По следам утопленниц

А Калина (2024)

Таинственный мир окутал эти места. Утопленники и призраки гуляют под покровом ночи, пугая загулявшихся людей. Кто же управляет этой нежитью и не дает давно усопшим найти и после смерти покой?

Глава 2

2. Кикимора.

А время летело, летели дни, недели, месяцы. Сменялась весна летом, лето осенью, а осень зимой. Наступил год 1917, и в стране скоро случилась Февральская революция. Пока какие-то перемены происходили в Петрограде, разделяя страну на до и после, в селе Серапионово оставалось все по-прежнему.

Уже весной в село стали возвращаться с войны солдаты, те, кто осмелился покинуть после революции службу. Больные, голодные и раненые мужчины приходили в свои родные дома, где их ждали чаще всего голодные жены и дети. Превозмогая боль душевную и физическую, они меняли свои винтовки на плуг и соху, чтобы успеть засеять свои земли и спасти от не минуемого голода свою семью. С фронта вернулся и старший сын Маловых, Ермолай. Гуляли в честь его прибытия всем селом, как свадьбу, три дня. Счастливая Настя не отходила от мужа далеко, каждый раз плача возле него и целуя его не бритые щеки.

Марфа даже завидовала этой женщине, ведь так любить, не каждому дано, как ей, Насте. Но больше расстраивало, что видя, как у некоторых возвращаются отцы, её сын Федя стал спрашивать, а где и его. Сказать правду не хватало ей смелости, но хуже, если кто-то другой скажет за неё. И тогда, выйдя с сыном вечером во двор, когда на небе стали появляется первые звезды, она рукой показала на небо и спросила:

— Ты видишь звезды?

Федя внимательно пригляделся:

— Вижу.

— Найди самую яркую звезду, — попросила Марфа.

Федя еще внимательнее пригляделся, потом поднял свою детскую ручку и показал куда-то в небо:

— Вон яркая!

Марфа глубоко вздохнула, и, преодолев эмоции, которые её начинали захлестывать, она сказала:

— Теперь папа живет на этой звезде. Он смотрит оттуда и видит тебя.

Мальчик, не отрывая взгляда от неба, спросил:

— А как же мы? Он нас заберет?

— Когда-нибудь…но надеюсь не скоро…, — у Марфы встал ком в горле от слез.

— Мама! Почему он там?

— Так получилось, сынок, так получилось…, — а слезы уже стекали и капали с подбородка.

— Его убили, как дядю Макара? — вдруг неожиданно спросил Федя.

Марфа вытерла слезы со щеки и ответила:

— Да, сынок, он пал как герой. Гордись им и помни.

Это был странный разговор, между ней и сыном, который в силу возраста даже не помнил лица своего отца. Он не воспринимал еще эту новость как трагедию жизни, оттого так спокойно он реагировал на её слова, а уже перед сном спросил, может ли он махать рукой отцу тут с земли, чтобы тот увидел.

— Конечно можно…, — ответила Марфа и всю ночь она, молча, плакала, вытирая слезы с лица и сдерживая всхлипы.

Наутро она делала вид, что все хорошо. Помогала Евдоксии, которая немного расцвела с приходом сына с войны. Убирались в доме и на дворе, пока с улицы не стали доноситься звуки брани. Они все нарастали и нарастали, и было уже четче слышно как ругаются двое вернувшихся солдата: Родион Завалихин и Степан Силантьев. Марфа тихонечко навалилась на ворота и стала подсматривать в щель, чтобы рассмотреть ссорившихся. Родион махал руками в воздухе, объясняя, как довели страну всякие коммунисты, эсеры и другие бунтовщики до этой нищеты и безысходности. Степан был не согласен, но руки держал в кармане и спокойно отвечал, что довели страну царь и его немецкая супруга, а коммунистов не трогай, они такие же, как и мы. Оба все экспрессивнее начинали доказывать друг другу свою правоту, пока все это время, более спокойный Степан, внезапно не ударил в челюсть Родиона. Увидев это, Марфа ахнула и отошла от ворот, но еще можно было услышать, как двое мужчин ругаются, а потом началась драка. На этот шум выбежала соседняя собака, которая бегала вокруг мужчин и громко лаяла, как будто подначивая их. Марфа не выдержав, тоже выбежала из калитки ворот и, встав поодаль от драчунов, закричала:

— Да что же вы делаете! Ведь вы оба воевали! Как вам не стыдно! Прекратите это немедленно! Караул, люди! Ну, помогите же их разнять!

