Неточные совпадения
Буду
свой крест до могилы нести!»
Снова помещик лежит под халатом,
Снова у ног его Яков сидит,
Снова помещик зовет его
братом.
Г-жа Простакова. Батюшка мой! Да что за радость и выучиться? Мы это видим
своими глазами в нашем краю. Кто посмышленее, того
свои же
братья тотчас выберут еще в какую-нибудь должность.
Основание ее писем составляли видения, содержание которых изменялось, смотря по тому, довольна или недовольна она была
своим"духовным
братом".
— Вот, я приехал к тебе, — сказал Николай глухим голосом, ни на секунду не спуская глаз с лица
брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, — говорил он, обтирая
свою бороду большими худыми ладонями.
Она говорила свободно и неторопливо, изредка переводя
свой взгляд с Левина на
брата, и Левин чувствовал, что впечатление, произведенное им, было хорошее, и ему с нею тотчас же стало легко, просто и приятно, как будто он с детства знал ее.
Но ему стало стыдно за это чувство, и тотчас же он как бы раскрыл
свои душевные объятия и с умиленною радостью ожидал и желал теперь всею душой, чтоб это был
брат.
— Имею честь знать вашего
брата, Сергея Иваныча, — сказал Гриневич, подавая
свою тонкую руку с длинными ногтями.
Левин был несогласен ни с Песцовым, ни с
братом, который как-то по
своему и признавал и не признавал значение русской общины.
Ему хотелось плакать над
своим умирающим любимым
братом, и он должен был слушать и поддерживать разговор о том, как он будет жить.
Брат Николай был родной и старший
брат Константина Левина и одноутробный
брат Сергея Ивановича, погибший человек, промотавший бо̀льшую долю
своего состояния, вращавшийся в самом странном и дурном обществе и поссорившийся с
братьями.
Ты знаешь, он через
свою мать и
брата всё может сделать.
Наказанный сидел в зале на угловом окне; подле него стояла Таня с тарелкой. Под видом желания обеда для кукол, она попросила у Англичанки позволения снести
свою порцию пирога в детскую и вместо этого принесла ее
брату. Продолжая плакать о несправедливости претерпенного им наказания, он ел принесенный пирог и сквозь рыдания приговаривал: «ешь сама, вместе будем есть… вместе».
Алексей Александрович никого не хотел видеть в Москве, а менее всего
брата своей жены. Он приподнял шляпу и хотел проехать, но Степан Аркадьич велел его кучеру остановиться и подбежал к нему чрез снег.
Сергей Иванович внимательно слушал, расспрашивал и, возбуждаемый новым слушателем, разговорился и высказал несколько метких и веских замечаний, почтительно оцененных молодым доктором, и пришел в
свое, знакомое
брату, оживленное состояние духа, в которое он обыкновенно приходил после блестящего и оживленного разговора.
Зная, что что-то случилось, но не зная, что именно, Вронский испытывал мучительную тревогу и, надеясь узнать что-нибудь, пошел в ложу
брата. Нарочно выбрав противоположный от ложи Анны пролет партера, он, выходя, столкнулся с бывшим полковым командиром
своим, говорившим с двумя знакомыми. Вронский слышал, как было произнесено имя Карениных, и заметил, как поспешил полковой командир громко назвать Вронского, значительно взглянув на говоривших.
Когда Левин со Степаном Аркадьичем пришли в избу мужика, у которого всегда останавливался Левин, Весловский уже был там. Он сидел в средине избы и, держась обеими руками зa лавку, с которой его стаскивал солдат,
брат хозяйки, за облитые тиной сапоги, смеялся
своим заразительно-веселым смехом.
После обеда, когда Долли вышла в
свою комнату, Анна быстро встала и подошла к
брату, который закуривал сигару.
Левин слушал и придумывал и не мог придумать, что сказать. Вероятно, Николай почувствовал то же; он стал расспрашивать
брата о делах его; и Левин был рад говорить о себе, потому что он мог говорить не притворяясь. Он рассказал
брату свои планы и действия.
