Зеркала фантазии

Александр Чак

Латышский поэт Александр Чак (Aleksandrs Čaks, 1901–50) в своих прекрасных стихах почти всегда надевает маску. То грустного клоуна, то жигана из предместий, то денди и плейбоя – завсегдатая клубов… Образ настолько срастается с ним, что мы говорим: «чаковское настроение», «стилизованный под Чака интерьер», «девушки в духе Чака», «бульвары а-ля Чак». Кажется, даже улица Марияс, приняв его имя, стала улицей-чак; башмаки шаг за шагом вышаркивают чакиану.

Я и дама

Мой кабинет в трактире.

За окнами ходят люди.

У стойки куражится пьяный,

А рядом поют: джим-лай-руди…

А у камина дама

Грустит, на меня не глядя,

Вся в алом, как кончик уха. —

Поладим?

Но стоило только мне подмигнуть,

Склонив в ее сторону голову,

Как дама вылила на меня

Презренья тусклое олово.

Потом скривила надменно губы —

Увы, от меня далеко.

А сквозь батист мерцают плечи —

Она одета легко.

Подошвы туфель белы, как сметана.

Их можно слизывать с ног.

За соседним столиком подрались,

Но мне все равно.

Ах, дама работает с 6 до 16,

Как манекен, у окна.

Так что ж, она станет в трактире ждать

Любовника дотемна?

Этот вечер влетит в копеечку мне:

пью рюмку за рюмкой, косея;

Но и дама не знает цены деньгам:

Сидит на своем плиссе.

Что за запах прячет она на груди?..

Я рою ноздрями норы,

Но дух табака, алкоголя и пота

Мне закупорил поры.

Она скрестила над столиком руки,

Две стройных мерцающих вазы. —

Может, плеснуть в них красной гвоздикой

Изо всех моих рюмок разом?..

Преподнести ей в клещах фантазии

Сердце широким жестом?

Я в восхищенье привстал на ногах

И не найду себе места.

Что-то мысли мои в голове

Кружат, словно два голубка.

Пол прогибается и скользит,

Как гнилая доска.

« — Пикколо, милый, хмельной туман,

Как пыль, с моих глаз сотри!» —

« — Не стоит мальчишке, господин,

Глупости говорить!»

Задымленный воздух вперед поплыл,

Мой стол увлекая следом.

Я свою даму сквозь алый батист

Вижу нагой, как Леду.

Что ж я должен лишь сквозь одежду

Взирать на то, что вижу?..

Я мог бы гладить нежную плоть

Рукой, как снег гладит лыжа.

Досада и горечь сердце стальным

Обручем сжали туго.

К даме моей какой-то молодчик

Подходит шагом упругим.

Тогда я вытряхиваю на стол

Салфетки, стоявшие в вазе,

И живо набрасываю эти строки

В злобном экстазе.