Как назло на улицах села никого больше не было, или они просто наблюдали эту картину из своих окон. Отчаявшись, Марфа побежала во двор, где стояла полное ведро воды для кур. Она схватила его и понеслась к мужчинам. Как только драчунов окатило с головы до ног холодной водой, они отцепились друг от друга и бешенными глазами теперь смотрели на женщину с ведром.

— И не стыдно вам, бесстыдники? Не навоевались?

— Уйди, Марфа, от греха подальше, — пыхтя, ответил ей Родион, — Не твое это дело…

— Ах, не моё! Вот принесу я еще ведро да опять окачу тебя, чтоб знал! — предупредила Марфа и для убедительности подняла пустое ведро перед собой и потрясла его.

Степан устало улыбнулся женщине и ответил:

— Уходим мы, Марфа, уж извини за это представление. И, правда, не навоевались…

Он поднял с земли фуражку и, стряхнув с неё грязь и пыль, пошел в сторону своего дома. Родион, сверля его глазами, плюнул себе под ноги и пошел в противоположную, не попрощавшись с Марфой.

Женщина так и осталась стоять на дороге с пустым ведром, пока из калитки ворот её не окликнула Евдоксия. Она стояла, высунувши только голову из калитки, как будто боялась, что её кто-то увидит.

— Ну чего ты, родная, делаешь? — спросила она, когда молодая женщина уже подошла к ней, — Ведь люди видят, чего подумают?

— А что они могут подумать? — непонимающе спросила Марфа, заходя в калитку.

— Подумают скверное, а нам потом краснеть.

— Мама, они из-за политики поссорились! — воскликнула Марфа, — А вы что подумали?

— Я-то правильно подумала, а вот соседи иное могут. Сидела бы тихо, не высовывалась. Ну чего ты вдруг полезла! — в голосе, обычно тихой женщины, звучали сердитые нотки.

Марфа поставила пустое ведро рядом с крыльцом и ответила:

— Чего теперь об этом говорить?

Евдоксия посмотрела молодой женщине прямо в глаза:

— Иди в дом за сыном присмотри, я там чугунок с горячей водой оставила.

Спорить со свекровью Марфа не стала и послушно ушла в дом, где Федор спокойно играл с кошкой.

Вечером, когда уже стемнело, все стали готовиться к ужину. Марфа с Фотей накрывали стол: принесли чугунок картошки, чугунок со щами и миску с хлебом и луком. И вроде все готово и надо всем сесть за стол, а Федя куда то пропал. Марфа поначалу растерялась, стала его звать, вышла в сени и видит, как её сын стоит и с кем то разговаривает.

— Сыночек, а ты с кем разговариваешь? — испугано спросила его Марфа, пытаясь разглядеть в полутьме хоть кого-нибудь.

Федя повернул к ней голову и так радостно ответил:

— Ну, ты что, мама, папа же вернулся! Он по нам так скучал!

По спине у Марфы пробежал холодок. Она схватила сына за руку и потянула в избу.

— Мама! Мама! Папа же вернулся!

Марфа ничего не могла на это ответить, а свекор, услышав, встал из-за стола и быстрым шагом пошел в сени, по пути схватив кочергу. Его не было с минуты две, а когда вошел обратно в избу, сел на лавку рядом, поставил около себя кочергу и сказал:

— Завтра отца Алексия позвать надо. Пусть дом осветит. Нечисть в доме разыгралась.

У Марфы от страха по телу бегали мурашки и ночь она потом заснуть не могла, все чудились ей шаги и вздохи. А утром, когда в дом вошел отец Алексий, она кошкой вылетела во двор и, дыша всей грудью теплый весенний воздух, пыталась занять себя чем угодно, лишь не попадаться этому батюшке на глаза. После того как он ушел, к Марфе подошла Евдоксия и тихо попросила:

— Сходи, родная, к Ершихи, попроси трав, чтоб дом окурить от нечисти. Она знает какие, — а сама в руки сует ей маленький сверток, в котором чувствуется прохлада сала.

