка.
—
Да потому,
что если взять того
же батарейного командира, конечно, он получает довольно… но ведь он всех офицеров в батарее содержит на свой счет: они у него и пьют и едят, только не ночуют, — в кармане-то в итоге ничего и не осталось.
— Вы согласитесь,
что полковой командир может и сэкономить, может и не сэкономить — это в его воле; а между тем, извольте видеть,
что выходит: он будет сдавать полк, он не знает еще, сколько с него будущий командир потребует, —
что же, ему свои,
что ли, деньги в этом случае прикладывать;
да иногда их и нет у него…
—
Да в
чем же мне с тобой быть откровенной? — спросила Мари, как будто бы ей, в самом деле, решительно нечего было скрывать от Павла.
— Отчего
же никому? — произнес протяжно Салов: у него в это время мелькнула мысль: «За
что же это он меня одного будет этим мучить, пусть и другие попробуют этой прелести!» У него от природы была страсть хоть бы чем-нибудь
да напакостить своему ближнему. — Вы бы позвали и других ваших знакомых: Марьеновского, как этих, — Замина и Петина; я думаю, перед более многочисленной публикой и читать приятнее?
—
Да в
чем же сумнительно-то может быть в делах? — спросил Вихров.
Ванька вспомнил,
что в лесу этом
да и вообще в их стороне волков много, и страшно струсил при этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать на весь лес,
да как будто бы человек десять кричали, и в то
же время
что есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой усадьбы; но тут сообразил,
что Петр, пожалуй, увидит,
что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив в конюшню, пошел к барину.
— Ну, и грубили тоже немало, топором даже граживали, но все до случая как-то бог берег его; а тут, в последнее время, он взял к себе девчорушечку
что ни есть у самой бедной вдовы-бобылки, и девчурка-то действительно плакала очень сильно; ну, а мать-то попервоначалу говорила: «
Что, говорит, за важность: продержит,
да и отпустит
же когда-нибудь!» У этого
же самого барина была еще и другая повадка: любил он, чтобы ему крестьяне носили все,
что у кого хорошее какое есть: капуста там у мужика хороша уродилась, сейчас кочень капусты ему несут на поклон; пирог ли у кого хорошо испекся, пирога ему середки две несут, — все это кушать изволит и похваливает.
—
Да уж
что же делать, коли надо, — отвечал Захаревский, разводя руками.
В свет она не ездит, потому
что у нас свету этого и нет,
да и какая
же неглупая женщина найдет себе в этом удовольствие; читать она, вследствие своего недовоспитания, не любит и удовольствия в том не находит; искусств, чтобы ими заняться, никаких не знает; детей у нее нет, к хозяйству тоже не приучена особенно!..
—
Да кто
же может, кто? — толковал ему Живин. — Все мы и пьем оттого,
что нам дела настоящего, хорошего не дают делать, — едем, черт возьми, коли ты желаешь того.
—
Да как
же, помилуйте, судырь: татарам, черемисам и разным всяким идолопоклонникам, и тем за их веру ничего, —
чем же мы-то провиннее других?
—
Да это
что же, — ответил голова. — Мы на моленьях наших ничего худого не делаем.
—
Да мы сейчас
же, судно у меня готово, совсем снаряжено, — проговорил голова, очень довольный,
что ему позволили самому до города довезти святыню.
—
Да, не деревянный! — отвечал Петр Петрович. — Меня в Москве, по случаю его, к обер-полицеймейстеру призывали. «Нельзя, говорит, носить такой палки, вы убить ею можете!» — «
Да я, говорю, и кулаком убить могу;
что же, мне и кулаков своих не носить с собой?»
— Непременно начнет коробить — и мне самому гораздо бы лучше было и выгоднее класть сухую землю, потому
что ее легче и скорее наносили бы, но я над богом власти не имею: все время шли проливные дожди, — не на плите
же мне было землю сушить;
да я, наконец, пробовал это, но только не помогает ничего, не сохнет; я обо всем том доносил начальству!
—
Да поцелуйтесь
же, господи, на прощанье-то! Гадко ведь видеть даже вас! — воскликнула Катишь, видя,
что Вихров стоит только перед Фатеевой и пожимает ей руку.
—
Да, — отвечала Мари. — Но скажите,
что же больной наш? — прибавила она дрожащим голосом.
—
Да, а в то
же время, — подхватил Абреев, — мы имеем обыкновение повально обвинять во всем правительство; но
что же это такое за абстрактное правительство, скажите, пожалуйста?
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков.
Да к
чему же говорить? я и без того их знаю.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика
да бутылки толстобрюшки!
Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий.
Да я так только заметил вам. Насчет
же внутреннего распоряжения и того,
что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать.
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.