Неточные совпадения
Здесь молодой человек (может
быть, в первый раз) принес некоторую жертву человеческой природе: он начал страшно, мучительно ревновать
жену к наезжавшему иногда к ним исправнику и выражал это тем, что бил ее не на живот, а на смерть.
— И трудно, ваше высокопревосходительство, другим такие иметь: надобно тоже, чтобы посуда
была чистая, корова чистоплотно выдоена, — начала
было она; но Ардальон Васильевич сурово взглянул на
жену. Она поняла его и сейчас же замолчала: по своему необразованию и стремительному характеру, Маремьяна Архиповна нередко таким образом провиралась.
Жена у него
была женщина уже не первой молодости, но еще прелестнейшая собой, умная, добрая, великодушная, и исполненная какой-то особенной женской прелести; по рождению своему, княгиня принадлежала к самому высшему обществу, и Еспер Иваныч, говоря полковнику об истинном аристократизме, именно ее и имел в виду.
— А ты вот что скажи мне, — продолжал полковник, очень довольный бойкими ответами солдата, —
есть ли у тебя
жена?
Работа Плавина между тем подвигалась быстро; внимание и удовольствие смотрящих на него лиц увеличивалось. Вдруг на улице раздался крик. Все бросились к окну и увидели, что на крыльце флигеля, с удивленным лицом, стояла
жена Симонова, а посреди двора Ванька что-то такое кричал и барахтался с будочником. Несмотря на двойные рамы, можно
было расслышать их крики.
Для казацких штанов
был куплен красный коленкор, из которого
жена Симонова накроила и нашила широчайшие шальвары.
Другие действующие лица тоже не замедлили явиться, за исключением Разумова, за которым Плавин принужден
был наконец послать Ивана на извозчике, и тогда только этот юный кривляка явился; но и тут шел как-то нехотя, переваливаясь, и увидя в коридоре
жену Симонова, вдруг стал с нею так нецеремонно шутить, что та сказала ему довольно сурово: «Пойдите, барин, от меня, что вы!»
Сочинение это произвело, как и надо ожидать, страшное действие… Инспектор-учитель показал его директору; тот —
жене;
жена велела выгнать Павла из гимназии. Директор, очень добрый в сущности человек, поручил это исполнить зятю. Тот, собрав совет учителей и бледный, с дрожащими руками, прочел ареопагу [Ареопаг — высший уголовный суд в древних Афинах, в котором заседали высшие сановники.] злокачественное сочинение; учителя, которые
были помоложе, потупили головы, а отец Никита произнес, хохоча себе под нос...
Жена богатого и старинного подрядчика-обручника, постоянно проживавшего в Москве, она, чтобы ей самой
было от господ хорошо и чтобы не требовали ее ни на какую барскую работу, давным-давно убедила мужа платить почти тройной оброк; советовала ему то поправить иконостас в храме божием, то сделать серебряные главы на церковь, чтобы таким образом, как
жене украшателя храма божия, пользоваться почетом в приходе.
— Второй год уж!.. Там профессора или пьянствуют или с
женами ссорятся: что же мне
было при этом присутствовать? — проговорил поспешно Салов.
— Вот на что я могу согласиться, — начал он, — я
буду брать у тебя деньги под расписку, что тотчас же после смерти отца отпущу тебя и
жену на волю.
Я знала, что я лучше, красивее всех его возлюбленных, — и что же, за что это предпочтение; наконец, если хочет этого, то оставь уж меня совершенно, но он напротив, так что я не вытерпела наконец и сказала ему раз навсегда, что я
буду женой его только по одному виду и для света, а он на это только смеялся, и действительно, как видно, смотрел на эти слова мои как на шутку; сколько в это время я перенесла унижения и страданий — и сказать не могу, и около же этого времени я в первый раз увидала Постена.
Оклеить стены обоями он тоже взял на себя и для этого пришел уже в старой синей рубахе и привел подсоблять себе
жену и малого сынишку; те у него заменяли совсем мастеровых, и по испуганным лицам их и по быстроте, с которой они исполняли все его приказания, видно
было, что они страшно его боялись.
Дело, впрочем, не совсем
было так, как рассказывала Клеопатра Петровна: Фатеев никогда ничего не говорил Прыхиной и не просил ее, чтобы
жена к нему приехала, — это Прыхина все выдумала, чтобы спасти состояние для своей подруги, и поставила ту в такое положение, что,
будь на месте Клеопатры Петровны другая женщина, она, может
быть, и не вывернулась бы из него.
— На ваше откровенное предложение, — заговорил он слегка дрожащим голосом, — постараюсь ответить тоже совершенно откровенно: я ни на ком и никогда не женюсь; причина этому та: хоть вы и не даете никакого значения моим литературным занятиям, но все-таки они составляют единственную мою мечту и цель жизни, а при такого рода занятиях надо
быть на все готовым: ездить в разные местности, жить в разнообразных обществах, уехать, может
быть, за границу, эмигрировать,
быть, наконец, сослану в Сибирь, а по всем этим местам возиться с
женой не совсем удобно.
