Навязанная девочка

Ана Сакру (2024)

— Входи, — раздается властный голос дяди. Ни жива, ни мертва открываю дверь. Перед глазами от волнения плывет пол и носки моих туфель, пока семеню в центр кабинета. Замираю на рисунке центрального цветка на ковре. Рассматриваю несколько пар мужских ног в брюках. Ну и какие же из них принадлежат моему будущему мужу? Боже, я не хочу это знать… Дядя подходит ко мне вплотную. Как собаку треплет по щеке и заставляет взглянуть ему в глаза. — Красавица, — хмыкает, а затем небрежно кивает себе за спину, — Знакомься, Наталья. Булат Евгеньевич Терехов, скоро твой муж. Прослеживаю за направлением его взгляда… И меня ошпаривает таким жаром, что кажется я сейчас задымлюсь. Терехов небрежным жестом поправляет пиджак и делает шаг в мою сторону. Его губы кривятся в циничной ухмылке. — Приятно познакомиться, Наталья…Ваша скромная племянница, да, Алан Фирадович? — тянет с только нам двоим понятным сарказмом. А у меня кровь в жилах стынет от страха, что он расскажет про вчера.

Глава 2. Наташа

— И что же ты будешь делать? — обеспокоенно вздыхает Вероника, вертя палочку с поджаривающейся зефиркой на конце, — Дядя хоть сказал, за кого тебя выдавать собрался?

— Ничего он не сказал, перед фактом поставил и все, — бурчу обреченно и с такой злостью кусаю подгоревшую с одного бока сосиску, будто это дядина нога, — Не удивлюсь, если это вообще его ровесник, вдовец — извращенец какой-нибудь, не особо запаривающийся о моей"стремной"родословной. Но уверенный, что мне честь оказывает, и быть мне всю жизнь благодарной. У него других в окружении и нет.

— Может быть, хотя бы сын вдовца-извращенца, — робко пытается разрядить безрадостную обстановку Мила — у нас ведь праздничный пикник по случаю моего наступающего завтра дня рождения. Мила ворошит костер, у которого сидим втроем, и хитро мне подмигивает, — Молодой, современный, симпатичный…

Закатываю глаза.

— Ага, настолько современный, что готов жениться по указке отца, ни разу меня не увидев? — горько смеюсь, — Если он с такими взглядами и молодой, то тогда еще большее отребье, чем я, в их глазах. Алан Фирадович же сказал, что дочь свою за такого бы не выдал. Может наркоман или инвалид… — размышляю вслух, — Или импотент… хм, нет, а импотент мне подходит! Хоть одной проблемой меньше, да?

Девчонки прыскают со смеху, и я закатываюсь вместе с ними, чуть не падая с бревна. Мой смех гораздо ближе к истерике, чем к веселью, но я все равно благодарна Богу за этот день. Мой последний вдох свободы перед пугающей до обморока мрачной неизвестностью.

Чудо, что Дадуров отпустил меня в гости к Веронике с ночевкой накануне моего восемнадцатилетия. Видимо, все-таки сказалось то, что все последние две недели я вела себя тише воды, ниже травы, не задавала никаких вопросов и демонстрировала полную покорность. А еще тот факт, что Вероника была из очень богатой и строгой семьи, и ночевала у нее я достаточно часто. Надо сказать, что сама Вероника вообще не являлась образчиком целомудрия, но ей всегда удавалось свои похождения виртуозно скрывать, и все взрослые вокруг были уверены, что имеют дело чуть ли не с ангелом.

Поэтому когда я, подкараулив момент, чтобы дядя был в благодушном настроении, слёзно попросила его в последний раз отпустить меня к подружке, чтобы отметить свой наступающий день рождения, Дадуров лишь махнул рукой.

Да и почему нет. Он ведь знал, что бежать мне некуда. Ни денег, ни знакомств, ни документов. Ничего… Иногда мне казалось, что ему даже удовольствие это доставляет — показательно отпускать поводок. А потом снова резко дергать на себя, чтобы в шею мне впились острые шипы строгого ошейника.

Так любая собака запоминает свое место лучше.

В особняке Вероники сидеть не хотелось. Погода на улице стояла чудесная. Жаркий август подходил к концу.

Последние ласковые, солнечные деньки для меня и в прямом, и в переносном смысле.

Поэтому, предупредив охрану (родителей Вероники дома не было), мы закинули в джип моей подруги палатку, все, что необходимо для пикника с ночёвкой, и отправились на озеро на краю их закрытого элитного поселка. Расположились на укромной полянке, подальше от основного пляжа, кое-как со смехом сами натянули палатку и скинули охране геолокацию.

В сосновом бору быстро темнело. Если над озером небо еще светилось розовым, то за стеной деревьев, окружающих нас, уже было ничего не разглядеть. Высокий костер жарко потрескивал, желудки были забиты сосисками и овощами. И Вероника, самая шкодная из нас, подскочив с бревна, воскликнула.

— Девочки! А у меня в багажнике вино! Стащила с кухни. Три бутылки! Давайте?

— О, давай, — оживляется Мила.

— Мне нельзя, ты же знаешь, — скорбно вздыхаю я, — Дадуров узнает — убьет.

