Галерен: мир без людей

Фиона Моран (2024)

Потеряв в следствии несчастного случая способность говорить, Оливер Браун с раннего детства подвергался насмешкам в школе. Падение с моста в реку разделила жизнь трехлетнего ребёнка на «до» и «после». Годы спустя, та же река становится отправной точкой приключениям Оливера в другом мире. В мире без людей.

II. Мириель

Полная луна, взошедшая высоко в небе, проникала сквозь маленькое окно и рассеивала холодный свет по комнате. Стены, из темного, шершавого камня, покрытые глубокими трещинами, как будто пережили целую эпоху, и их мрак, поглощавший свет, придавал помещению странное, неподвижное спокойствие.

Мириель лежала в своей постели, завернутая в тонкое одеяло. Сон её был тревожным, а веки подрагивали, и её дыхание становилось прерывистым, как будто она пыталась убежать от чего-то, что не видела, но ощущала в каждой клетке тела.

— Нет… не трогайте… — тихо прошептала она, стиснув зубы. Её пальцы непроизвольно сжались в кулаки, а лицо исказилось от напряжения, которое было невозможно преодолеть.

Внезапно её глаза распахнулись, и в них вспыхнуло невообразимое отчаяние. Комната исчезла, пульсирующая и жуткая, полная теней, где скрывались призраки ночных кошмаров. Она замерла, задыхаясь, но, в одно мгновение осознав реальность, сделала глубокий вдох, и тьма рассеялась. Комната вернулась, как будто ничего не случилось, оставив лишь странное, неопределённое ощущение тревоги, будто вырванный кусочек сна всё ещё бродил где-то в её подсознании.

Мириель села на кровати, обняв колени, ощущая, как холодный страх, хотя и притуплённый, всё ещё пульсирует где-то в груди. На старом деревянном столе лежало маленькое зеркало, и она невольно взглянула в него, боясь найти в отражении что-то большее, чем просто себя. В зеркале встретила её измождённая, усталая версия самой себя: тёмные круги под глазами, влажные пряди красных волос, прилипшие к лбу. Она провела ладонью по лицу, пытаясь прогнать усталость, хотя понимала, что это не поможет.

Спустившись по скрипучей лестнице, Мириель оказалась на кухне, в которой царил уютный полумрак, а слабый свет едва заметного огня тлел в камине, согревая холодный воздух. Стены украшали её детские рисунки, сохранившиеся с тех времён, когда всё казалось проще. На полу — простой узор из глиняных плиток, не бросающийся в глаза, но сохраняющий тепло. Это было место, где не требовалось богатства, но в котором всегда царил мир и тишина. Несмотря на скромность, здесь было всё, что им нужно — уют, который не измерялся никакими деньгами.

Наполнив стакан холодной воды, Мириель сделала несколько жадных глотков, чувствуя, как внутренняя напряжённость немного ослабевает. Затем она вышла во двор, и ночной воздух нежно коснулся её лица, унося прочь последние остатки страха. В этот момент мир, казалось, останавливался, поглощённый тишиной ночи. Постояв немного под звёздным небом, она вернулась обратно, чувствуя себя чуть легче.

— Сон ни в одном глазу, — прошептала она, зарывая лицо в подушку. Но память не позволяла отдохнуть, вновь возвращая её к воспоминаниям. Всплыла мелодия старой колыбельной, что мать пела ей в детстве. Мириель, чуть слышно, начала напевать:

И пройдёт всё, что тьма унесёт на восток.""Малум тихонько крадётся в ночи, С когтями, что алым сверкают в тиши. Он лишь тень среди тёмных теней, Но не коснётся он сладких снов твоих. Не бойся, малышка, ведь свет нас хранит, Над нами отвага, как щит, стоит. Засыпай, утро грядёт без тревог,

Её голос был тих, но слова колыбельной оживали, вытесняя мрак, что омрачал её сны. Постепенно тревога исчезла, и Мириель погрузилась в глубокий сон.

***

Когда её разбудили мягкие солнечные лучи, пробившиеся сквозь окно, в комнату уже постучала её мать, Мервена. Лёгкая улыбка мелькнула на её лице, когда она увидела, что дочь готова к новому дню.

