Неточные совпадения
Никто уже
не сомневался в ее положении; между тем сама Аннушка, как ни тяжело ей было, слова
не смела пикнуть о своей дочери — она хорошо
знала сердце Еспера Иваныча: по своей стыдливости, он скорее согласился бы умереть, чем признаться в известных отношениях с нею или с какою бы то ни было другою женщиной: по какому-то врожденному и непреодолимому для него самого чувству целомудрия, он как бы
хотел уверить целый мир, что он вовсе
не знал утех любви и что это никогда для него и
не существовало.
Одно новое обстоятельство еще более сблизило Павла с Николаем Силычем. Тот был охотник ходить с ружьем. Павел, как мы
знаем, в детстве иногда бегивал за охотой, и как-то раз, идя с Николаем Силычем из гимназии, сказал ему о том (они всегда почти из гимназии ходили по одной дороге,
хотя Павлу это было и
не по пути).
— И сам еще
не знаю! — отвечал Павел, но таким тоном, которым явно
хотел показать, что он —
не то что сам
не знает, а
не хочет только говорить ей об этом.
В последние именины повторилось то же, и
хотя Вихров
не хотел было даже прийти к нему,
зная наперед, что тут все будут заняты картами, но Салов очень его просил, говоря, что у него порядочные люди будут; надобно же, чтоб они и порядочных людей видели, а то
не Неведомова же в подряснике им показывать.
— Хвалю и одобряю! — произнес Салов. — Я сам,
хотя и меняю каждый день женщин, но
не могу, чтобы около меня
не было существа, мне преданного. Наклонность,
знаете, имею к семейной жизни.
Я
знала, что я лучше, красивее всех его возлюбленных, — и что же, за что это предпочтение; наконец, если
хочет этого, то оставь уж меня совершенно, но он напротив, так что я
не вытерпела наконец и сказала ему раз навсегда, что я буду женой его только по одному виду и для света, а он на это только смеялся, и действительно, как видно, смотрел на эти слова мои как на шутку; сколько в это время я перенесла унижения и страданий — и сказать
не могу, и около же этого времени я в первый раз увидала Постена.
«Завален работою, а в собрание, однако, едет!» — подумала Клеопатра Петровна и от такого невнимания Вихрова даже заболела. Катишь Прыхина,
узнав об ее болезни, немедленно прискакала утешать ее, но Клеопатра Петровна и слушать ее
не хотела: она рыдала, металась по постели и все выговаривала подруге...
— Я вот к вам поэтому, полковник, и приехал:
не можете ли вы
узнать, за что я, собственно, обвинен и что, наконец, со мной
хотят делать?
— Прежде всего — вы желали
знать, — начал Абреев, — за что вы обвиняетесь… Обвиняетесь вы, во-первых, за вашу повесть, которая, кажется, называется: «Да
не осудите!» — так как в ней вы
хотели огласить и распространить учения Запада, низвергнувшие в настоящее время весь государственный порядок Франции; во-вторых, за ваш рассказ, в котором вы идете против существующего и правительством признаваемого крепостного права, — вот все обвинения, на вас взводимые; справедливы ли они или нет, я
не знаю.
Миротворский все это записывал. Вихрова, наконец, взорвало это. Он
хотя твердо и
не знал, но чувствовал, что скорее он бы должен был налегать и выискивать все средства к обвинению подследственных лиц, а
не депутат ихний, на обязанности которого, напротив, лежало обстаивать их.
«Черт бы их драл, — что бы они ни выдумывали, я
знаю только, что по совести я прав, и больше об этом и думать
не хочу».
— А что же вы, Павел Михайлович,
не хотите узнать от меня мой секрет, который я вам
хотела рассказать?
«Что это, — я говорю невиннейшим,
знаете, голосом, — Ивана-то Алексеевича вытурили, говорят, из службы?» — «Да, говорит, он
не хочет больше служить и переезжает в Москву».
Вихров понимал, что приезд ее будет тяжел для Груши, а он
не хотел уже видеть жертв около себя — и готов был лучше бог
знает от какого блаженства отказаться, чтобы только
не мучить тем других.
Он, кажется, все это сам уж очень хорошо
знал и только
не хотел расспросами еще более растравлять своих душевных ран; ходившей за ним безусыпно Катишь он ласково по временам улыбался, пожимал у нее иногда руку; но как она сделает для него, что нужно, он сейчас и попросит ее
не беспокоиться и уходить: ему вообще, кажется, тяжело было видеть людей.
— Ты все сердишься и
не хочешь согласиться со мной, что я совершенно права, — и поверь мне, что ты сам гораздо скорее разлюбишь меня, когда весь мой мир в тебе заключится; мы с тобой
не молоденькие, должны
знать и понимать сердце человеческое.
— Я вот, Павел Михайлович, давно
хотел с вами поговорить об одной вещи, — вы вот и родственник моей жене и дружны с ней очень,
не знаете ли, что за причина, что она по временам бывает очень печальна?
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и
не завесть его? только,
знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде
хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Городничий. И
не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его
знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя
хотят повесить.