Богатыриада, или Галопом по европам

Борис Давыдов (2024)

Когда в семьях рождаются первенцы, мужьям порой достается по первое число, будь ты хоть богатырь, хоть царь тугарский. И одолевает их тоска беспросветная, и приходит мысль крамольная: не сбежать ли из счастливого дома куда глаза глядят… Дескать, в сто раз лучше с лютым ворогом рубиться, чем выносить бабский плач и непонятные капризы! А тут как раз князь Владимир срочно велит призвать к себе всю богатырскую троицу. Услужливые бояре обвиняют Илью, Добрыню и Алешку в дипломатических проблемах княжества: шатком мире с королем «хранцузским» и со степняками. Не подозревает Владимир, сколько новых забот и хлопот заполучит…

Глава 5

Старик, пригладив волосы и бороду, переведя дух и собравшись с мыслями (а также прогнав робость, чего уж тут скрывать), объявил:

— Ну, женушка… Остаешься ты одна на хозяйстве. Вернусь так скоро, как только смогу, а точнее — как опасность, нависшая над Русью-матушкой, развеется. Не горюй, береги себя, а я…

Договорить ему не дали.

— Ты что это, старый хрен, удумал?! — нехорошо нахмурилась старуха, растянув выцветшие морщинистые губы в зловещем оскале. Тускло блеснули новехонькие железные зубы. — Спокойная жизнь наскучила? Аль жена надоесть тебе успела, потянуло на молоденьких?! Ты гляди, я хоть и старая, а с посохом-то управлюсь!

— Остынь, глупая баба! — поспешно вскричал седой бородач, прижимая к себе посох. Будто и впрямь опасался, что старая карга сейчас вооружится им и начнет чудить.

— Я те остыну! Я те так остыну, мало не покажется! Только-только жить начали, хозяйством обзавелись… Плохо, что ли? Сыт, ухожен, обстиран, да и по ночному делу… — морщинистые щеки старухи вдруг порозовели. — Никуда не пущу, и не проси!

— А я и не прошу! Я тебя в известность ставлю! — повысил голос бородач, гневно сдвинув брови. — Слыханное ли дело, чтобы баба мужику перечила! Да не простому мужику, а главному волхву!

— Так и я не простая баба, а Яга! — топнула спутница жизни. Загудели половицы, снизу донесся страдальческий стон, полились жалобы вперемешку с кряхтением. Мол, избушка, хоть и на курьих ножках, уже не молоденькая и от таких ударов в восторг не приходит.

— Цыть!!! — окончательно взбеленилась старая карга. — Еще не хватало, чтобы собственная изба качала права!

— Что за шум, а драки нет?! — послышался веселый пьяный голос. В приоткрывшуюся без скрипа дверь (хозяйство и впрямь наладили, даже смазали петли, чего сроду тут не бывало) заглянул хмельной Лесовичок. В руке он сжимал наполовину опорожненную бутылку своего любимого полусладкого шампанского. — Или есть?

— Каррр!!! — донесся из-за его плеча осуждающий и удивленный голос.

— Я тебе, паскуднику пернатому, покажу: «страшнее бабы зверя нет!» — завопила ведьма. — Не забывай, у меня волшебные зубы вставлены!

— Лучше бы я этого не делал! — простонал волхв, схватившись за седые виски.

— Ну, коли сделал, не выбивать же снова! — рассудительно произнес Лесовичок и присосался к бутылке, запрокинув голову. В такой позе его и вынесло в открытый дверной проем. Донесся только испуганный вскрик, приглушенный звук удара от приземления на траву, а затем — комментарий, в котором цензурными были только слово «бабье» и разные соединительные частицы.

— Так, хватит! — рявкнул волхв и, уставив посох на окончательно разошедшуюся старуху, начал бормотать заклинания. Баба Яга испуганно взвизгнула, прикрыла голову руками:

— Ой, не надо, соколик! Прости, больше не буду!

— Каррр!!! — донесся ехидный голос снаружи.

— Злостный поклеп! Мы, женщины, никогда не обманываем! — искренне возмутилась ведьма.

— Карррр!!! — теперь в голосе ворона отчетливо различался глумливый хохот.

— И где ты так выражаться научился, черт пернатый?! — ахнула Баба Яга, побагровев от возмущения.

— А что, он неправду сказал? — хохотнул волхв, опустив посох. — Действительно, вы, бабы, особый народ! Сами выдумываете, сами и верите.

— Ох, страшная это вещь, мужская солидарность! — пригорюнилась старая карга. — Два кобеля всегда найдут общий язык, даже если один — в перьях…

— Ну, так что, мы договорились? — улыбнулся муж. — Скандалить, шуметь, грозить не будешь?