— Доброе утро, — тихо сказала Мервена, остановившись в дверном проёме. — Сегодня будет мясное рагу.

— В честь чего пир? — Мириель с неохотой покинула объятия одеяла. Она потянулась, разминая затёкшие мышцы.

— Просто захотелось порадовать тебя, — улыбнулась мать. — Давай, я пока займусь мясом, а ты пойди на рынок, возьмешь для меня трав, немного соли и пряностей.

Мириель прищурилась, слегка раздраженная предложением, но не стала спорить. Она быстро умылась и, взяв корзинку, вышла из дома. В воздухе всё ещё висела утренняя прохлада, а город уже начинал наполняться голосами.

— Мириель! — крикнула Мервена, выходя из дома. — я же говорила — никогда не выходи без неё, — она прикрепила бордовую брошь на рубаху дочери и, поцеловав ее в макушку, вернулась в дом.

Она не могла точно сказать, что именно было особенного в этом украшении, но его блеск всегда таил в себе что-то загадочное. Мать часто повторяла, что эта брошь имеет большое значение, но сама Мириель так и не узнала, почему. Единственное, что она знала наверняка, — чтобы ей позволили выйти из дома одной, брошь должна быть на ней.

На рынке всегда толпился народ. Птицы шумно щебетали возле прилавков, торговцы громко зазывали покупателей, а воздух был пропитан ароматами свежих плодов, зелени и дымком от выпечки. Мириель медленно прошлась вдоль рядов, выбирая нужные травы для рагу, собирая всё, что просила мать. Она вспоминала, как часто раньше приходила сюда с ней, держась за руку и слушая её рассказы. Но теперь всё изменилось — она больше не была маленькой девочкой, хотя ей всё ещё казалось, что мама чрезмерно её опекает, несмотря на возраст Мириель.

После покупки зелени, Мириель зашла в лавку пряностей, дабы взять немного соли. Продавец сразу узнал её и, улыбнувшись, предложил скидку. Пока она рассчитывалась, её взгляд упал на заголовок газеты:"Беспорядки на севере, забастовки, малумы. Сможем ли мы переждать приближающуюся зиму?". Ей не особо было интересно, что пишут в газетах, но Мервена любила коротать время прочитыванием всего, что только можно. Поэтому Мириель прихватила газетку, прощаясь с продавцом и ушла с рынка.

Когда Мириель вернулась, дом наполнял аппетитный аромат жареного мяса. Мервена поставила на стол дымящийся котелок.

— Как раз вовремя, — сказала она, снимая тканевые прихватки. — Всё спокойно?

— Да, всё хорошо, — Мириель кивнула и потянулась к броши на шее, чтобы вернуть её матери.

— Оставь, ты же сегодня к друзьям собираешься? — Мервена, нарезая травы, посмотрела на дочь.

— А можно? — Мириель удивлённо подняла брови.

Она редко получала разрешение пройтись одной до рынка, а уж встреча с друзьями — настоящее событие. Мервена не слишком жаловала её друзей и отпускала Мириель только если Алмор, старший брат её подруги Рамоны, приходил за ней и провожал обратно.

— Сегодня хороший день, — Мервена, помешивая рагу, попробовала его на вкус. — Да и ты совсем зачахла без друзей.

Мириель закусила губу, тщетно пытаясь скрыть радость.

— А если Алмор сегодня не сможет, можно я сама схожу к ним? — спросила она, нервно перебирая пальцами.

— Ни в коем случае, — отрезала Мервена.

— Но почему? — Мириель резко встала, опираясь ладонями о стол. — Ну сколько можно меня опекать? Даже близнецы гуляют одни, а им всего десять!

— За детьми в приюте смотрительница присматривает, а у тебя есть мать, — спокойно ответила Мервена, расставляя тарелки.

— Лучше б не было! — крикнула Мириель и, мгновенно осознав свои слова, выбежала из кухни, бормоча что-то про невыносимость матери.

— Ускакала, аж след простыл, — тихо усмехнулась Мервена.

