Неточные совпадения
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь
одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время
один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и
один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по
другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
Все эти старания ее, нельзя сказать, чтобы не венчались почти полным успехом: по крайней мере, большая часть ее знакомых считали ее безусловно женщиной умной;
другие именовали ее женщиною долга и святых обязанностей; только
один петербургский доктор, тоже
друг ее, назвал ее лимфой.
Вы знаете, вся жизнь моя была усыпана тернием, и самым колючим из них для меня была лживость и лесть окружавших меня людей (в сущности, Александра Григорьевна только и дышала
одной лестью!..); но на склоне дней моих, — продолжала она писать, — я встретила человека, который не только сам не в состоянии раскрыть уст своих для лжи, но гневом и ужасом исполняется, когда слышит ее и в словах
других.
По случаю безвыездной деревенской жизни отца, наставниками его пока были: приходский дьякон, который версты за три бегал каждый день поучить его часа два; потом был взят к нему расстрига — поп, но оказался уж очень сильным пьяницей; наконец, учил его старичок, переезжавший несколько десятков лет от
одного помещика к
другому и переучивший, по крайней мере, поколения четыре.
Еспер Иванович понял, что в душе старика страшно боролись: с
одной стороны, горячая привязанность к сыну, а с
другой — страх, что если он оставит хозяйство, так непременно разорится; а потому Имплев более уже не касался этой больной струны.
— А отчего же они с
одной стороны светлы, а с
другой темны?
Пламя страсти обоих одновременно возжгло, и в
одну ночь оба, страстные, трепещущие и стыдящиеся, они отдались
друг другу.
Они оба обыкновенно никогда не произносили имени дочери, и даже, когда нужно было для нее посылать денег, то
один обыкновенно говорил: «Это в Спирово надо послать к Секлетею!», а
другая отвечала: «Да, в Спирово!».
Его держали два льва, —
один без головы, а
другой без всей задней части.
— Квартира тебе есть, учитель есть! — говорил он сыну, но, видя, что тот ему ничего не отвечает, стал рассматривать, что на дворе происходит: там Ванька и кучер вкатывали его коляску в сарай и никак не могли этого сделать; к ним пришел наконец на помощь Симонов, поколотил
одну или две половицы в сарае, уставил несколько наискось дышло, уперся в него грудью, велел
другим переть в вагу, — и сразу вдвинули.
Точно чудовища какие высились огромные кулисы, задвинутые
одна на
другую, и за ними горели тусклые лампы, — мелькали набеленные и не совсем красивые лица актеров и их пестрые костюмы.
— Василий Мелентьич, давайте теперь рассчитаемте, что все будет это стоить: во-первых, надобно поднять сцену и сделать рамки для декораций, положим хоть штук четырнадцать; на
одной стороне будет нарисована лесная, а на
другой — комнатная; понимаешь?
Под самые сумерки почти, Павел наконец увидел, что на двор въехали два ломовые извозчика; на
одном возу сидел Плавин в куче разных кульков и тюков; а на
другом помещался Симонов с досками и бревнами.
Для этого он велел ему
одну сторону оконного переплета обводить краскою темною, а
другую — посветлей, — филенки на дверях разделывать таким образом, чтобы слегка их оттенять, проводя по сырому грунту сажею, — и выходило отлично!
— Разве так рисуют деревья на декорациях? — воскликнул он: — сначала надо загрунтовать совсем темною краской, а потом и валяйте на ней прямо листья;
один зеленый,
другой желтый, третий совсем черный и, наконец, четвертый совсем белый. — Говоря это, Плавин вместе с тем и рисовал на
одной декорации дерево.
Вслед за этой четой скоро наполнились и прочие кресла, так что из дырочки в переднем занавесе видны стали только как бы сплошь
одна с
другой примкнутые головы человеческие.
Хотя они около двадцати уже лет находились в брачном союзе, но все еще были влюблены
друг в
друга, спали на
одной кровати и весьма нередко целовались между собой.
Между тем наступил великий пост, а наконец и страстная неделя. Занятия Павла с Крестовниковым происходили обыкновенно таким образом: он с Семеном Яковлевичем усаживался у
одного столика, а у
другого столика, при двух свечах, с вязаньем в руках и с болонкой в коленях, размещалась Евлампия Матвеевна, супруга Семена Яковлевича.
