Неточные совпадения
— А кто сплошал, и надо бы
Того тащить к помещику,
Да все испортит он!
Мужик богатый… Питерщик…
Вишь, принесла нелегкая
Домой его на грех!
Порядки наши чудные
Ему пока в диковину,
Так смех и разобрал!
А мы теперь расхлебывай! —
«Ну… вы его не трогайте,
А
лучше киньте жеребий.
Заплатим мы: вот пять рублей...
(В те времена
хорошиеВ России дома не было,
Ни школы, где б не спорили
О русском
мужике...
— Я не про то говорю, — сказал он. — Я говорю, что я для своей выгоды делаю. Мне выгоднее, если
мужики лучше работают.
— Да так же и вести, как Михаил Петрович: или отдать исполу, или внаймы
мужикам; это можно, но только этим самым уничтожается общее богатство государства. Где земля у меня при крепостном труде и
хорошем хозяйстве приносила сам-девять, она исполу принесет сам-третей. Погубила Россию эмансипация!
Он настаивал на том, что русский
мужик есть свинья и любит свинство, и, чтобы вывести его из свинства, нужна власть, а ее нет, нужна палка, а мы стали так либеральны, что заменили тысячелетнюю палку вдруг какими-то адвокатами и заключениями, при которых негодных вонючих
мужиков кормят
хорошим супом и высчитывают им кубические футы воздуха.
Он ничего не думал, ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от
мужиков и как можно
лучше сработать. Он слышал только лязг кос и видел пред собой удалявшуюся прямую фигуру Тита, выгнутый полукруг прокоса, медленно и волнисто склоняющиеся травы и головки цветов около лезвия своей косы и впереди себя конец ряда, у которого наступит отдых.
Он постоянно наблюдал и узнавал всякого рода людей и в том числе людей-мужиков, которых он считал
хорошими и интересными людьми, и беспрестанно замечал в них новые черты, изменял о них прежние суждения и составлял новые.
— «Так, так, на это я согласен, это правда, никто не продаст
хороших людей, и
мужики Чичикова пьяницы, но нужно принять во внимание, что вот тут-то и есть мораль, тут-то и заключена мораль: они теперь негодяи, а, переселившись на новую землю, вдруг могут сделаться отличными подданными.
Реестр Собакевича поражал необыкновенною полнотою и обстоятельностию, ни одно из качеств
мужика не было пропущено; об одном было сказано: «
хороший столяр», к другому приписано: «дело смыслит и хмельного не берет».
Позабыл то, что ведь
хорошего человека не продаст помещик; я готов голову положить, если
мужик Чичикова не вор и не пьяница в последней степени, праздношатайка и буйного поведения».
— Да кто его презирает? — возразил Базаров. — А я все-таки скажу, что человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской любви и, когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того, что ни на что не стал способен, этакой человек — не мужчина, не самец. Ты говоришь, что он несчастлив: тебе
лучше знать; но дурь из него не вся вышла. Я уверен, что он не шутя воображает себя дельным человеком, потому что читает Галиньяшку и раз в месяц избавит
мужика от экзекуции.
— Ерунду плетешь, пан. На сей год число столыпинских помещиков сократилось до трехсот сорока двух тысяч! Сократилось потому, что сильные
мужики скупают землю слабых и организуются действительно крупные помещики, это — раз! А во-вторых: начались боевые выступления бедноты против отрубников, хутора — жгут! Это надобно знать, почтенные. Зря кричите.
Лучше — выпейте! Провидение божие не каждый день посылает нам бенедиктин.
— Например — о попах? Почему
мужики натолкали в парламент столько попов?
Хорошие хозяева? Прикинулись эсерами? Или — еще что?
Клим поспешно ушел, опасаясь, что писатель спросит его о напечатанном в журнале рассказе своем; рассказ был не
лучше других сочинений Катина, в нем изображались детски простодушные
мужики, они, как всегда, ожидали пришествия божьей правды, это обещал им сельский учитель, честно мыслящий человек, которого враждебно преследовали двое: безжалостный мироед и хитрый поп.
— В деревне я чувствовала, что, хотя делаю работу объективно необходимую, но не нужную моему хозяину и он терпит меня, только как ворону на огороде. Мой хозяин безграмотный, но по-своему умный
мужик, очень
хороший актер и человек, который чувствует себя первейшим, самым необходимым работником на земле. В то же время он догадывается, что поставлен в ложную, унизительную позицию слуги всех господ. Науке, которую я вколачиваю в головы его детей, он не верит: он вообще неверующий…
— Поп крест продал, вещь —
хорошая, старинное немецкое литье. Говорит: в земле нашел. Врет, я думаю.
