Неточные совпадения
—
А теперь, исполнивши наш долг относительно Адмиралтейской площади и отдавши дань заботливости городской думы, идем к окончательной цели нашего путешествия, как оно проектировано
на нынешний
день!
Я повторил эти замечательные слова,
а Глумов вполне одобрил их. Затем мы бросили прощальный взгляд
на здание сената, в котором некогда говорил правду Яков Долгорукий, и так как программа гулянья
на нынешний
день была уже исчерпана и нас порядком-таки одолевала усталость, то мы сели в вагон конно-железной дороги и благополучно проследовали в нем до Литейной.
— Ты сообрази, мой друг, — говорил я, — ведь по этому расчету выходит, что я, по малой мере, каждый
день полтину
на ветер бросаю!
А сколько этих полтин-то в год выйдет?
Только съезжается
на другой
день целая комиссия, призвали его, спрашивают: как? почему? кто сообщники? —
а он — как бы вы думали, что он, шельма, ответил?
— Я не думаю,
а, во-первых, предусматривать никогда не лишнее, и, во-вторых, Кшепшицюльский
на днях жаловался: непрочен, говорит, я!
— Ну, хорошо, не будем.
А только я все-таки должен тебе сказать: призови
на помощь всю изворотливость своего ума, скажи, что у тебя тетка умерла, что
дела требуют твоего присутствия в Проплеванной, но… отклони! Нехорошо быть сыщиком, друг мой! В крайнем случае мы ведь и в самом
деле можем уехать в твою Проплеванную и там ожидать, покуда об нас забудут. Только что мы там есть будем?
—
А вот как. У нас
на практике выработалось такое правило: ежели
дело верное, то брать десять процентов с цены иска,
а ежели
дело рискованное. — то по соглашению.
Несколько минут Иван Тимофеич стоял как опаленный. Что касается до меня, то я просто был близок к отчаянию, ибо, за несообразностью речей Балалайкина,
дело, очевидно, должно было вновь обрушиться
на меня. Но именно это отчаяние удесятерило мои силы, сообщило моему языку красноречие почти адвокатское,
а мысли — убедительность, которою она едва ли когда-нибудь обладала.
Волей-неволей, но пришлось согласиться с Глумовым. Немедленно начертали мы план кампании и
на другой же
день приступили к его выполнению, то есть отправились в Кузьмине. Однако ж и тут полученные
на первых порах сведения были такого рода, что никакого практического результата извлечь из них было невозможно.
А именно, оказалось...
— Вообрази: встречаю я его
на днях на Невском, и как раз мне Кубариха
на память пришла: помните? говорю.
А он мне вдруг стихами...
— Правда, что взамен этих неприятностей я пользуюсь и некоторыми удовольствиями,
а именно: 1) имею бесплатный вход летом в Демидов сад,
а на масленице и
на святой пользуюсь правом хоть целый
день проводить в балаганах Егарева и Малафеева; 2) в семи трактирах, в особенности рекомендуемых нашею газетой вниманию почтеннейшей публики, за несоблюдение в кухнях чистоты и неимение
на посуде полуды, я по очереди имею право однажды в неделю (в каждом) воспользоваться двумя рюмками водки и порцией селянки; 3) ежедневно имею возможность даром ночевать в любом из съезжих домов и, наконец, 4) могу беспрепятственно присутствовать в любой из камер мировых судей при судебном разбирательстве.
—
На днях ваше желание будет выполнено.
А вот эти фиги мне Эюб-паша презентовал… Теперь, впрочем, не следовало бы об этом говорить — война! — ну, да ведь вы меня не выдадите! Да вы попробуйте-ка! аромат-то какой!
— Ah, mais entendons-nous! [Ах, но мы договоримся!] Я, действительно, сведеньице для него выведал, но он через это самое сведеньице сраженье потерял — помните, в том ущелий, как бишь его?.. Нет, господа! я ведь в этих
делах осторожен!