«Да, да, вот женщина!» думал Левин, забывшись и упорно глядя на ее красивое, подвижное лицо, которое теперь вдруг совершенно переменилось. Левин не слыхал, о чем она говорила, перегнувшись к
брату, но он был поражен переменой ее выражения. Прежде столь прекрасное в
своем спокойствии, ее лицо вдруг выразило странное любопытство, гнев и гордость. Но это продолжалось только одну минуту. Она сощурилась, как бы вспоминая что-то.
— Кто я? — еще сердитее повторил голос Николая. Слышно было, как он быстро встал, зацепив за что-то, и Левин увидал перед собой в дверях столь знакомую и всё-таки поражающую
своею дикостью и болезненностью огромную, худую, сутоловатую фигуру
брата, с его большими испуганными глазами.
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у
брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в
своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
«Ну, всё кончено, и слава Богу!» была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне, когда она простилась в последний раз с
братом, который до третьего звонка загораживал собою дорогу в вагоне. Она села на
свой диванчик, рядом с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона. «Слава Богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по старому».
И он вкратце повторил сам себе весь ход
своей мысли за эти последние два года, начало которого была ясная, очевидная мысль о смерти при виде любимого безнадежно больного
брата.
Вронский сказал Кити, что они, оба
брата, так привыкли во всем подчиняться
своей матери, что никогда не решатся предпринять что-нибудь важное, не посоветовавшись с нею.
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его
братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что
брат не хотел, или потому, что не мог его понять. Но он не стал углубляться в эти мысли и, не возражая
брату, задумался о совершенно другом, личном
своем деле.
— Живу один в деревне, как жил прежде, занимаюсь хозяйством, — отвечал Константин, с ужасом вглядываясь в жадность, с которою
брат его пил и ел, и стараясь скрыть
свое внимание.
На третий день после отъезда
брата и Левин уехал за границу. Встретившись на железной дороге с Щербацким, двоюродным
братом Кити, Левин очень удивил его
своею мрачностью.
Слегка улыбнувшись, Вронский продолжал говорить со Свияжским, очевидно не имея никакого желания вступать в разговор с Левиным; но Левин, говоря с
братом, беспрестанно оглядывался на Вронского, придумывая, о чем бы заговорить с ним, чтобы загладить
свою грубость.
Сергей Иванович встретил
брата своею обычною для всех, ласково-холодною улыбкой и, познакомив его с профессором, продолжал разговор.
Личное дело, занимавшее Левина во время разговора его с
братом, было следующее: в прошлом году, приехав однажды на покос и рассердившись на приказчика, Левин употребил
свое средство успокоения — взял у мужика косу и стал косить.
За несколько недель пред этим Левин писал
брату, что по продаже той маленькой части, которая оставалась у них неделенною в доме,
брат имел получить теперь
свою долю, около 2000 рублей.
Левин хотел сказать
брату о
своем намерении жениться и спросить его совета, он даже твердо решился на это; но когда он увидел
брата, послушал его разговора с профессором, когда услыхал потом этот невольно покровительственный тон, с которым
брат расспрашивал его о хозяйственных делах (материнское имение их было неделеное, и Левин заведывал обеими частями), Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с
братом о
своем решении жениться.
Катавасов сначала смешил дам
своими оригинальными шутками, которые всегда так нравились при первом знакомстве с ним, но потом, вызванный Сергеем Ивановичем, рассказал очень интересные
свои наблюдения о различии характеров и даже физиономий самок и самцов комнатных мух и об их жизни. Сергей Иванович тоже был весел и за чаем, вызванный
братом, изложил
свой взгляд на будущность восточного вопроса, и так просто и хорошо, что все заслушались его.
Но, несмотря на
свою любовь и уважение к Сергею Ивановичу, Константину Левину было в деревне неловко с
братом.
— Ну, иди, иди, и я сейчас приду к тебе, — сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на
брата. — Иди же скорей, — прибавил он улыбаясь и, собрав
свои книги, приготовился итти. Ему самому вдруг стало весело и не хотелось расставаться с
братом. — Ну, а во время дождя где ты был?