— Схожу, только страшно как то после батюшки.

— А ты, родная, делай, как говорят.

Марфа не стала спорить, тем более в доме была напряженная атмосфера, и хотелось меньше всего видеть сейчас тяжелый взгляд свекра. Она обошла дом и огородами пошла в сторону леса, где прямо у болота стояла маленькая изба не старой еще женщины, которую все знали как Ершиха. Этот дом, когда то был брошенной баней, в которой в своё время поселилась семья бродячих нищих и осталась в ней жить навсегда, занимаясь знахарством и колдовством. Все кроме самой Ершихи давно померли, а она продолжила дело своей матери и бабки. Она спасла немало душ и так же немало загубила неродившихся младенцев. Сама Марфа ходила к ней только раз и то только за лекарством от поноса для сына и впечатление у неё остались от Ершихи, не самые лучшие.

Уже дойдя до развилки можно было услышать дружный хор лягушек, издаваемый из болот, а сам воздух тяжелел с каждым вдохом. Все вокруг как будто было сосредоточено на нежданном госте, и следило за Марфой из-за каждого куста и дерева невидимыми глазами. Обычно у всех таких мест есть какое-нибудь название, как, например, Чертово болото или Поганое место и все в таком духе. Даже имелось несколько легенд на этот случай, что когда то во времена еще Екатерины второй в этом болоте утопил свой золотой сундук с краденным добром разбойник Филька Самородок. Гнали его по этим лесам, как дикого зверя, а он, чуя свою гибель, утопил сундук и сам утопился. Многие этот сундук искали, то так и не нашли, кроме пары монет, и то, это тоже стало легендой. Была еще одна легенда про богатую крестьянскую дочь Пелагею. Семья её была богатая и дочерей было четверо и решили они однажды выдать замуж свою старшую дочь за такого же зажиточного крестьянского сына, чтобы и других побыстрее выдать. Вот только на другой день свадьбы невеста сбежала и утопилась прямо в этом болоте, и нашли её платок у того места на следующий день, а тело так и осталось на дне. Шла молва, что любила она пастуха Игната, а его за день до свадьбы убили и тело сбросили в болото, а не состоявшая невеста решила вслед за ним уйти. Много легенд ходило об этом болоте, но в Серапионово название этому месту никак не давали — болото оно и есть болото.

И вот, не доходя самой воды, надо было снова свернуть налево, пройти по узкой илистой тропинке, которая шла до самого дома Ершихи. Деревья тут росли малорослые, скрученные и почти всегда мертвые, от этого всем, идущим по этой тропе казалось, что они попали в потусторонний мир и тропа эта ведет не меньше чем к избе ведьме, а деревья тянуться своими голыми ветвями и попытаются при удобном случае их схватят в свои смертельные объятья. Впрочем, Ершиха немало напоминала ведьму. Ей было только сорок лет, и она имела стройный стан, любила носить на голове яркие цветастые с бахромой платки, как цыганка, а её карие глаза, были такие жгучие, что многие молодые парни не могли потом уснуть ночами, не вспоминая их.

Подходя все ближе и ближе к её дому, у Марфы начинался озноб, и забегали мурашки под кожей. Она часто озиралась то на лес, то на болото, спотыкаясь и два раза чуть не уронив сверток с салом. Воображение рисовало, что за ней как будто кто-то следит и преследует. Так сильно хотелось отсюда сбежать, что Марфа прибавила шаг, чтобы хотя бы поскорее добраться до дома Ершихи.