— Не буду, — вздохнула жена.

— Вот и умни…

Договорить волхв не успел. Вместо него это сделала ведьма:

— Будем вдвоем спасать Русь-матушку! Коли уж над ней опять опасность нависла.

— Вот тут надобно ненадолго вернуться в прошлое и дать пояснения. Дабы у читателей обоего пола не возникло мысли, что у летописца, образно говоря, то ли «крыша поехала», то ли он над ними насмехается.

После возвращения из похода в тугарские степи, обернувшегося сменой власти и заключением вечного мира, бедолага волхв, против ожидания, навлек на себя насмешки собратьев. Каким-то образом всем стали известны его похождения и блуждания между эпохами, под воздействием сушеных мухоморов. А главное — то, что совершил он, нанюхавшись белого порошка, принесенного окаянным Лесовичком…

Как с нескрываемой горечью и обидой говорил много-много лет спустя один овцевод из далекой Скотской земли: «Когда я в одиночку построил мост через ручей, чтобы всем жителям деревни было удобно ходить в лес за хворостом, никто даже „спасибо“ не сказал. Когда я уплатил долг бедной вдовы, чтобы ее с тремя малютками не выгнали из дома на улицу, ни один не сказал: „какой ты молодчина!“ Когда я внес самый большой вклад на ремонт церкви, никто не произнес доброго слова. Но стоило один-единственный раз напиться до беспамятства и спутать овцу с бабой…»

Бедный волхв краснел, кипел и пузырился. Он устал отбиваться от назойливых расспросов типа: «ну, и кто был лучше, молодица, или старуха?» А уж шутливые намеки, что теперь он, как порядочный человек, просто обязан жениться на Бабе Яге, приводили его в неистовство. Собратья же, видя, как он злится, продолжали подзуживать его с удвоенным усердием… Увы, иной раз и мудрый волшебник ведет себя не лучше глупого мальчишки!

И вот однажды, полностью истощив терпение, главный волхв возопил:

— Да чтоб вас, злоязыкие ехидны! Женюсь на ней! Вам назло! Слышите?! Женюсь!!!

Ответом был коллективный громовой хохот. Окончательно обозливший волхва и избавивший его от последних сомнений и опасений. Принарядившись в чистую и опрятную одежу, приведя себя в порядок (то есть, расчесав бороду и волосы на голове), он отправился в лес, к избушке на курьих ножках. Свататься. Радуясь, что баба Яга живет в глухомани и свидетелей не будет: хоть позору меньше…

В результате, ему пришлось прогонять Лешего и Лесовичка, которые явились к старой карге с такой же целью, и теперь яростно спорили, кто из них более достоин ее руки и сердца, а также прочих морщинистых прелестей.

— Да вы что, окаянные, сговорились?! — вопил волхв, грозя им посохом. (В котором, благодаря коллективным усилиям собратьев-насмешников, снова появилась волшебная сила, хоть и не такая могучая, как прежде). — А ну, вон отсюда! Ищите себе невест в другом месте! Кикимор разных, или еще кого. Чтобы я вас тут не видел!

— А по какому праву?! — попробовали было возмутиться конкуренты. — Пущай Яга сама выбирает, кто ей милее!

Пришлось волхву скрепя сердце применить посох, потратив часть силы… Огненные шары произвели должное действие. Леший с подпаленной шерстью умчался, не чуя под собою ног, а Лесовичок, заикаясь, стал твердить, что все понял, осознал, и о каких-то правах впредь даже не заикнется.

— Но в гости-то приходить позволишь? — робко спросил он, когда восстановилась четкая речь.

— В гости — пожалуйста! А сейчас ступай, не мешай. Я тут целую речь заготовил, а вы, паразиты, с мысли сбили…

— Так возьми меня в сваты! Уж так распишу и расхвалю — лучше не бывает, — заторопился Лесовичок. — А то как-то не по-людски получается: и жених, и сват — один и тот же! Да под шампанское-то… Мое любимое, полусладкое! — причмокнул он, показывая бутылку.

Волхв поначалу заколебался, но потом махнул рукой:

— Была не была! Пошли!

Старая ведьма поначалу долго не могла поверить своим ушам и даже рассердилась: нашли, мол, с кем шутки шутить, охальники! Потом удивилась. Потом, поддавшись красноречию Лесовичка, застенчиво потупилась, украдкой оглядывая себя. После чего, заторопившись, кинулась собирать на стол, подметать пол и сметать со стен и потолка паутину, причем одновременно. Волхв, улыбнувшись, остановил ее хозяйский порыв:

— Вот тебе мой свадебный подарок! Держи!