А он мне между прочим презент! Однако я его и тогда предупреждал. Ну, куда ты, говорю, лезешь, скажи
на милость! ведь если ты проиграешь сражение — тебя турки судить будут,
а если выиграешь — образованная Европа судить будет! Подавай-ка лучше в отставку!
Помилуй, братец, — говорит, — ведь во всех учебниках будет записано: вот какие
дела через Рюрика пошли! школяры во всех учебных заведениях будут долбить: обещался-де Рюрик по закону грабить,
а вон что вышло!"–"
А наплевать! пускай их долбят! — настаивал благонамеренный человек Гадюк, — вы, ваше сиятельство, только бразды покрепче держите, и будьте уверены; что через тысячу лет
на этом самом месте…
— То-то вот и есть, что в то время умеючи радовались: порадуются благородным манером — и перестанут!
А ведь мы как радуемся! и
день и ночь! и
день и ночь! и дома и в гостях, и в трактирах, и словесно и печатно! только и слов: слава богу! дожили! Ну, и нагнали своими радостями страху
на весь квартал!
— Балалайкин! — сказал я, — ничего не видя, вы уже заговариваете о суде! Извините меня, но это чисто адвокатская манера. Во-первых,
дело может обойтись и без суда,
а во-вторых, если б даже и возникло впоследствии какое-нибудь недоразумение, то можно собственно
на этот случай выговорить… ну, например, пятьсот рублей.
— Подлог, однако ж,
дело нелишнее: как-никак,
а без фальшивых векселей нам
на нашей новой стезе не обойтись! Но жид… Это такая мысль! такая мысль! И знаете ли что: мы выберем жида белого, крупного, жирного; такого жида, у которого вместо требухи — все ассигнации! только одни ассигнации!
—
А для вида — и совсем нехорошо выйдет. Помилуйте, какой тут может быть вид!
На днях у нас обыватель один с теплых вод вернулся, так сказывал: так там чисто живут, так чисто, что плюнуть боишься: совестно!
А у нас разве так возможно? У нас, сударь, доложу вам,
на этот счет полный простор должен быть дан!
"Вот, говорит, велят
на провидение надеяться,
а где оно?"Увидели тогда, что дело-то выходит серьезное, и без потери времени прислали в тот департамент третьего начальника.
— Это так точно, — согласился с Глумовым и Очищенный, — хотя у нас трагедий и довольно бывает, но так как они, по большей части, скоропостижный характер имеют, оттого и
на акты
делить их затруднительно.
А притом позвольте еще доложить: как мы, можно сказать, с малолетства промежду скоропостижных трагедиев ходим, то со временем так привыкаем к ним, что хоть и видим трагедию,
а в мыслях думаем, что это просто"такая жизнь".
— Провизию надо покупать умеючи, — говорил он, — как во всяком
деле вообще необходимо с твердыми познаниями приступать, так и тут. Знающий — выигрывает,
а незнающий — проигрывает. Вот, например, ветчину, языки и вообще копченье надо в Мучном переулке приобретать; рыбу —
на Мытном; живность, коли у кого времени достаточно есть, —
на заставах у мужичков подстерегать. Многие у мужичков даже задаром отнимают, но я этого не одобряю.
—
А я-с — во время пожара
на дворе в корзинке найден был. И так как пожар произошел 2-го мая, в
день Афанасия Великого, то покойный частный пристав, Семен Иваныч, и назвал меня, в честь святого — Афанасием,
а в свою честь — Семенычем. Обо мне даже
дело в консистории было: следует ли, значит, меня крестить? однако решили: не следует. Так что я доподлинно и не знаю, крещеный ли я.
— Не
дело ты говоришь, Иван Тимофеич, — сказал он резонно, — во-первых, Балалайке уж двести рублей задано,
а вовторых, у нас вперед так условлено, чтоб непременно быть двоеженству.