У дома её встретил не привычный лай собаки, как это обычно принято в Серапионово, потому что знахарка её и не держала, за то с низкого бревенчатого забора на неё уставились два ярко желтых светящихся глаза огромного и упитанного камышового кота. Прошипев на нежданную гостью, он спрыгнул с забора и одним прыжком скрылся в камышах, оставив Марфу одну. Перекрестившись, она прошла к двери и неуверенно постучав, сделала два шага назад, в ожидании хозяйки дома. Дверь быстро и неожиданно отворилась и на пороге стояла сама Ершиха, немного растрепанная, как будто только встала с постели. Её черная коса свисала до самых бедер и при разыгравшемся воображении, можно было подумать, что она живая, словно змея и вот-вот броситься на гостя и смертельно ужалит. Оглядев гостью своими жгучими каре-желтыми глазами, Ершиха отворила дверь шире и кивнула в сторону избы, в знак, чтобы та заходила вовнутрь. Марфа неуверенно сделал шаг вперед, еще раз посмотрела по сторонам и вошла все-таки в дом знахарки. Её сразу окутал пряный запах полевых цветов, сена и свежего хлеба. Так странно было, с виду изба был маленькой, как и все бани, но внутри он был больше и просторнее."Точно ведьма!": подумала про себя Марфа, оглядывая дом. Видимо Ершиха сегодня пекла хлеб, потому что на столе стоял, покрытый льняным полотенцем, каравай ржаного хлеба, а на буфете еще не отправленный в печь пирог с дырочкой в тесте посередине.

— Чего пришла? — послышался сзади резкий тон Ершихи, после того как она громко хлопнула дверью.

Марфа обернулась к ней и растеряно ответила:

— Меня послали к тебе за травой от злых духов.

Ершиха странно улыбнулась, как будто только и ждала этого:

— Чего принесла? — и кивнула в сторону свертка с салом в руках Марфы.

Марфа протянула этот сверток знахарке и та, схватив его, сразу пошла в сторону трав, которые висели привязанные на веревку, протянутой от печи до стены. Ершиха понюхала сверток, развернула его и положила на стол рядом, а сама, подняв нос к верху, стала присматриваться к траве, какую бы дать.

— Сын его видел? — не оборачиваясь, спросила неожиданно Ершиха.

Марфа сначала открыла рот, но как будто слова проглотила, и громко сглотнув, все-таки ответила:

— Я не знаю.

— Видел. Все дети их видят, — и, набрав пучки пахучей полыни, зверобоя и чертополоха, добавила, — Сегодня.

Она всунула пучки трав в руки Марфы, дрожащей от озноба, и быстро отошла к окну:

— Иди и не оборачивайся. Духи рядом бродят.

Марфа смотрела на её спину испуганными глазами и медленно стала отходить к выходу.

— Да не в доме они! — вдруг крикнула, не оборачиваясь, Ершиха.

Марфа тихо поблагодарила знахарку и вылетела, как ошпаренная, из дома, идя быстрым шагом по той же тропинке, по которой она сюда пришла. Прижимая пучки пахучих трав к своей груди, Марфа смотрела себе по ноги быстрым шагом шла к заветному повороту, не озираясь по сторонам. Вокруг все как будто замерло, даже лягушки не голосят, а только шумел рогоз, от слабого неожиданно налетевшего ветра. Марфа левым ухом неожиданно уловила шуршание со стороны болота, потом — бултых! Видимо лягушка прыгнула в воду. Сердце забилось быстрее, а Марфа все идет вперед и смотрит, только на дорожку, не оглядываясь. Из камышей вдруг сорвалась, какая-то неведомая птица и полетела, шумно свистя в воздухе крыльями. Марфа сильнее прижала пучки трав в груди, и, не оглядываясь, смотрела только на дорожку. Снова шуршание в камышах и ветер шумит в них, как будто разговаривает, а потом снова — бултых!"Ну, распрыгались дружно лягушки, до обморока доведут!": подумала Марфа и с радостью осознала, что впереди уже показался поворот в лес. Вот шаг, еще шаг, еще немного и она вывернет и этого проклятого места, как вдруг позади она услышала негромко голос:

— Стой!

Марфа и не думала останавливаться, это все ветер играет с её сознанием, не больше этого. Но позади со стороны болота снова раздался уже чуть громче голос:

— Стой!

У Марфы задрожали руки и холод по спине. Не уж то духи! Не оборачиваться, только не оборачиваться!

— Стой!

Голос был ближе, и от этого Марфа не удержалась и резко обернулась на него, смотрит вокруг — никого!"Что за чертовщина?": подумала она и опять повернула в сторону леса. Успев сделать пару шагов как снова голос сзади:

— Стой, Марфа!

Марфа вся обомлела от страха. Голос был ей не знаком, и от этого стало еще жутко. Она снова обернулась назад и дрожавшим голосом спросила:

— Кто это? Не узнаю по голосу.