И во рту ведьмы появились новехонькие железные зубы. Вместо тех, которые были выбиты Сивкой-Буркой. Мало того — глубокие морщины на лбу и щеках разгладились, став едва заметными, исчезли старческие пятна. «Невеста» будто помолодела.

— Ох! — всплеснула руками Баба Яга, чуть не ошалев от счастья. — Ах! Ух!

— Эх! — захохотал, передразнив ее, Лесовичок. После чего взвизгнул от боли и неожиданности: ведьмина метла сама взлетела и огрела его по голове.

— Действует! Действует!!! — ликуя, завопила старая карга. — И не шепелявлю больше! Ну, милый… Да за это… Согласная я! Хорошей женой буду, вот увидишь!

— Увидим, увидим… — проворчал ушибленный сват. — А пока угостила бы чем, что ли…

— Ой, да мигом!!!

И пошла веселая пирушка… И была выпита та самая бутылка шампанского. И дошло дело до ведьминых настоек и наливок… И тряслась избушка от хорового пения на троих… И громко храпел сморенный хмельным жених, уткнувшись лицом в столешницу, а вдребезги пьяный Лесовичок, игриво грозя Бабе Яге пальцем и запинаясь, тянул:

— Вспомнила бабка, как девкой была,

Целой дружине однажды дала!

Ведьма притворно краснела, взвизгивая и хватаясь за голову: что, дескать, за охальники сюда явились, напраслину возводят на честную девушку…

— Когда наутро будущий муж протрезвел, избавившись от головной боли, тошноты и сухости во рту, а также от прочих нехороших признаков похмелья с помощью пива, припасенного заботливым Лесовичком, а также волшебного посоха, встал животрепещущий вопрос: а как, собственно, осуществить оный свадебный обряд? Согласие жениха было, невесты — тоже, а вот что дальше делать?

Озорное предложение Лесовичка — явиться в ближайшую церковь и заставить попа совершить венчание, вызвало коллективный истеричный хохот, перепугавший всю лесную живность далеко вокруг. Настолько явственно представилась картина: верховный волхв-язычник, держа за руку старую ведьму (в другой руке у нее, понятно, любимое помело), смиренно просит: «Соедини нас, святый отче, узами священного брака…» Со всеми вытекающими последствиями, включая яростную ругань попа и вопли сбежавшегося народа.

Робкое предложение самого волхва, что надо поклясться друг другу в верности перед уцелевшим изображением Перуна, где-нибудь в глухом капище, затерявшемся среди дремучих чащоб, было отвергнуто уже Бабой Ягой:

— Не-а! Не согласная я! И раньше-то не верила ни в Перуна, ни в Дажьбога, ни в Стрибога, ни в Велеса… Во всех прочих — тоже. А теперь и подавно.

— Ты не очень-то… — опасливо огляделся будущий муж. — С богами шутить опасно! Не веришь — не верь, но втайне.

— Так что же делать-то?! — начала сердиться старая ведьма.

— А живите просто так! — посоветовал Лесовичок. После чего ему снова пришлось с визгом увертываться от метлы.

— Ишь, чего выдумал! В грехе да в блуде?! Не бывать тому! — гневно сверкнула глазами Баба Яга. — Я свою честь блюду, как надобно!

— Бабуся, не поздно про честь-то вспоминать?! — искренне изумился Лесовичок. — О-ой, больно-о-о! Уйми свою подметалу!

— Ты не обзывайся, а то она и не так постегает!

Волхв кое-как навел порядок. После чего решительно заявил:

— Стало быть, ни нашим, ни вашим! Обряд будет общий! Соединят нас мой собрат и поп. Сразу, в одно и то же время.

— Не согласятся… — робко предположил Лесовичок.

— А твое любимое полусладкое на что? — улыбнулся волхв. — Напоим, согласятся! Особенно, если еще и денежек дать.

— Да его там осталось всего ничего, шампанского-то! — отчаянно взвыл любитель пенного напитка. — Уж и так берег, растягивал последний запас…

— А ты снова покушай мухоморов, да перенесись на эту… как ее… Мелкооптовую базу! И притащи целый ящик!

Лесовичок побледнел, потом покраснел, потом задрожал… И так яростно замотал головой, будто хотел, чтобы она оторвалась.

— Нет! Ни за что! С меня прошлого раза хватило… — переведя дух, всхлипнул: — Ладно, волки позорные, забирайте последнее, пользуйтесь!