— А как он узнает? — фыркает Вероника, уже направляясь к своему джипу, — До утра все выветрится, да и разве вечером тебя уже не отдадут другому. Будешь не дядиной заботой, ведь так?

— Та-а-ак, — тяну я задумчиво, неуверенная ни в чем.

Меня разрывает противоречивыми эмоциями. С одной стороны алкоголь я терпеть не могу. Вернее, его воздействие на меня. С другой — так заманчиво позволить себе хоть крохотный бунт. И пусть дядя о нем даже догадываться не будет, но я-то буду знать…

Пока взвешиваю"за"и"против", Вероника времени даром на теряет и уже разливает красное вино по пластиковым стаканчикам. Пихает один из них мне в руку.

— Ну, за тебя, крошка! За твои наступающие восемнадцать лет! — торжественно произносит, не давая возможности возразить.

Вздыхаю и покорно делаю большой глоток. Горло обжигает терпкой сладостью. В груди тут же расползается тепло. Что ж, возможно немного выпить сегодня — не такая плохая идея.

***

Спустя два часа музыка из машины Вероники орет так громко, а мы с девчонками, пьяные в хлам, танцуем так зажигательно, что выехавший на нашу поляну незнакомый черный внедорожник замечаем только тогда, когда слепнем от направленных прямо на нас фар.

На улице уже глубокая ночь, и, даже несмотря на туман опьянения, окатывает липкой тревогой, когда из джипа нам сигналят, а затем двери машины распахиваются, выпуская наружу трех широкоплечих мужиков.

Резко замираем, уставившись на подходящих к нам незнакомцев. Ноги мгновенно становятся ватными. — Эй, вы что тут одни, красавицы? — обращается к нам один из них с едва уловимым акцентом.

Остальные начинают оживленно посмеиваться.

Мы с девчонками синхронно сбиваемся в кучку, пытаясь разглядеть непрошенных гостей. Мрак еще скрывает их лица, но массивные силуэты откровенно пугают. Вероника перехватывает телефон, уже собираясь наверно набирать охране. Их дом тут недалеко. Они приедут быстро. Сглатываю кислую от страха слюну, кошусь на подругу, взглядом поторапливая ее.

— Нет, мы… — начинает отвечать Вероника, уже поднося трубку к уху и одновременно вглядываясь в темноту.

А потом она вдруг резко опускает руку с зажатым в ней телефоном и расплывается в кокетливой улыбке.

— Егор, ты?

— О, соседка, привет! В темноте и не признал! — мужики как раз вступают в полосу света от костра.

Один из них, по виду самый молодой, крякнув, подхватывает Веронику и, крепко обняв, кружит.

— Малышка, какие люди и без охраны, — цокает языком, — Опасно девушкам одним в лесу, не знала? — в шутку щелкает ее по носу, — Что вы тут делаете? Туризмом решили заняться?

— Да, типа того, а вы? — Вероника, улыбаясь, поглядывает на спутников этого Егора.

Они взрослые, с бандитскими заросшими рожами и улыбаться в ответ явно не планируют. Тяжело рассматривают нас как парное мясо на прилавке в гастрономе. Я невольно ежусь и жмусь поближе к Миле. Не нравятся они мне…И вся эта ситуация не нравится. Дядя меня убьет…

— Да вот, тоже хотели проветриться. Шашлыки пожарить, потрещать…

— Ой, обожаю шашлыки, — облизывается Вероника.

Мила было дергает ее за кофту, но та делает вид, что намека не поняла. Видимо вино и жажда приключений перевешивают чувство самосохранения.

Егор, скользнув откровенным похабным взглядом по Нике, расплывается в наглой ухмылке.

— Так зачем же дело стало? Накормим… Накормим девчонок, да, пацаны? — поворачивается к своим друзьям.

"Пацаны", которым по виду ближе к сорока, переглядываются. Один из них согласно кивает.

— И накормим, и напоим, и спать уложим таких сладеньких, — басит он, — Что девочки, пьете? У нас коньяк, водка есть. Если надо, можем и за винишком сгонять, пока трезвые.

— Коньяк сойдет, — смущенно улыбается Вероника.

— Нам хватит, — резко вставляю я, — И вообще у нас девичник тут, извините!

Выпаливаю это таким нервным дребезжащим голосом, что поляна взрывается мужским хохотом.

— Грозная какая мелочь, — хмыкает мужик, который до этого молчал, — Прямо как у моей соседки пекинес.

Хохот остальных становится громче.

— И правда есть что-то, — фыркает Егор.

Я возмущенно вспыхиваю от такого сравнения и вонзаю гневный взгляд в незнакомца. Он в ответ смотрит на меня снисходительно. Будто реально волкодав на крохотную собачонку. Насмешливо выгибает густую бровь. И лениво улыбается, говоря своим друзьям, а продолжая смотреть на меня.

— Ладно, Егор, и правда давай тут останемся. Такие девочки молоденькие, дружелюбные. Интересно с ними будет… посидеть, — последнее слово произносит с ударением, будто вкладывает в него совсем другой смысл.

И от этого скрытого смысла у меня кожа покрывается колючими мурашками.