Мужики, наверное, в какой-нибудь усадьбе со стены сняли.
— Но культура эта, недоступная
мужику, только озлобляла его, конечно, хотя
мужик тут —
хороший, умный
мужик, я его насквозь знаю, восемь лет работал здесь.
Мужик, он — таков: чем умнее, тем злее! Это — правило жизни его.
— Давно не слыхал
хорошей музыки. У Туробоева поиграем, попоем. Комическое учреждение это поместье Туробоева.
Мужики изгрызли его, точно крысы. Вы, Самгин, рыбу удить любите? Вы прочитайте Аксакова «Об уженье рыбы» — заразитесь! Удивительная книга, так, знаете, написана — Брем позавидовал бы!
— Не люблю я эту народную мудрость. Мне иногда кажется, что
мужику отлично знакомы все жалобные писания о нем наших литераторов и что он, надеясь на помощь со стороны, сам ничего не делает, чтоб жить
лучше.
—
Мужики любили Григория. Он им рассказывал все, что знает. И в работе всегда готов помочь. Он —
хороший плотник. Телеги чинил. Работать он умеет всякую работу.
— Как же не беда? — продолжал Обломов. —
Мужики были так себе, ничего не слышно, ни
хорошего, ни дурного, делают свое дело, ни за чем не тянутся; а теперь развратятся! Пойдут чаи, кофеи, бархатные штаны, гармоники, смазные сапоги… не будет проку!
— Какой плут этот староста! — сказал он. — Распустил
мужиков, да и жалуется!
Лучше бы дать им паспорты, да и пустить на все четыре стороны.
— Вот, сорок копеек на пустяки бросать! — заметила она. —
Лучше подождем, не будет ли из города оказии туда. Ты вели узнавать
мужикам.
— Обрейте бороду! — сказала она, — вы будете еще
лучше. Кто это выдумал такую нелепую моду — бороды носить? У
мужиков переняли! Ужели в Петербурге все с бородами ходят?
— Да, это mauvais genre! [дурной тон! (фр.)] Ведь при вас даже неловко сказать «
мужик» или «баба», да еще беременная… Ведь «
хороший тон» не велит человеку быть самим собой… Надо стереть с себя все свое и походить на всех!
Молодой купец-золотопромышленник, сын
мужика, в сшитой в Лондоне фрачной паре с брильянтовыми запонками, имевший большую библиотеку, жертвовавший много на благотворительность и державшийся европейски-либеральных убеждений, был приятен и интересен Нехлюдову, представляя из себя совершенно новый и
хороший тип образованного прививка европейской культурности на здоровом мужицком дичке.
Тот,
мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен с женою, с семьей, с родными, закован в кандалы и с бритой головой идет в каторгу, а этот сидит в прекрасной комнате на гауптвахте, ест
хороший обед, пьет
хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
— Нет, уж вот от этого увольте, — поспешно проговорил он, — право… и сказал бы вам… да что! (Овсяников рукой махнул.) Станемте
лучше чай кушать…
Мужики, как есть
мужики; а впрочем, правду сказать, как же и быть-то нам?
Староста, важный
мужик, произведенный Сенатором и моим отцом в старосты за то, что он был
хороший плотник, не из той деревни (следственно, ничего в ней не знал) и был очень красив собой, несмотря на шестой десяток, — погладил свою бороду, расчесанную веером, и так как ему до этого никакого дела не было, отвечал густым басом, посматривая на меня исподлобья...
Нехорошо драться, нехорошо
мужиков и баб на барской работе без отдыха изнурять, да ведь Бурмакин и не делает этого; стало быть, можно и при крепостном праве по-хорошему обойтись.
Матушке становилось досадно. Все ж таки родной — мог бы и своим послужить! Чего ему! и теплёхонько, и сытёхонько здесь… кажется, на что
лучше! А он, на-тко, пошел за десять верст к чужому
мужику на помочь!
Вернувшись, ни Кароль, ни его спутник ничего не сказали капитану о встрече, и он узнал о ней стороной. Он был человек храбрый. Угрозы не пугали его, но умолчание Кароля он затаил глубоко в душе как измену. В обычное время он с
мужиками обращался
лучше других, и
мужики отчасти выделяли его из рядов ненавидимого и презираемого панства. Теперь он теснее сошелся с шляхтой и даже простил поджигателя Банькевича.
Из разговоров старших я узнал, что это приходили крепостные Коляновской из отдаленной деревни Сколубова просить, чтобы их оставили по — старому — «мы ваши, а вы наши». Коляновская была барыня добрая. У
мужиков земли было довольно, а по зимам почти все работники расходились на разные работы. Жилось им, очевидно, тоже
лучше соседей, и «щось буде» рождало в них тревогу — как бы это грядущее неизвестное их «не поровняло».