Все попытки волхва все-таки добиться правды (где был Лесовичок, и что с ним стряслось во время блужданий между эпохами) ни к чему не привели. Развязывать же ему язык с помощью волшебства старый мудрец не хотел. Во-первых, это было бы не совсем честно, во-вторых, потребовало бы слишком больших затрат волшебной силы… А ее в посохе и так уже поубавилось. Женитьба-то — дело серьезное! Особенно если берешь в жены не кого-нибудь, а саму Бабу Ягу.

Обряд был совершен по всем правилам, и его торжественность портили только попытки вдрызг пьяного попа перескакивать с нравоучений на похабные частушки. Впрочем, не менее пьяный волхв тоже начудил… Тем не менее, произошло главное: немолодые молодые вступили в законный брак. «Никто не упрекнет, что в блуде живем!» — с сияющими глазами еще раз уточнила старая ведьма.

Протрезвев, батюшка и волхв попытались поднять бучу — мол, их злонамеренно напоили и они сами не помнили, как вели себя, — но было уже поздно.

— А нешто вас кто-то силой пить заставлял? — ехидно поинтересовался Лесовичок, успевший оплакать последние запасы своего любимого полусладкого шампанского, сгинувшие в «бездонных утробах». — Иль, может, вам деньги силой совали, а вы отбрыкивались, аки жеребцы норовистые?

Возразить было нечего. И поп с волхвом удалились, ворча и жалуясь на «главоболие, рукодрожание, сушняк великий» и прочие нехорошие вещи.

Так началась супружеская жизнь главного волхва и старой ведьмы. На удивление, дело пошло очень даже неплохо, хотя порой седобородого мудреца и одолевали сомнения: не поторопился ли он вдеть голову в хомут? Все было более-менее в порядке, вплоть до того утра, когда до седобородого мудреца донесся всплеск ментальной активности со стороны Киева… Предвещавший, по его опыту, большие неприятности всей державе и народу.

Потому он и заявил законной супружнице, что должен отбыть в златоглавый Киев-град. И получил вполне ожидаемую сцену с последующим примирением, и встречным заявлением: отводить неприятности от державы и народа они будут вдвоем! Раз уж поклялись быть вместе и в радости, и в печали…

Сказать, что волхв был ошарашен — не сказать ничего. Глаза его округлились и вылезли из орбит, отвисшая челюсть мелко подрагивала.

— Да что ты, баба, белены объелась?! — взмолился он, придя в себя, наконец. — Тебе мало прошлого года, когда к тугарам в плен попала по собственной дури?!

— Но ведь все хорошо в итоге вышло, ты сам сказывал! — топнула супруга.

— А ну как сейчас не выйдет?! Нет уж, оставайся дома. Не бабское это дело.

— Не останусь! Вслед за тобой полечу в ступе!

— Заколдую!!! — рявкнул волхв, угрожающе нацелив на ведьму посох.

Та поняла: муж слишком сильно рассержен, пора прибегать к неодолимому женскому оружию. Сиречь, к слезам. Что и сделала. Да так, что даже избушка сочувственно вздыхала и всхлипывала.

Волхв сначала еще больше разозлился, потом ощутил некоторое смущение, а к середине дня уже чувствовал себя кругом виноватым. За то, что расстроил слабое беззащитное существо. При этом чувство вины удивительным образом сочеталось с сильной обидой и гневом. Естественно, на супругу. За то, что из-за нее ему так нехорошо на душе.

Он взывал к логике ведьмы, просил, доказывал… Старался внушить ей, что от войн и прочих напастей баб нужно держать подальше. Просил образумиться и не обижаться. С тем же успехом можно было разыскивать Солнце в небе между закатом и рассветом. Баба Яга продолжала мочить слезами подушку, тонко подвывая и жалуясь на горькую женскую долю.

И вдруг старый мудрец насторожился, осекся на полуслове:

— Погоди, погоди… Это что же получается?

— Передумал? Согласен? — тут же встрепенулась ведьма, прекратив плач.

— Откуда у него было шампанское, если поп с собратом все вылакали?! — вскричал волхв, схватившись за виски. — Значит, все-таки пересилил страх, перенесся на ту базу! Снова научился! Да это же… Это может так нам помочь! Надо немедленно поговорить с ним, окаянным! Леший с ним, с шампанским, а вот волшебные повозки! Может быть, даже с оружием… Я побежал!

И волхв выскочил за дверь.

— А-а-аа!!! Не забуду, не прощу!!! — донеслось вслед ему тоскливое рыдание.

— Все мужики — сволочи! — сочувственно проскрипела избушка. Правда, тихо-тихо, чтобы мудрец не услышал.