На самом деле, слова дочери её не задели. В детстве Мервена сама отличалась буйным нравом, поэтому понимала дочь и прощала ей подобные выходки, зная, что позже Мириель будет стыдиться своих слов.

Вернувшись в комнату, Мириель начала лихорадочно собирать вещи, твёрдо решив, что сегодняшний день станет последним, который она проведёт под материнской крышей. Однако, оглядев полки, поняла, что взять с собой практически нечего: пара вещей да обувь. Нужны были деньги, еда, а этого у неё, разумеется, не было. Решимость сменилась еще большим раздражением. Она пнула табуретку, которая жалобно скрипнула, и нехотя поплелась обратно на кухню.

— Успокоилась? — спросила Мервена, но ответа не последовало.

Трапеза началась в напряжённой тишине. Мервена ела неторопливо, сдержанно, стараясь не замечать, как Мириель поглощает еду так жадно, будто её собираются лишить последнего кусочка. Глядя на дочь, Мервена невольно задумалась: не допустила ли она ошибку в воспитании? Иногда казалось, что Мириель выросла не под её крылом, а в логове хищников.

— Мириель, — сдержанно начала она, но та уже почувствовала на себе этот укоризненный взгляд.

Мириель вздохнула, подавив раздражение, и попыталась придать своему поведению больше приличия. Она выпрямилась, замедлила движения и даже сделала паузу, прежде чем поднять ложку.

— Так лучше? — пробурчала она под нос, даже не посмотрев на мать.

Мервена лишь тихо выдохнула, больше ничего не сказав.

Когда тарелки опустели, Мириель быстро поднялась из-за стола.

— Пойду подышу свежим воздухом, — бросила она на ходу, не дожидаясь ответа.

— Когда-нибудь это должно было случиться, — пробормотала она себе под нос, взяв газету, но даже привычные заголовки не могли отвлечь её от гнетущих мыслей. Мириель и её друзья слишком часто попадали в переделки. Надежда, что сегодня обойдётся без очередной выходки, казалась слишком призрачной.

Мириель двигалась по улице быстро, словно хотела оставить город позади как можно скорее. Она пересекла массивный каменный мост, аркой нависший над мутной рекой, и, оказавшись на тропинке, устремилась к лесу. Её шаг был лёгким, почти бесшумным, а движения уверенными, будто каждый поворот дороги был записан в её памяти. Лес казался ей родным. Каждый раз, когда она выбиралась за пределы города, эти прогулки превращались в своеобразный ритуал: запомнить каждую деталь, впитать в себя запахи хвои, влажного мха и шепот листвы. Она ловила все ощущения, будто боялась что-то упустить или забыть.

Скоро перед ней показался их тайник — заброшенный домик на самом краю леса. Они с друзьями нашли его несколько месяцев назад и обустроили как место для встреч. Однако что-то было не так. Ещё на подходе её кольнуло странное чувство тревоги. Вместо привычного шума голосов и смеха, которые обычно слышались ещё издалека, её встретила настораживающая тишина. Из окна пробивался мягкий свет лампы, очерчивая на земле длинную, искажённую тень.

Затаив дыхание, Мириель остановилась у двери. Её пальцы скользнули по деревянной раме, проверяя, не оставил ли кто следов. Собравшись с духом, она осторожно вошла внутрь.

Она обвела взглядом помещение и заметила движение в глубине комнаты. Кто-то был здесь. Силуэт на кровати вырисовывался в полумраке — неподвижный, но явно не безжизненный. Шаг за шагом Мириель подошла ближе, пока наконец не смогла различить черты фигуры…

— Что ты, киизас тебя подери, такое? — еле слышно прошептала она, скользнув взглядом по силуэту, ожидая хотя бы малейшего движения в ответ.

Силуэт не сдвинулся. Уголки её глаз напряжённо сузились, пальцы потянулись к мотыгe, висевшей на стене. Мириель крепко сжала её, готовая к действию.

— Эй, это не приют для бродяг, — прорычала она, сдерживая ярость, которая клокотала в груди. — Ты кто такой, чтобы тут без спроса расположиться?