Вокруг тишина, только рогоз шумит от усилившегося ветра. Сердце Марфа застучало громко: бух-бух, вот-вот вырвется и груди:

— Ну, покажись уже, чего в прятки со мной играешь! — кричит Марфа, сама не узнавая свой голос.

В камышах снова послышалось шуршание, только теперь кто-то шел в её сторону, раздвигая рукой высокий рогоз. Марфа внимательнее стала приглядываться к выходящей фигуре, она была явно женской.

— Ты кто? Не узнаю, — снова спрашивает Марфа незнакомку.

Фигура полностью вышла из-за рогоза и перед Марфой стояла девушка, лицо которой не возможно было разглядеть. На ней был красный из жаккардовой ткани сарафан, с фиолетовым шелковым поясом, белая с кружевными манжетами рубашка, а на голове фиолетовый расшитый золотом повойник, поверх которого красовался фиолетовый шелковый платок, заколотый на кромку. Она была настолько нереальной, что Марфа задумалась, не сошла ли она с ума. Марфа внимательно всматривалась в её лицо, но так и не узнавала кто это, а женщина смотрела прямо на неё и как будто даже открывала рот, но ничего не говорила. Может она говорит тихо? Марфа сделала два шага к фигуре и та протянула ей свою руку, с губ женщины все-таки сорвались слова:

— Помоги мне ребеночка найти.

Её голос был настолько ласков, что Марфе показалось, что он её обнял материнскими руками, и она не смогла этому сопротивляться. Она сделала еще три шага вперед и спросила:

— Как ребеночка зовут?

— Феодосия, — и только сейчас она заметила, что лицо у женщины было белым как снег, а глаза заплаканные и опухшие от слез.

Марфа задумалась, ни в Серапионово ни в Скоморохово таких имен не было, да и одета женщина, как староверка, а в последний раз тут они жили только век назад, пока местный священник их не погнал отсюда и не сжег их дома. Местные иногда говорят об этом тихо, почему то бояться. Может, конечно, и схоронились они, где то не далеко, леса ведь вокруг много, тут часто находят охотники одиночные лесные деревни на две-три избы, но все чаще дома те уже пустуют.

Марфа смотрела на загадочную женщину, и что-то её останавливало, было немного жутко от этого. Женская фигура сделала шаг назад и поманила Марфу рукой:

— Пошли со мной. Она может, ждет меня, а одна я найти её никак не могу. Помоги.

Марфа огляделась еще раз по сторонам, потом снова на женщину:

— Ну, веди меня.

Женщина сразу повернула и быстро скрылась за рогозом, а Марфа медленно стала пробираться за ней. Жесткие стебли хлыстали непокрытые кисти рук, лицо, а под ногами уже чавкало вонючее болото. Марфа все пыталась не потерять из виду женщину и никак не могла понять, как её ребенок попал сюда, ведь все местные женщины чуть ли не с зыбки страшат своих детей болотом, что даже во взрослой жизни без надобности сюда никто не ходит.

— Ну, скорее, скорее, ведь моя доченька где то тут, — пролепетала с ужасом в голосе женщина.

Марфа, одной рукой прижав пучки трав, вторую приложила у рта и крикнула:

— Феодосия! Феодосия! Феодосия!

— Доченька моя родимая, где же ты…, — негромко пролепетала женщина.

— Феодосия!

Марфа пыталась идти за женщиной, чтобы не упустить её из виду, но её фигура все удалялась и удалялась дальше в гущу рогоза, оставляя за собой только шуршание.

— Феодосия! — эхом раздавался голос Марфы, и только мать девочки еле тихо лепетала свои причитания, как будто она и вовсе её не ищет.

— Феодосия! — снова крикнула Марфа и остановилась, слушая свое эхо и пытаясь уловить голос девочки, но она все равно молчала.

— Феодосия! — сделала она еще одну попытку и поняла, что потеряла из виду ту женщину, а сама она стояла в воде по щиколотку в высоком рогозе.

Стало как то тихо и жутко, и слышно только как шумит на ветру рогоз. По телу Марфы пробежал холодок:

— Феодосия! — и снова, зачем то она кричит это имя, но вокруг тишина и рядом никого.

