Бубен нижнего Мира

Лидия Тарасова (2024)

Легенды гласят, что природа шаманов — быть посредниками между людьми и духами. И духи сами решают с кем говорить. Избраннице духов всего двенадцать. Она живет в Москве, мало что помнит о далеком северном крае из детства. Одной мыслью Мира может вызвать землетрясение, но больше всего хочет просто быть как все. Можно ли поспорить с духами как с родителями?

Глава 15

Школа, в которой училась Мира, носила имя Вернадского. Биосфера, ноосфера, живое-неживое и всё такое. На уроках ещё этого не проходили, но Мира как-то готовила доклад на школьную конференцию и кое-что в памяти осело. Например, что по теории Вернадского сознание есть у всех: и у животных, и у растений, и даже у маленькой амебы. Сознание или разум нельзя увидеть, пощупать, измерить, поэтому о нем мало известно. Наука изучает мозг, но это всего лишь прибор, проигрывающий треки созданные сознанием, черпающим вдохновение из природы, космоса и всего окружающего. Не шизофрения FM, а явление ноосферы выходит. Может Вернадский прав? Ведь если б то было только в голове у Миры, тогда чего так перепугались Кристиноиды? И мальчишка-гусь зачем следом плетется? Молчит, носом сопит, лапами перебирает — не уходит.

Дворами мимо маленьких коренастых хрущевок, прятавших за пожелтевшими тополями свои заштопанные монтажной пеной бока, через шумные, кричавшие звонкими голосами второй смены детские площадки, в обход огороженных высокими заборами тощих многоэтажек Мира двигалась как собака на запах. Петляла, останавливалась, прислушивалась. Дерево посылало сигналы. Невидимые, будто тонкий хвойный аромат пробивался сквозь привычные запахи улиц,указывая путь.

— Эй, куда ты так шапришь? — подал наконец голос Керюша, когда они остановились возле загруженной под завязку магистрали.

На другой стороне дороги был парк. Мира иногда гуляла там после уроков, когда хотелось побыть одной. Огромное хвойное дерево настойчиво звало в парк, где как Мира помнила, росли сплошные клены, дубы и березы.

— Туда. — Мира кивнула на парк.

— Ты ж говорила про лес, — с ноткой сомнения заметил Керюша.

Мира закусила губу. Логика хромала на обе ноги. Мира посмотрела по сторонам, пытаясь понять, где может быть лес? Новенький голубой автобус замер на светофоре, демонстрируя разрисованные яркой рекламой борта. Вывеска многозначительно сообщала: «Не сходи с верного пути». Ну вот, теперь с ней еще и автобусы разговаривают.

— Лес, парк — какая разница? — махнула рукой Мира, следуя к переходу.

— И чего там в лесу? — Керюше похоже жуть как хотелось поболтать.

— Дерево.

— Дерево?

— Ага, — Мира прибавила шаг. Вот не до пояснительных бригад совсем. Мира и сама толком ничего не понимала. А глупые расспросы только сбивали.

— А какое дерево? Какое-то конкретное?

— Лиственница.

— Чего? Дурахова, ты… — Керюша запнулся, — Где ты в Москве лиственницу видела?

Мира пожала плечами. Лиственницу она видела на старых маминых фотографиях из деревни. Дерево, которое сейчас семафорило Мире было точь-в-точь как на фото, разве что чуть ниже. И это была лиственница сибирская, которых в Москве нет. Но внутренний голос, Мира решила назвать его так, указывал на парк.

В будний день парк отдыхал от посетителей. По чисто выметенным дорожкам лениво прохаживались женщины с колясками и собачники. В выходные здесь должно быть здесь яблоку негде упасть.

На металлическом столбе у входа Мира увидела карту. Парк на карте напоминал распластанную лягушку, глядевшую куда-то на север. «Следуй за головой лягушки» — заявил кисель со стопроцентной уверенностью. Ну хоть не за хвостом, которого у лягушек нет.

Парк было густо изрезан дорожками. Аккуратные ухоженные асфальтированные тропинки уводили в узкие аллеи, скользившие меж тенистых деревьев.

— Слышишь? Звуки странные? — Керюша вертел головой как флюгер, пытаясь поймать направление.

Мира прислушалась. Вибрирующий, живой глубокий звук заполнял парк. Спокойные тихие одинаковые щелчки, переходили вдруг на галоп, неистово цокали копыта и невидимые лошади призывно ржали. А после на мгновение тишина. И снова тихое «Ку-ку, ку-ку, ку-ку», сменяющееся резкими ударам. Звук волнами расходился по телу и подгонял. Звал. Скорее-скорее.

— Это хомус, — пояснила Мира.

Но Керюша уже не крутился. Завороженный он шел на звук, не разбирая пути. Сойдя с ровного асфальта, они пробирались между кустами сирени в глубь парка. Звук становился все громче и настойчивее. Ритм уже не менялся. Монотонно и задумчиво звучал хомус. «Кер бу, кер бу». — слышала Мира, — «Удаган келле». Ноги в сумасшедшей спешке несли вперед, сердце билось и рвалось из груди. Керюша бежал первый, странно подпрыгивая и находу размахивая руками как крыльями.

Мира заметила его первая. Дерево было старое, но не вековое. Пушистые ветви-руки обращены словно в молитве вверх, а крючковатые корни крепко обхватили землю.

Керюша остановился, выпрямился, приосанился и резко присев на корточки, вдруг начал танцевать. Он двигался так ловко, словно всю жизнь профессионально исполнял якутские народные танцы. Лицо его светилось, руки ноги взмывали словно крылья. Только костюма не хватало для полного перевоплощения.

Звук хомуса давно стих. Лишь листва шелестела в еще не опавших кронах деревьев.

— Эй, — из-за дерева выглянула знакомое девичье рыжее личико.

— Аня? Ой, то есть Аан Алахчин Хотун, — поправила себя Мира. Если это не шизофрения, то перед Мирой сейчас сама хозяйка природы.

— Для тебя Аня. Пойдем, покажу что-то, — девчонка протянула ладонь и не дожидаясь ответа, крепко схватив Миру за руку, прыгнула прямо в дерево.

Мира успела лишь зажмуриться, ожидая удара о твердую кору. Но его не последовало. Она открыла глаза и ахнула. Белое широкое снежное полотно застилало землю. Высоко над головой висело огромное, окруженное сияющим ореолом, похожее на небесный бубен, солнце.

— Где мы? — спросила Мира, сглотнув.

— Ты ведь хочешь получить ответы? — Аан Алахчин Хотун, одетая в длинную, вышитую узорами шубу и высокую, конической формы шапку, величественная и прекрасная стояла рядом. Взгляд ее теплый и ласковый излучал безграничную любовь какой только мать любит своих детей.

— Мы у тебя на родине, Мира. Там, где всё началось.