Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Как, вы на коленях? Ах, встаньте, встаньте! здесь пол
совсем нечист.
Добчинский. Молодой, молодой человек; лет двадцати трех; а говорит
совсем так,
как старик: «Извольте, говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я, говорит, и написать и почитать люблю, но мешает, что в комнате, говорит, немножко темно».
Хорошо, подпустим и мы турусы: прикинемся,
как будто
совсем и не знаем, что он за человек.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена
совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты
какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Добчинский.То есть оно так только говорится, а он рожден мною так совершенно,
как бы и в браке, и все это,
как следует, я завершил потом законными-с узами супружества-с. Так я, изволите видеть, хочу, чтоб он теперь уже был
совсем, то есть, законным моим сыном-с и назывался бы так,
как я: Добчинский-с.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно
совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо,
какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
Марья Антоновна. Я
совсем не понимаю, о чем вы говорите: какой-то платочек… Сегодня
какая странная погода!
Хлестаков. Да что ж жаловаться? Посуди сам, любезный,
как же? ведь мне нужно есть. Этак могу я
совсем отощать. Мне очень есть хочется; я не шутя это говорю.
Анна Андреевна.
Какой Добчинский? Тебе всегда вдруг вообразится этакое…
Совсем не Добчинский. (Машет платком.)Эй, вы, ступайте сюда! скорее!
Главное препятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продовольствия,
как прямое следствие господствовавшего в то время аскетизма; но, с другой стороны, история Глупова примерами совершенно положительными удостоверяет нас, что продовольствие
совсем не столь необходимо для счастия народов,
как это кажется с первого взгляда.
Есть указания, которые заставляют думать, что аскетизм Грустилова был
совсем не так суров,
как это можно предполагать с первого взгляда.
Как бы то ни было, но безобразная глуповская затея разрешилась гораздо неожиданнее и
совсем не от тех причин, которых влияние можно было бы предполагать самым естественным.
Небо раскалилось и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье и пахло гарью; земля трескалась и сделалась тверда,
как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно; травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка, и зерно было такое тощее, что не чаяли собрать и семян; яровые
совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город и наполняла улицы.
Начали выбирать зачинщиков из числа неплательщиков податей и уже набрали человек с десяток,
как новое и совершенно диковинное обстоятельство дало делу
совсем другой оборот.
Но так
как в дороге голова несколько отсырела, то на валике некоторые колки расшатались, а другие и
совсем повыпали.
Едва простыл след рассыльного, увезшего самозванцев, едва узнали глуповцы, что они остались
совсем без градоначальника,
как, движимые силою начальстволюбия, немедленно впали в анархию.
Как истинный администратор он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение с рассмотрением, и гордился тем, что первый в ряду градоначальников ввел сечение с рассмотрением, тогда
как все предшественники секли
как попало и часто даже
совсем не тех, кого следовало.
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были,
как при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев
совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Кузьма к этому времени
совсем уже оглох и ослеп, но едва дали ему понюхать монету рубль,
как он сейчас же на все согласился и начал выкрикивать что-то непонятное стихами Аверкиева из оперы «Рогнеда».
Был у нее, по слухам, и муж, но так
как она дома ночевала редко, а все по клевушка́м да по овинам, да и детей у нее не было, то в скором времени об этом муже
совсем забыли, словно так и явилась она на свет божий прямо бабой мирскою да бабой нероди́хою.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду и чуть было не улетел
совсем,
как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]
Не требовалось
совсем, ни под
каким видом, ни в
каких формах, ни даже в форме нелепости, ни даже в форме восхищения начальством.
Извольте сами рассмотреть, не видится ли тут
какого не
совсем выгодного для вас предзнаменования?"
Среди этой общей тревоги об шельме Анельке
совсем позабыли. Видя, что дело ее не выгорело, она под шумок снова переехала в свой заезжий дом,
как будто за ней никаких пакостей и не водилось, а паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский завели кондитерскую и стали торговать в ней печатными пряниками. Оставалась одна Толстопятая Дунька, но с нею совладать было решительно невозможно.
Поэтому толпа уж
совсем было двинулась вперед, чтоб исполнить совет Пахомыча,
как возник вопрос, куда идти: направо или налево?
А так
как на их языке неведомая сила носила название чертовщины, то и стали думать, что тут не
совсем чисто и что, следовательно, участие черта в этом деле не может подлежать сомнению.