Я тебя, по старой нашей дружбе, хочу предостеречь в этом случае: особа эта очень милая и прелестная женщина, когда держишься несколько вдали от нее, но вряд ли она
будет такая, когда сделается чьей бы то ни
было женою; у ней, как у Януса [Янус — римское божество дверей, от латинского слова janua — дверь.
Здесь ни мать, ни отец не могли досмотреть или остановить своей дочери, ни муж даже
жены своей, потому что темно
было: гуляй, душа, как хочется!..
Дом блестящего полковника Абреева находился на Литейной; он взял его за
женой, урожденной княжной Тумалахановой. Дом прежде имел какое то старинное и азиатское убранство; полковник все это выкинул и убрал дом по-европейски.
Жена у него, говорят,
была недальняя, но красавица. Эту прекрасную партию отыскала для сына еще Александра Григорьевна и вскоре затем умерла. Абреев за
женой, говорят, получил миллион состояния.
Все это
было принесено. Следователи сели. Ввели двух баб: одна оказалась
жена хозяина, старуха, — зачем ее держали и захватили — неизвестно!
— У вас
есть дело об убийстве крестьянином Ермолаевым
жены своей? — спросил его прямо Вихров.
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, — дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел, говорит, я к пастуху попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя, говорит,
было: у нас сегодня ночью у хозяина сын
жену убил».
Он рассказывает это, а я самое дело-то читаю… складно да ладно там написано: что
была жена у Парфена Ермолаева, что жили они согласно и умерла она по воле божьей.
Пришли: старик отец, старуха
жена его, девка-работница, а парня не
было.
— Мы точно что, судырь, — продолжал тот же мужик, покраснев немного, — баяли так, что мы не знаем. Господин, теперича, исправник и становой спрашивают: «Не видали ли вы, чтобы Парфенка этот бил
жену?» — «Мы, говорим, не видывали; где же нам видеть-то? Дело это семейное, разве кто станет
жену бить на улице? Дома на это
есть место: дома бьют!»
— Вот видишь,
есть подозрение, братец, что
жена твоя убита; не подозреваешь ли ты кого-нибудь?
— Да-с. Все смеялась она: «
Жена у тебя дура, да ты ее очень любишь!» Мне это и обидно
было, а кто ее знает, другое дело: может, она и отворотного какого дала мне. Так пришло, что женщины видеть почесть не мог: что ни сделает она, все мне
было не по нраву!
— И у него на все это и удостоверения
есть от полиции, — пояснил опять за
жену сам Пиколов.
— Да я уж на Низовье жил с год, да по
жене больно стосковался, — стал писать ей, что ворочусь домой, а она мне пишет, что не надо, что голова стращает: «Как он, говорит, попадется мне в руки, так сейчас его в кандалы!..» — Я думал, что ж, мне все одно в кандалах-то
быть, — и убил его…
В молодости Петр Петрович
был гусар, увез себе
жену по страсти, очень ее любил, но она умерла, и он жил теперь вдовцом, подсмеиваясь и зубоскаля над всем божьим миром.
— Оттого, что по ихней вере прямо говорится:
жена дана дьяволом, то
есть это значит: поп венчал, а девки — богом… С девками все и живут, и, вдобавок, еще ни одна из них и ребят никогда не носит.
Поутру он, часу в девятом, приехал в церковь. Кроме Катишь, которая
была в глубоком трауре и с плерезами, он увидел там Живина с
женою.
Вихров слушал обеих дам с полуулыбкою, но Живин, напротив, весь
был внимание: ему нравилось и то, что говорила
жена, и то, что говорила Эйсмонд; но дамы, напротив, сильно не понравились друг другу, и Юлия даже по этому случаю имела маленькую ссору с мужем.
— Она мало что говорила неумно, но она подло говорила: для нее становой пристав и писатель — одно и то же. Эта госпожа, должно
быть, страшная консерваторша; но, впрочем, что же и ожидать от
жены какого-нибудь господина генерала; но главное — Вихров, Вихров тут меня удивляет, что он в ней нашел! — воскликнула Юлия, забыв от волнения даже сохранить поверенную тайну.
— Легко ли мне
было отвечать на него?.. Я недели две
была как сумасшедшая; отказаться от этого счастья — не хватило у меня сил; идти же на него — надобно
было забыть, что я
жена живого мужа, мать детей. Женщинам, хоть сколько-нибудь понимающим свой долг, не легко на подобный поступок решиться!.. Нужно очень любить человека и очень ему верить, для кого это делаешь…
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом и утирая кулаком будто бы слезы, — посвящена памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу день и ночь
пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле
жены: «Ты для меня трудилась на поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на поле труда и пота!»
—
Жена мне сказывала, что вы
были тяжко больны!
—
Есть это,
есть! Дело в том, что вы и сами в отношении там одной своей привязанности
были со мной откровенны, и потому я хочу говорить с вами прямо: у меня
есть там на стороне одна госпожа, и я все думаю, что не это ли
жену огорчает…