Ответа не последовало. Молчание лишь разожгло её гнев. С мотыгой в руках она шагнула вперёд, решимость горящая в глазах.

— Вставай, тварь! — раздалось её резкое, полное злости восклицание.

Силуэт на кровати вздрогнул. Глаза распахнулись, и в них читался испуг. Оливер, а это был именно он, сжался, не решаясь пошевелиться.

— М… Мириель? — его голос едва слышен, прерывается, но в нём безошибочно читается страх.

— Откуда ты знаешь моё имя? — её глаза стали ледяными, а хватка на рукоятке мотыги крепко сжалась, пальцы побелели от напряжения. — И как ты оказался здесь?

Она наблюдала за ним, с каждым мгновением нарастала её настороженность. Его рука продолжала сжимать карман, слишком сильно, слишком нервно. Он ничего не сказал. Мириель шагнула ближе, её шаги были тихими, но каждый из них отдавался эхом в его голове.

— Подними руки, — её голос прорезал воздух, звучал командно. — Медленно.

Оливер попробовал встать, но едва поднявшись, снова опустился обратно, его пальцы крепче сжали ткань кармана, пряча то, что он не хотел, чтобы она увидела. Он поднял взгляд, но не осмелился встретиться с её глазами.

— Я не могу, — едва слышно вырвалось из его уст, и его слова повисли в воздухе, как невысказанное признание.

***

— Это невозможно… — прошептала она, ещё раз бросив взгляд на его лицо, будто стараясь найти хоть одно подтверждение обратного. — Почему ты здесь? — в её голосе смешались страх и любопытство.

Он поднял взгляд, но прежде чем успел ответить, его лицо исказилось от боли. Голова Оливера опустилась, плечи дрогнули, и в следующее мгновение он рухнул на землю, как подкошенный.

— Эй! — Она опустилась рядом, встряхивая его за плечо. — Нет-нет-нет! Ты чего творишь?!

Она провела ладонью перед его лицом, но его веки оставались закрытыми — дыхание тяжёлое, но ровное. Он был без сознания, но жив. Её сердце забилось чаще от тревоги и беспокойства. Она ощущала, как вокруг нарастает давление тревожной тишины.

— Отлично, просто прекрасно, Рамона, — пробормотала она сквозь стиснутые зубы, переводя взгляд с его лица на мрачный лес и мутную воду моря перед ними.

Порыв ветра заставил её вздрогнуть. Нельзя было оставаться здесь.

Рамона крепко схватила его за плечи, приподняла, но его тело оказалось тяжелее, чем она ожидала. Она почувствовала, как мускулы напрягаются от усилия, а сердце бешено колотится от паники.

— Проклятье! — выдохнула она, стиснув зубы в безысходности. С трудом перекинув его руку через своё плечо, она попыталась поднять его на ноги. Каждый сантиметр отдавался болью, и она чувствовала, как отчаяние растёт внутри. — Ты меня до добра не доведёшь, — проворчала она, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу, и медленно начала двигаться вперёд. Она приняла решение отнести его в убежище, что она со своим братом нашли

Дорога до него казалась бесконечной. Тяжесть тела Оливера давила на её плечи. Каждый шаг давался с трудом; её ноги скользили по влажной земле, будто та пыталась удержать её на месте, а каждое движение забирало последние силы. Дыхание сбивалось в груди, но Рамона не позволяла себе остановиться.

— Если ты вообще кто-то важный, то уж точно должен мне… и много, — пробормотала она, невольно обращаясь к бессознательному спутнику. В словах содержалась смесь раздражения и тревоги. Она не могла не думать о том, насколько странной была их встреча и вообще эта ситуация.

Каждый шаг отзывался болью в спине, мускулы протестовали против этого лишнего груза. Мысли Рамоны метались между страхом и злостью: «Что, если он всё-таки опасен? Что, если он враг?» Эти вопросы не оставляли её в покое, вызывая муки сомнений.

Но в тот же момент она посмотрела на его бледное, беззащитное лицо. Ещё один глубокий вдох, и она продолжила путь, уже почти таща его за по чавкающей земле.