Особенно на Павла подействовало в преждеосвященной обедне то, когда на средину церкви вышли двое, хорошеньких, как ангелы, дискантов и начали петь: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою!» В это время то
одна половина молящихся, то
другая становится на колени; а дисканты все продолжают петь.
Александра Григорьевна взглянула на Павла. С
одной стороны, ей понравилась речь его, потому что она услышала в ней несколько витиеватых слов, а с
другой — она ей показалась по тону, по крайней мере, несколько дерзкою от мальчика таких лет.
Огурцов из шкафчика достал два стакана, из которых
один, почище, поставил перед Павлом, а
другой, совершенно грязный, перед хозяином, и принялся разливать вино, опасаясь, чтобы не пролить из него капельки.
Павлу тогда и в голову не приходило, что он в этом старике найдет себе со временем, в
одну из труднейших минут своей жизни, самого верного и преданного
друга.
— По моему мнению, — начал он неторопливо, — для человеческого тела существуют две формы одежды:
одна — испанский колет, обтягивающий все тело, а
другая — мешок, ряса, которая драпируется на нем. Я избрал последнюю!
— Да, порядочная, но она нам заменяет горы; а горы, вы знаете, полезны для развития дыхательных органов, — ответил Неведомов. — Вот свободные нумера:
один,
другой, третий! — прибавил он, показывая на пустые комнаты, в которые Павел во все заглянул; и они ему, после квартиры Макара Григорьева, показались очень нарядными и чистыми.
Вот этот цветок, употреби его для обоняния — он принесет пользу; вкуси его — и он — о, чудо перемены! — смертью тебя обледенит, как будто в нем две разнородные силы:
одна горит живительным огнем,
другая веет холодом могилы; такие два противника и в нас: то — благодать и гибельные страсти, и если овладеют страсти нашею душой, завянет навсегда пленительный цветок».
— Выкинуть-с! — повторил Салов резким тоном, — потому что Конт прямо говорит: «Мы знаем
одни только явления, но и в них не знаем — каким способом они возникли, а можем только изучать их постоянные отношения к
другим явлениям, и эти отношения и называются законами, но сущность же каждого предмета и первичная его причина всегда были и будут для нашего разума — terra incognita». [неизвестная земля, область (лат.).]
Я очень хорошо понимаю, что разум есть
одна из важнейших способностей души и что, действительно, для него есть предел, до которого он может дойти; но вот тут-то, где он останавливается, и начинает, как я думаю, работать
другая способность нашей души — это фантазия, которая произвела и искусства все и все религии и которая, я убежден, играла большую роль в признании вероятности существования Америки и подсказала многое к открытию солнечной системы.
Вошли шумно два студента:
один — толстый, приземистый, с курчавою головой, с грубыми руками, с огромными ногами и почти оборванным образом одетый; а
другой — высоконький, худенький, с необыкновенно острым, подвижным лицом, и тоже оборванец.
Он
одного за это мужичка поколотил,
другого, третьего…
Словом, вся эта природа, интересовавшая его прежде только каким-нибудь очень уж красивым местоположением, очень хорошей или чрезвычайно дурной погодой, каким-нибудь никогда не виданным животным, — стала теперь понятна ему в своих причинах, явилась машиной, в которой все было теснейшим образом связано
одно с
другим.
Павел согласился и пришел, и первых, кого он увидел у Салова, это двух молодых людей:
одного — в щеголеватом штатском платье, а
другого — в новеньком с иголочки инженерном мундире.
— Да, прекрасно, но надобно, чтобы
одно при
другом было. Нельзя же, чтоб столица была без извозчиков! Мы с братом взяли дрожки здешние, и едва живые приехали сюда.
— Не я
один пью, Пелагея Герасимовна, и
другие прочие тоже пьют.
Павел дал шпоры своей лошади и поехал. Вся жизнь, которую он видел в стану, показалась ему, с
одной стороны, какою-то простою, а с
другой — тяжелою, безобразною и исковерканною, точно кривулина какая.
В
одной руке он держал газету, а в
другой — трубку с длиннейшим черешневым чубуком и с дорогим янтарным мундштуком.
Всеми своими словами и манерами он напомнил Павлу, с
одной стороны, какого-то умного, ловкого, светского маркиза, а с
другой — азиатского князька.
