Почёт ли – смерти приговор на Земле?

Анна Атталь-Бушуева (2024)

Пробуждение внутри сомнения твоего я — тащит юмор, как элегантный проводник ночной тщетности в судьбе. Где его уже ждёт философское путешествие обратно на Землю. Эта книга рассказывает о чувствах переживаемой ночи смерти, когда она находит субъективный выход на дно человеческой эволюции. Чтобы видеть себя с лучшей стороны, с той, которая была внутри твоего сомнения — смертельной. Говоря о тщеславии и типичных чертах аристократического хода человечества — в свою личную вечность.

Богатый невидимка

Не знаешь ты его печали след,

Он дрожью облачает — этот век,

Куда бежит по вектору судьбы —

Глазами уготованное чувство.

Бедняк на придорожной синеве,

Путь иллюзорный, сложенный в руках

Или забытый разговор на облаках —

Ему упадком говорят — «прощай».

Что думаешь ты в этом бытие,

Когда из ада в невидимке дышит —

Позолочённый след из рук тугих

И цепь судьбы по роду — на тебе?

Ты слышал сказки робкою зарёй,

Но центр души — там видел идеал,

А бытие по золочёной нам поре —

Причудливо заискивало вдаль.

Богатым не считая этот век,

Его сложение в предмете о любовь,

Что ты забрал у мира для себя

И выпил сам ему от счастья — кровь.

Трясёт пути от иллюзорной лжи,

Куда — то движут смыслы по тебе

Невидимую даль — в одной руке,

За новой преисподней ей — главой.

По тем, которые ходили для себя

Внутри игры земного света лет

И точно калька — впитывали бред

От денежной могилы — дорогой.

Ту дверь открыть нельзя и словом ад,

В том ветер носит нас — опять назад

Сквозь шёпот льдин и пламя у костра,

Чтоб можно было выдумать — единый

Простор иллюзий, думая в сердцах

Для этой лжи, в которой ты не прав,

А твой невидимый уют — стирает льдины,

Что движут состояние в войне.

По ней идёт в пароме — этот длинный

Сюжет — из бледной мантии в руке,

Он дух тяжёлой ноши нам и силой

Ты сам заставил выпить кровь — во мне,

Не зная суть вещей о том, что было,

Не видя речь искусственно в себе —

Ты подлинный рассвет снимаешь мило

Внутри очередного круга лет.

Тоскливо пишет палубой под мир —

Скелетный свод по роду у ручья,

Где сладко горевали — ты и я,

Что небо нам — недолгий ход дарило.

Оно вело свой смелый приговор

На дне невидимой картины — у людей

И этой сложной каторгой своей —

Не разнимало дрожь осунувшейся мины.

Писать не мог ты прямо у ручья,

А склад дрожащей противо любви —

Не стал тебе мешать, как эти дни,

Он только различал — любви картины.

Они в невидимой походке — близ луны

Струились прямо на густом подполье

И чёрный ствол ветвей им был — закон

Внутри невидимой картины — о любовь.

Что нет причины думать ей — взаймы,

В войне ли лучшей каторги — о мире,

Не смог ты вынуть повод в той руке

И стал невидим в личности — ревнивой.

Твои года — богатые сердца,

В ускоренном бегу им нет нам — силы,

А деньги пашут в истине — за толк,

Когда ты сон открыл на бытие.

Но сам невидим в роскоши — отныне,

Ты вечен в сердце близкой пелены,

А день внутри историей — под сны

Остался сводом счастья на руке.

Ты не ревнуешь жить и робкое «люблю»

Не страхом укоряет — в склад души,

Ты в праве быть той роскошью и миром,

Но гордо волей строишь — эти сны.

Они — твои строжайшие законы,

По ним — невидим мысли оберег,

А только человек уносит в мире

Его — хранящий подвига портрет.

Богатый след не скроется во тьме,

Что ночью клад — в закопанной равнине,

Когда ты видел зеркало во мне

И стыл внутри, как зоркий диалог.

Он ищет путь невидимой равнины,

Над волей сам ты спрашиваешь — им,

Конец ознакомительного фрагмента.