Когда Рамона добралась до убежища, её тело было на грани истощения. Она тяжело вздохнула и вытерла пот со лба, ощущая, как каждой мышцей её тело кричит от усталости. Она с трудом опустила Оливера на грубую деревянную лежанку. Старые, застиранные одеяла, пахнущие травами и сыростью, приглушили звук его падения. Тишина в комнате казалась удушающей. Даже его дыхание, слабое и бесшумное, почти раздавалось эхом.

Она медленно выпрямилась, положив руки на пояс, и начала ходить из угла в угол. Дыхание постепенно выравнивалось, но мысли бушевали, не давая отдышаться. В голове крутились слова брата: «Не стоит совать нос куда не следует. Ты ещё пожалеешь, Рамона». И ведь он был прав. Глядя на него, лежащего без сознания, она почти злилась на себя.

— Глупая, — пробормотала она, опускаясь на стул рядом с лежанкой. Её голос растворился в тишине.

Она склонилась вперёд, обхватив пальцами виски, уставившись на пол."Что теперь? Что, если это ловушка? Что, если он враг? Убийца?"Подобные мысли жгли ей сознание, и каждая из них была вполне оправданной. Рамона прекрасно знала, что некоторые нередко прокладывают дорогу к цели через чужие жизни. А тот, кто лежал перед ней, выглядел так, будто вполне мог оказаться одной из таких угроз.

Она подняла глаза и снова посмотрела на Оливера. В неверном свете комнаты его лицо казалось каким-то страшным. Бледная розовая кожа, почти прозрачная, иссечённая желтоватыми точками. Её взгляд задержался на его ещё более бледных губах, приоткрытых в безмолвном дыхании, и неподвижных ресницах, закрывающих глаза. Он был странным. Чужим, настораживающим. Но что-то в нём цепляло. Может, эта хрупкость, эта беззащитность, так контрастирующая со страхом, что она ощущала внутри себя.

Рамона поймала себя на том, что гладила ладонью собственную шею, будто пытаясь успокоить сердце, которое вдруг стало биться чаще. Эта мысль разозлила её. Она жёстко отвела взгляд, досадуя на себя за миг слабости.

— Всё это чушь, — прошептала Рамона и резко поднялась с места.

Но всё равно её взгляд вернулся к нему. И в этом взгляде теперь плескалась злость."Если он всё-таки убийца, то почему выглядит так безобидно? Почему я притащила его сюда?"Она не могла найти ответа. Она знала только одно: это существо явно не стоило оставлять умирать. И наверняка брат сочтёт это решение глупостью. Он даст ей понять, что она в очередной раз ввязалась во что-то неведомое.

Но выбора уже не было. Он здесь. И она не сможет выгнать его обратно.

«Рано или поздно он очнётся, — подумала она. — Тогда и всё поймём». Решительность, хоть и слабая, начала пробивать себе дорогу сквозь хаос сомнений.

Вдруг в памяти мелькнул образ брата. Он будет в ярости. Будет ходить туда-сюда по комнате, размахивать руками и припечатывать её своими вечными упрёками. А как только успокоится, начнёт ворчать. Но Рамона решила рассказать: Лучше услышать крики, чем не найти выхода из этой ситуации.

Рамона глубоко вздохнула и, в обернувшись в крайний раз, направилась к двери и вышла.

Оливер, что давно уже пришёл в сознание, открыл глаза, пытаясь сориентироваться. Лачуга, куда его принесли, казалась такой же странной, как и сама его встреча с этим местом. Внутри было темно, только тусклый свет пробивался через щели в заколоченных окнах. Но в этом полумраке он заметил детали, которые сразу привлекли внимание: грубая мебель, стены, украшенные странными рисунками, и, конечно же, запах — влажный, гнилой, с примесью чего-то дикого. Это место было чуждое не только для него, но и для всего, что он знал. Он медленно, ватными ногами, подошёл к окну.

Снаружи, среди деревьев, скользнуло нечто — существо, наполовину кролик, наполовину что-то невообразимое. Оно прыгало по траве, оставляя за собой легкие всплески цветов, как будто природа здесь тоже подчинялась своим законам. Руки Оливера дрожали, когда он следил за этим созданием, его разум был всё ещё в шоке от произошедшего, от того, что он только что пережил, но тело как-то само двигалось, вытаскивая его из оцепенения.