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся
своим знакомым на слабость
своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена
брата, приехала и с помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в одно время, уложила раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
Левин нахмурился, холодно пожал руку и тотчас же обратился к Облонскому. Хотя он имел большое уважение к
своему, известному всей России, одноутробному
брату писателю, однако он терпеть не мог, когда к нему обращались не как к Константину Левину, а как к
брату знаменитого Кознышева.
Добродушный Туровцын, очевидно, чувствовал себя не в
своей сфере, и улыбка толстых губ, с которою он встретил Степана Аркадьича, как словами говорила: «Ну,
брат, засадил ты меня с умными!
Сбежав до половины лестницы, Левин услыхал в передней знакомый ему звук покашливанья; но он слышал его неясно из-за звука
своих шагов и надеялся, что он ошибся; потом он увидал и всю длинную, костлявую, знакомую фигуру, и, казалось, уже нельзя было обманываться, но всё еще надеялся, что он ошибается и что этот длинный человек, снимавший шубу и откашливавшийся, был не
брат Николай.
Больной удержал в
своей руке руку
брата. Левин чувствовал, что он хочет что-то сделать с его рукой и тянет ее куда-то. Левин отдавался замирая. Да, он притянул ее к
своему рту и поцеловал. Левин затрясся от рыдания и, не в силах ничего выговорить, вышел из комнаты.
Левин чувствовал, что
брат Николай в душе
своей, в самой основе
своей души, несмотря на всё безобразие
своей жизни, не был более неправ, чем те люди, которые презирали его. Он не был виноват в том, что родился с
своим неудержимым характером и стесненным чем-то умом. Но он всегда хотел быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с собою Левин, подъезжая в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.
Но Каренина не дождалась
брата, а, увидав его, решительным легким шагом вышла из вагона. И, как только
брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского
своею решительностью и грацией, обхватила
брата левою рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел в вагон.
Получив от лакея Сергея Ивановича адрес
брата, Левин тотчас же собрался ехать к нему, но, обдумав, решил отложить
свою поездку до вечера. Прежде всего, для того чтобы иметь душевное спокойствие, надо было решить то дело, для которого он приехал в Москву. От
брата Левин поехал в присутствие Облонского и, узнав о Щербацких, поехал туда, где ему сказали, что он может застать Кити.
— То есть как тебе сказать?… Я по душе ничего не желаю, кроме того, чтобы вот ты не споткнулась. Ах, да ведь нельзя же так прыгать! — прервал он
свой разговор упреком за то, что она сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о себе и сравниваю себя с другими, особенно с
братом, я чувствую, что я плох.
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в
своем семействе. На мать
свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время
своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену
брата. Ему казалось, что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
— Да, очень, — отвечала она и стала рассказывать ему всё сначала:
свое путешествие с Вронскою,
свой приезд, случай на железной дороге. Потом рассказала
свое впечатление жалости к
брату сначала, потом к Долли.
— Ну, послушай однако, — нахмурив
свое красивое умное лицо, сказал старший
брат, — есть границы всему. Это очень хорошо быть чудаком и искренним человеком и не любить фальши, — я всё это знаю; но ведь то, что ты говоришь, или не имеет смысла или имеет очень дурной смысл. Как ты находишь неважным, что тот народ, который ты любишь, как ты уверяешь…
Отчего же и сходят с ума, отчего же и стреляются?» ответил он сам себе и, открыв глаза, с удивлением увидел подле
своей головы шитую подушку работы Вари, жены
брата.
Сердясь на самого себя за это гадкое чувство, Левин сбежал в переднюю. Как только он вблизи увидал
брата, это чувство личного разочарования тотчас же исчезло и заменилось жалостью. Как ни страшен был
брат Николай
своей худобой и болезненностью прежде, теперь он еще похудел, еще изнемог. Это был скелет, покрытый кожей.
Вернувшись в начале июня в деревню, он вернулся и к
своим обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с мужиками и соседями, домашнее хозяйство, дела сестры и
брата, которые были у него на руках, отношения с женою, родными, заботы о ребенке, новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.