Марфу накрыла грусть и страх одновременно. Что-то было не так. Впереди вдруг всплеск воды, сильнее, чем от выпрыгивающей лягушки. Марфа двинулась осторожно на звук. Лишь бы только не потеряться! Она шла, осторожно ступая по воде и высматривая хоть какое-то движение.

— Доченька моя, где же ты…

Ага, эта женщина тут! Марфа чуть увереннее уже шла на голос, пока не заметила снова эту женщину, которая стояла у открытой воды, так же по щиколотку стоя в иле. Она смотрела вниз и причитала:

— Доченька, где же ты…

В голосе был плач и скорбь, которое брало за душу Марфу и на её глазах у самой появились слезы, которые быстро стали скатываться на подбородок. Когда Марфа подошла к стоящей спиной женщине, она посмотрела в воду, куда, держа одной рукой свой красный платок, смотрела та. Она всматривалась внимательнее и даже сделала вперед шаг и хотела сделать еще один, как вдруг из глубин стали подниматься пузыри, которые выходили сначала по одному, потом их становилось больше, а на поверхности стал появляться различимый силуэт похожий, о боже, на ребенка, на вид не более двух лет! Марфа не могла уже оторвать своего ошеломлённого взгляда от этого зрелища. Она в ужасе наблюдала, как со дна подниматься бледное тельце ребенка в маленьком сарафане как у этой женщины, с кружевными рукавами рубашки. Марфа не могла поверить в происходящее, и ей хотелось сделать еще шаг, чтобы попробовать поймать и воды тело ребенка. Не может такого быть! Это не с ней!

— Помоги, помоги мне её достать моё милое дитя…, — тихо умоляла женщина, не поворачиваясь к ней.

Марфа вопреки её ожиданиями сделала шаг назад и услышала громкое чавканье ила, он как будто вырвал её в реальный мир. Ей стало настолько жутко от происходящего, что на какой-то миг она застыла на месте, пока женщина не стала снова голосить о помощи. Марфа посмотрела вокруг себя и поняла: да ведь её завели в само болото! Ершиха ведь её предупреждала! В Марфе вдруг поднялся такой гнев, что она вдруг накинулась на женщину и стала хлестать её по спине пучками трав, которые дала ей знахарка:

— Ах, ты, болотница, завела меня! — она стегала её со всей дури по спине, а женщина не поворачиваясь дико закричала на все болото, — Убирайся обратно в свое болото! Убирайся, говорю! К черту пошла отсюда!

Марфа и сама не ожидала такого всплеска гнева от себя, но чем дольше она хлестала неизвестную женщину, тем громче становился голос той. Внезапно она резко к ней повернулась лицом и Марфа от страха отпрянула и даже перестала бить её: вместо молодой женщины на неё смотрела глубокая старуха с испещренным морщинами лицом, а вместо глаз всего лишь пустые глазницы из которых вываливались улитки и жирные черные пиявки. Она внезапно протянула свои когтистые коричневые, покрытые водорослями, руки и накинулась на Марфу. Она повалила её и дыша гнилым дыханием ей в лицо, пыталась рвать на ней одежду, больно царап когтями нежную кожу. Сначала Марфа от ужаса вопила на все болото, но сильно сжав в одной руке пучок трав, она со всей дури стала бить тут им по лицу монстру. Оно завопило, оглушая все вокруг, а Марфа не сдаваясь, все тыкала им прямо в незрячие глаза и кричала:

— Пошла к черту! Убирайся к себе в болото!

Хватка неведомого монстра стала ослабевать, когда рядом послышался крик коршуна, охотившегося рядом. Оно вдруг вскочило на ноги, нервно огляделось, издавая клокот и вонючей глотки и одним прыжком прыгнуло в болото, оставив после себя только круги на поверхности воды. Марфа лежала мокрая и раненая, часто дыша и держа в руках, то, что осталось от пучков трав. Она услышала снова крик коршуна, только ближе и от этого почувствовала себя безопаснее. Марфа с трудом встала и пошла в кажуюшиеся ей правильном направление, чтобы выйти из болота. Она глубоко и тяжело дышала, придерживая оторванный рукав рубашки одной рукой, и никак не могла поверить, что с ней только, что произошло. Когда впереди показался просвет, она от счастья ускорила шаг и, выйдя из рогоза на ту самую тропинку, уже не оглядываясь назад, шла только вперед и так до самого дома.