— Дурно-с вы делаете! — произнес Александр Иванович. — У нас еще Владимир, наше красное солнышко, сказал: «Руси есть веселие пити!» Я не знаю — я ужасно люблю князя Владимира. Он ничего особенно путного не сделал, переменил лишь
одно идолопоклонство на
другое, но — красное солнышко, да и только!
Коляска, запряженная четвернею, вкатилась на двор. В
одной из дам Павел узнал m-me Фатееву, а в
другой — m-lle Прыхину.
Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок и тот весь прошли. В продолжение всего этого времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила то в
одну сторону, то в
другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине. Та вряд ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
Чтобы больше было участвующих, позваны были и горничные девушки. Павел, разумеется, стал в пару с m-me Фатеевой. М-lle Прыхина употребляла все старания, чтобы они все время оставались в
одной паре. Сама, разумеется, не ловила ни того, ни
другую, и даже, когда горничные горели, она придерживала их за юбки, когда тем следовало бежать. Те, впрочем, и сами скоро догадались, что молодого барина и приезжую гостью разлучать между собою не надобно; это даже заметил и полковник.
У Павла, как всегда это с ним случалось во всех его увлечениях, мгновенно вспыхнувшая в нем любовь к Фатеевой изгладила все
другие чувствования; он безучастно стал смотреть на горесть отца от предстоящей с ним разлуки… У него
одна только была мысль, чтобы как-нибудь поскорее прошли эти несносные два-три дня — и скорее ехать в Перцово (усадьбу Фатеевой). Он по нескольку раз в день призывал к себе кучера Петра и расспрашивал его, знает ли он дорогу в эту усадьбу.
Иван тоже, как и путный, соскочил с козел и сначала пробежал по
одной дороге, а потом — по
другой.
— Как же это —
один был влюблен в нее, а
другой ее соблазнил?
— Не слепой быть, а, по крайней мере, не выдумывать, как делает это в наше время
одна прелестнейшая из женщин, но не в этом дело: этот Гомер написал сказание о знаменитых и достославных мужах Греции, описал также и богов ихних, которые беспрестанно у него сходят с неба и принимают участие в деяниях человеческих, — словом, боги у него низводятся до людей, но зато и люди, герои его, возводятся до богов; и это до такой степени, с
одной стороны, простое, а с
другой — возвышенное создание, что даже полагали невозможным, чтобы это сочинил
один человек, а думали, что это песни целого народа, сложившиеся в продолжение веков, и что Гомер только собрал их.
— Есть! Есть отличнейший перевод Гнедича, я тебе достану и прочту, — отвечал Павел и, в самом деле, на
другой же день побежал и достал «Илиаду» в огромном формате. Клеопатру Петровну
один вид этой книги испугал.
— Главное, все это высокохудожественно. Все эти образы, начертанные в «Илиаде», по чистоте, по спокойствию, по правильности линий — те же статуи греческие, — видно, что они произведение
одной и той же эстетической фантазии!.. И неужели,
друг мой, ты ничего этого не знаешь? — спросил ее в заключение Павел.
«
Друзья мои, приходите ко мне, и мы должны будем показать весь наш студенческий шик перед
одним петербургским филистером. Приходите в самых широких шароварах и в самых ваших скверных фуражках».
Мочалов [Мочалов Павел Степанович (1800—1848) — знаменитый актер-трагик.], кроме уж своего таланта, тем и велик в «Гамлете», что он
один понимает то, что играет; тогда как
другие…
Каролина Карловна отрицательно покачала головой, к хоть после того, как Павел сделал Каролине Карловне откровенное признание в своей любви, они были совершенно между собой
друзья, но все-таки расспрашивать более он не почел себя вправе. Впоследствии он, впрочем, узнал, что виновником нового горя Каролины Карловны был
один из таинственных фармацевтов. Русскому она, может быть, не поверила бы более; но против немца устоять не могла!
— Отчего же никому? — произнес протяжно Салов: у него в это время мелькнула мысль: «За что же это он меня
одного будет этим мучить, пусть и
другие попробуют этой прелести!» У него от природы была страсть хоть бы чем-нибудь да напакостить своему ближнему. — Вы бы позвали и
других ваших знакомых: Марьеновского, как этих, — Замина и Петина; я думаю, перед более многочисленной публикой и читать приятнее?