— А как вы полагаете, откуда деньги у Болеслава Брониславича? Сначала он был подрядчиком и морил рабочих, как мух, потом он начал спаивать
мужиков, а сейчас разоряет целый край в обществе всех этих банковских воров. Честных денег нет, славяночка. Я не обвиняю Стабровского: он не
лучше и не хуже других. Но не нужно закрывать себе глаза на окружающее нас зло. Хороша и литература, и наука, и музыка, — все это отлично, но мы этим никогда не закроем печальной действительности.
Общество всегда возмущалось тюремными порядками и в то же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречало протестом, вроде, например, такого замечания: «Нехорошо, если
мужик в тюрьме или на каторге будет жить
лучше, чем дома».
Отдача арестанта в работники к
хорошему хозяину-мужику, тоже ссыльному, составляет пока единственный вид каторги, выработанный русскою практикой и, несомненно, более симпатичный, чем австралийское батрачество.
— Нехорошо, что женщин присылают сюда из России не весной, а осенью, — говорил мне один чиновник. — Зимою бабе нечего делать, она не помощница
мужику, а только лишний рот. Потому-то
хорошие хозяева берут их осенью неохотно.
Ежа
мужик продавал и взял за него пятьдесят копеек, а топор они уже сами уговорили его продать, потому что кстати, да и очень уж
хороший топор.
Впрочем, на мужицкий промысловый аршин Окся была настоящая приисковая баба,
лучше которой и не придумать; она обшивала всю артель, варила варево да в придачу еще работала за
мужика.
— И
мужики из хрестьян
лучше наших заводских.
— Да над чем новым! Вон Бахарева зять стальных плугов навез
мужикам, — известно и надо смеяться. А
хорошего, ученого человека привезть, заплатить ему хорошо, да тогда и работу с него спрашивать — смеху нет никакого.
Я достал, однако, одну часть «Детского чтения» и стал читать, но был так развлечен, что в первый раз чтение не овладело моим вниманием и, читая громко вслух: «Канарейки,
хорошие канарейки, так кричал
мужик под Машиным окошком» и проч., я думал о другом и всего более о текущей там, вдалеке, Деме.
Она очень хорошо поняла, что девочке гораздо будет
лучше у княгини, чем у простого
мужика.
Словом, он знал их больше по отношению к барям, как полковник о них натолковал ему; но тут он начал понимать, что это были тоже люди, имеющие свои собственные желания, чувствования, наконец, права.
Мужик Иван Алексеев, например, по одной благородной наружности своей и по складу умной речи, был, конечно,
лучше половины бар, а между тем полковник разругал его и дураком, и мошенником — за то, что тот не очень глубоко вбил стожар и сметанный около этого стожара стог свернулся набок.
— Не
лучше ли эти слова отнести к кому-нибудь другому, чем к
мужикам!.. Дурман на меня перестал уж действовать, вам меня больше не отуманить!.. — возразил ему тот.
— Ну, это еще не защита, вот вам
лучше пистолет, — произнес Вихров, подавая ему пистолет, и при этом не без умысла показал
мужикам и свой пистолет.
— За мной, сюда! — сказал тот
мужикам и сам первый вошел, или,
лучше сказать, спустился в шалаш, который сверху представлял только как бы одну крышу, но под нею была выкопана довольно пространная яма или, скорей, комната, стены которой были обложены тесом, а свет в нее проходил сквозь небольшие стеклышки, вставленные в крышу.
— Подпишись уж
лучше! — сказала она
мужику.
— Ну, и грубили тоже немало, топором даже граживали, но все до случая как-то бог берег его; а тут, в последнее время, он взял к себе девчорушечку что ни есть у самой бедной вдовы-бобылки, и девчурка-то действительно плакала очень сильно; ну, а мать-то попервоначалу говорила: «Что, говорит, за важность: продержит, да и отпустит же когда-нибудь!» У этого же самого барина была еще и другая повадка: любил он, чтобы ему крестьяне носили все, что у кого
хорошее какое есть: капуста там у
мужика хороша уродилась, сейчас кочень капусты ему несут на поклон; пирог ли у кого хорошо испекся, пирога ему середки две несут, — все это кушать изволит и похваливает.
— Это что и говорить! чего
лучше, коли совсем не пить! только ведь
мужику время провести хочется. Книжек мы не читаем, местов таких, где бы без вина посидеть можно, у нас нет, — оттого и идут в кабак.