А я вот что сделаю: сейчас к нему сам поеду, и не я буду, если через двадцать минут
на трензеле его сюда не приведу.
Втайне Редедя рассчитывал
на Дона Карлоса, который в это время поддерживал спасительное междоусобие
на севере Испании. Он даже завязал с графом Ломпопо (о нем зри выше) переговоры насчет суточных и прогонных денег; но Ломпопо заломил за комиссию пять рублей,
а Редедя мог дать только три. Так это
дело и не состоялось.
— Ах, вашество! — сказал он с чувством, — что же такое деньги? Деньги — наживное
дело! У вас есть деньги,
а ват у меня или у них (он указал
на Прудентова и Молодкина) и совсем их нет! Да и что за сласть в этих деньгах — только соблазн один!
— Нет, я вам доложу, — отозвался Перекусихин 1-й, — у нас, как я
на службе состоял, один отставной фельдъегерь такой проект подал: чтобы весь город
на отряды
разделить. Что ни дом, то отряд, со старшим дворником во главе.
А, кроме того, еще летучие отряды… вроде как воспособление!
— И штука совсем простая, — продолжал Редедя, — учредите международную корпорацию странствующих полководцев — и
дело в шляпе. Ограничьте число — человек пять-шесть, не больше, — но только, чтоб они всегда были готовы. Понадобился кому полководец — выбирай любого.
А не выбрал, понадеялся
на своего доморощенного — не прогневайся!
Я никак не предполагал, чтоб дезертирство Глумова могло произвести такую пустоту в моем жизненном обиходе.
А между тем, случайно или неслучайно, с его изчезновением все мои новые друзья словно сгинули. Три
дня сряду я не слышал никаких слов, кроме краткого приглашения: кушать подано! Даже паспорта ни разу не спросили, что уже ясно свидетельствовало, что я нахожусь
на самом
дне реки забвения.
— Я, сударь, скептик, — продолжал он, —
а может быть, и киник. В суды не верю и решений их не признаю. Кабы я верил, меня бы давно уж засудили,
а я, как видите, жив. Но к
делу. Так вы
на путь благонамеренности вступили… xa-xa!
—
На днях для этой цели вы двоеженство устроили, — продолжал он, —
а в будущем, может быть, понадобится и подлог…
Понятно, как я обрадовался, когда
на другой
день утром пришел ко мне Глумов. Он был весел и весь сиял, хотя лицо его несколько побледнело и нос обострился. Очевидно, он прибежал с намерением рассказать мне эпопею своей любви, но я
на первых же словах прервал его. Не нынче завтра Выжлятников мог дать мне второе предостережение,
а старик и девушка, наверное, уже сию минуту поджидают меня. Что же касается до племянника, то он, конечно, уж доставил куда следует статистический материал. Как теперь быть?
Речь эта, заключавшая в себе целую политическую программу, была принята нами очень сочувственно. Мы прокричали троекратное"ура",
а на другой
день, в шесть часов утра, уже устраивались в Твери
на пароходе, который отчаливал в Рыбинск.
— Ну да, мы; именно мы,"средние"люди. Сообрази, сколько мы испытали тревог в течение одного
дня! Во-первых, во все лопатки бежали тридцать верст; во-вторых, нас могли съесть волки, мы в яму могли попасть, в болоте загрузнуть; в-третьих, не успели мы обсушиться, как опять этот омерзительный вопрос: пачпорты есть?
А вот ужо погоди: свяжут нам руки назад и поведут
на веревочке в Корчеву… И ради чего? что мы сделали?