"Что за чушь?" — подумал он, морщась. Все вокруг казалось настолько странным, что даже собственные мысли не поддавались ему. Мир, в котором он находился, напоминал пугающий сон, и при этом жизнь его требовала еды. Горло пересохло, а желудок сжимался, как будто пытаясь привлечь к себе внимание. Он огляделся вокруг, и, хотя разум протестовал, тело вынудило его действовать.

Осторожно шагнув в угол, он заметил что-то напоминающее крошечные жемчужины, скрытые в голубоватой пыли. Он наклонился, чтобы рассмотреть поближе. С любопытством он поднес одну из жемчужин к губам и, не раздумывая, откусил. Сладость, которая сразу наполнила его рот, оказалась странной, но не неприятной. Потрясающая пряная нотка — он бы, наверное, никогда не догадался, что что-то настолько странное может быть вкусным.

Когда его желудок перестал напоминать о голоде, Оливер почувствовал, как его тело немного оживает. Всё стало казаться чуть более нормальным, как если бы это место и эти существа имели какое-то право на существование. Но стоило его глазам встретиться с металлическим отблеском в углу комнаты, как тревога вернулась.

Он медленно подошёл и увидел нож — раскладной охотничий нож с резной ручкой. Гравировка на дереве была чёткой, строгой, но при этом какой-то неестественно жёсткой. Это было нечто, что он не мог распознать, не мог понять, но ощущение тревоги вспыхнуло так быстро, что он невольно схватил нож и засунул его в карман. Он даже не мог сказать, почему. Может быть, инстинкт, может быть, желание почувствовать себя защищённым в этом странном месте. Он не знал, что ждёт его в этом мире, но он был уверен, что без защиты ему не прожить и дня.

Звуки шагов, приближающиеся снаружи, заставили его вздрогнуть. Он быстро вернулся к лежанке, будто стараясь скрыться от того, что могло прийти. Ситуация была настолько нелепой, что он не знал, как себя вести, как скрыть своё состояние. Его мышцы напряглись, он привстал на локтях, и с усилием попытался прикинуться спящим, как будто это было единственным правильным решением. Шум шагов становился всё громче, и сердце Оливера бешено колотилось в груди.

***

Оливер сидел на кровати, его пальцы сжали нож, пряча его в кармане. Его тело напряжённо ждало, что сейчас произойдёт. Он пытался не привлекать внимания, надеясь, что Мириель не заметит, что его руки нервно двигаются. Но не успел он сделать и шаг, как её холодный взгляд уже оказался на нём.

— Что ты там прячешь? — её голос был без малейшего намёка на дружелюбие.

Оливер замер, не зная, что ответить. Он даже не пытался скрыть того страха, что сжимал его грудь. Он не мог быть уверен, что Мириель не заметит его беспокойства.

Мириель сделала шаг вперёд, и в её глазах заиграла опасность, которую невозможно было игнорировать. Её рука уже держала мотыгу, готовую в любой момент нанести удар.

Он медленно встал, ощущая, как всё внутри него сжимаются, не в силах контролировать своё тело. Каждый его шаг был обдуман, но чем больше он пытался действовать спокойно, тем более невыносимым становился тот момент.

— Встань, — её голос стал холодным и властным. — Быстро.

Оливер попытался сдержать дрожь в руках. Мириель не отводила взгляда. Она смотрела на него, будто пыталась вглядеться в самую суть его существования.

Когда она вытащила нож, Оливер ощутил, как земля уходит из-под ног. Он понял, что теперь каждый его шаг, каждое слово, могут быть фатальным.

— Это нож Алмора! — сказала она, и её голос был полон ярости. Он стоял перед ней, как загнанный зверь, и его дыхание перехватило от напряжения.

— Это… не то, что ты думаешь, — произнёс он, но слова звучали слабо, настолько слабо, что он сам себе поверить не смог бы.