Всё это было ужасно гадко, но Левину это представлялось
совсем не так гадко,
как это должно было представляться тем, которые не знали Николая Левина, не знали всей его истории, не знали его сердца.
Она была
совсем не та,
какою он видел ее первое время.
Всё теперь казалось ему в доме Дарьи Александровны и в ее детях
совсем уже не так мило,
как прежде.
И среди молчания,
как несомненный ответ на вопрос матери, послышался голос
совсем другой, чем все сдержанно говорившие голоса в комнате. Это был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.
Сидя в углу покойной коляски, чуть покачивавшейся своими упругими рессорами на быстром ходу серых, Анна, при несмолкаемом грохоте колес и быстро сменяющихся впечатлениях на чистом воздухе, вновь перебирая события последних дней, увидала свое положение
совсем иным, чем
каким оно казалось ей дома.
И смерть эта, которая тут, в этом любимом брате, с просонков стонущем и безразлично по привычке призывавшем то Бога, то чорта, была
совсем не так далека,
как ему прежде казалось.
Он думал, что Русский народ, имеющий призвание заселять и обрабатывать огромные незанятые пространства сознательно, до тех пор, пока все земли не заняты, держался нужных для этого приемов и что эти приемы
совсем не так дурны,
как это обыкновенно думают.
— Очень рад, — сказал он холодно, — по понедельникам мы принимаем. — Затем, отпустив
совсем Вронского, он сказал жене: — и
как хорошо, что у меня именно было полчаса времени, чтобы встретить тебя и что я мог показать тебе свою нежность, — продолжал он тем же шуточным тоном.
Она была ни такая,
как прежде, ни такая,
как была в карете; она была
совсем другая.
Он был счастлив, но
совсем не так,
как ожидал.
― Это
совсем другое образование ― их образование. Он, видно, что и образован только для того, чтоб иметь право презирать образование,
как они всё презирают, кроме животных удовольствий.
И Левин видел, что устройство всех этих мелочей
совсем не так легко было,
как ему казалось прежде.
Вронский поступал в этом случае
совсем не так,
как Левин. Он, очевидно, не приписывал болтовне Весловского никакой важности и, напротив, поощрял эти шутки.
— Ты не можешь себе представить,
как это смешно вышло. Я только думала сватать, и вдруг
совсем другое. Может быть я против воли…
—
Как счастливо вышло тогда для Кити, что приехала Анна, — сказала Долли, — и
как несчастливо для нее. Вот именно наоборот, — прибавила она, пораженная своею мыслью. — Тогда Анна так была счастлива, а Кити себя считала несчастливой.
Как совсем наоборот! Я часто о ней думаю.
Но каждый раз,
как он начинал говорить с ней, он чувствовал, что тот дух зла и обмана, который владел ею, овладевал и им, и он говорил с ней
совсем не то и не тем тоном,
каким хотел говорить.
Первое время деревенской жизни было для Долли очень трудное. Она живала в деревне в детстве, и у ней осталось впечатление, что деревня есть спасенье от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива (с этим Долли легко мирилась), зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела, что это всё
совсем не так,
как она думала.
Эффект, производимый речами княгини Мягкой, всегда был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила хотя и не
совсем кстати,
как теперь, но простые вещи, имеющие смысл. В обществе, где она жила, такие слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая не могла понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно,
как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал
совсем не то, что нужно было.
Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того, что неловкое положение кончилось и кончилось так, что ему не пришлось лгать. Кроме того, у него осталось неясное воспоминание о том, что то, что говорил этот добрый и милый старичок, было
совсем не так глупо,
как ему показалось сначала, и что тут что-то есть такое, что нужно уяснить.
«Да, я должен был сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования и что их надо вводить властью; но если бы хозяйство
совсем не шло без этих усовершенствований, вы бы были правы; но оно идет, и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками,
как у старика на половине дороги.
— Не знаю, не могу судить… Нет, могу, — сказала Анна, подумав; и, уловив мыслью положение и свесив его на внутренних весах, прибавила: — Нет, могу, могу, могу. Да, я простила бы. Я не была бы тою же, да, но простила бы, и так простила бы,
как будто этого не было,
совсем не было.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским
совсем конченным, что оно решится,
как только приедет его мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
— Вот
как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да ведь я
совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?