На его счастье, жила в этом городе колдунья, которая
на кофейной гуще будущее отгадывала,
а между прочим умела и"рассуждение"отнимать. Побежал он к ней, кричит: отымай! Видит колдунья, что
дело к спеху, живым манером сыскала у него в голове дырку и подняла клапанчик. Вдруг что-то из дырки свистнуло… шабаш! Остался наш парень без рассуждения…
Сначала обеспокоилась тем: каким образом могло случиться, что ретивый начальник так долго не знал, что в главном городе новое начальство новые порядки завело? —
на что Глумов резонно ответил: оттого и случилось, что
дело происходило в некотором царстве, в некотором государстве,
а где именно — угадай!
В Корчеве нам сказали, что в Кашине мы найдем именно такого жида, какого нам нужно. Сверх того, хотелось взглянуть и
на те виноградники, которые дают материал для выделки знаменитых кашинских вин.
А так как, судя по полученной от Балалайкина телеграмме,
дело о заравшанском университете, очевидно, позамялось, и, следовательно, в Самарканд спешить было незачем, то мы и направили свой путь к Кашину.
Мы решили ехать туда
на другой
день,
а в ожидании предприняли подробный осмотр кашинских достопримечательностей.
Дайте только ход кашинским винам,
а там уж
дело само собой
на чистоту пойдет.
Нам эти бедняки показались заслуживающими полного снисхождения. Они имели хороший аппетит и некоторое время рассчитывали
на удовлетворение оного, как вдруг, совсем неожиданно, в практике кашинского окружного суда установился прецедент: никаких
дел не судить,
а собираться лишь для чтения законов…
Усядутся, бывало, старики
на бережку, начнут об своих
делах квакать — глядь,
а над ними цапля кружит.
А она, вашескородие, давно
на меня заглядывается, потому что хоть я и благонамеренная, но щуки, коли ежели до пищи
дело коснется, этого не разбирают.
А я бочком да ползком —
на дно реки! подползла вот к этому пискарю, который теперь судится, да в грязь и легла.
Наверное, отдадут нас под суд! — думалось нам,
а невидимая сила так и толкала
на самое
дно погибели.
Чтоб не устанавливать никаких отношений к крестьянам и не входить с ними ни в какие соглашения, он выписал из Кашина двух стрикулистов и передал им в руки уставное
дело,
а сам сейчас же нарушил барскую запашку, запродал три четверти живого инвентаря, заколотил большинство служб и распустил дворовых, кроме тех, которые не шли сами, или тех, без которых
на первых порах нельзя было обойтись.
А железнодорожное
дело он знает: еще подростком он служил сряду несколько лет
на одной дороге, сперва
на побегушках, потом в писарях,
а наконец и десятником.
— Представьте себе, вывели
на смотр войско,
а оно три
дня не евши; мундирчики — в лохмотьях, подметки — из картонной бумаги, ружья — кремневые, да и кремней-то нет,
а вместо них чурки, выкрашенные под кремень.
Еще будучи кадетом, он купил однажды перочинный ножичек,
на лезвии которого было выштамповано"аглицкой",
а через два
дня этот ножичек сломался — "вот вам доказательство!".
Я же, с своей стороны, присовокупил, что хотя обвинение и ставит нам в преступление подстрекательство купца Парамонова к основанию заравшанского университета, но из обстоятельств
дела ясно усматривается, что Парамонов решился
на этот поступок совсем не вследствие нашего подговора,
а потому, что менялы вообще, по природе своей, горазды основывать университеты.
А он (т. е. Кубышкин) только пыхтел и радовался, глядя
на нас. Передовых статей он лично не читал — скучно! — но приказывал докладывать, и
на докладе всякий раз сбоку писал:"верно". Но статьи Очищенного он читал сам от первой строки до последней, и когда был особенно доволен, то в первый же воскресный
день, перед закуской, собственноручно подносил своему фавориту рюмку сладкой водки, говоря...
Предположи, что он
делом ничего не потряс, не похитил ни
на пять копеек, ни
на миллион,
а взамен того пришел и сказал громко: я не хочу вашего миллиона, но утверждаю, что не менее вас имею право
на него, имею, имею, имею!