Оливер шагнул вперёд, но Мириель сжала мотыгу в руках, её тело напряглось, готовое к действиям. Оливер остановился, подняв руки к верху, показывая пустые ладони.

Тишина в комнате стала удушающей. Каждая минута казалась вечностью и Оливер, в сотый раз пожалевший что вообще вышел в тот день из дома, стоял, ожидая, что будет дальше.

В этот момент в дверях появился голос:

— Мириель?

Рамона вошла в комнату. Она заметила напряжённость в воздухе и сразу поняла, что ситуация не из лёгких. Мириель, всё ещё держа мотыгу, мгновенно обратила внимание на неё, но взгляд Рамоны был спокойным, без намёков на агрессию. Рамона шагнула в комнату и, не теряя времени, подошла к Мириель, настороженно смотря на Оливера.

— Ты в порядке? — спросила Рамона у подруги, её голос был серьёзным.

Мириель замолчала на мгновение, сжимая зубы. Она посмотрела на Рамону, а затем на Оливера, явно оценивая, насколько опасным может быть его присутствие.

В этот момент в дверях появился высокий юноша с серебристыми волосами. Его шаги были уверенными, но в то же время спокойными, как если он всё тщательно оценивал перед тем, как вмешаться.

— Что происходит? — негромко произнёс он, взгляд его был пристальным и задумчивым. Он окинул взглядом всех присутствующих, затем обратился к Мириель. — И что ты здесь делаешь? Почему одна пришла?

— А что, мне ждать, когда ты придёшь? — с обидой проговорила она, морща нос.

— Я бы пришёл, — ответил он, направляясь к ней и проходя мимо Оливера. Тот почувствовал странный запах — то ли табака, то ли древесины, только что вырубленной.

Мириель, едва покраснев, отвернулась от него. Рамона, не медля, встала между ними.

— Хватит вести себя как старикан, — она подпрыгнула и дала ему лёгкий щелбан по голове.

— На твоём месте я бы вообще молчал, — холодно сказал Алмор, повернувшись к Оливеру. — Не это ли глупость — оставить его одного здесь и уйти? — затем он вновь перевёл взгляд на сестру. — Нет, глупо было вообще приводить его в дом.

— И без тебя знаю, — фыркнула Рамона в ответ. — Он сказал, что… — она выдохнула, в её голосе была некоторая растерянность. — что он человек.

Алмор молчал, его взгляд остался напряжённым, как всегда, когда речь шла о безопасности сестры. Он медленно подошёл к Оливеру, как будто каждый его шаг был частью какого-то тщательно продуманного плана. Словно сама ситуация была его решением. Оливер почувствовал, как его спина напряглась, и взгляд Алмора вонзился в него.

— Человек, — проговорил Алмор, приблизив лицо к Оливеру. Он оценивал его холодным взглядом, пытаясь выяснить, представляет ли тот опасность, особо не веря в его происхождение. — Хорошее оправдание. И глупое. Зачем ты здесь?

Оливер едва ли мог собрать мысли в кучу. Он опустил глаза, его губы слегка поджались, и, казалось, каждая попытка сказать что-то была ему не по плечу.

— Я… — он едва слышно произнёс, чувствуя, как его сковывают взгляды этих существ. — Я не знаю.

Алмор усмехнулся, но его лицо оставалось бесстрастным.

— Конечно, — сказал он с лёгким презрением. — Не знаешь.

В следующий момент сильные руки схватили Оливера за запястья, резко завели их за спину, заставив его изогнуться от боли. Он едва успел понять, что произошло, как почувствовал, как его крепко связывают верёвками. Запястья болели от натянутых узлов.

Алмор наклонился, не отводя взгляда от Оливера.

— Я не люблю сюрпризов, — сказал он тихо, холодно. — И мне не нравится, когда мои близкие оказываются в опасности.

В этот момент, охваченный растерянностью и страхом, Оливер резко дернулся, пытаясь вырваться из захвата. Его тело отреагировало инстинктивно, но его попытка оказалась слишком поспешной. В следующий миг он почувствовал, как резкий удар прошел по его виску — Алмор одним движением обрушил на него ладонь, и мир вокруг сразу померк, погружая его в темноту.