Галерен: мир без людей

Фиона Моран (2024)

Потеряв в следствии несчастного случая способность говорить, Оливер Браун с раннего детства подвергался насмешкам в школе. Падение с моста в реку разделила жизнь трехлетнего ребёнка на «до» и «после». Годы спустя, та же река становится отправной точкой приключениям Оливера в другом мире. В мире без людей.

VI. Брошь

Мервена тихо сидела в кресле у камина, её взгляд устремился в пламя которое плясало, отбрасывая тени на вечерние стены, а вместе с ними перед глазами оживали воспоминания. Они окутывали её лёгкой дымкой, заставляя вновь и вновь переживать то, что давно ушло. Когда-то она была личной служанкой королевы Галерена, и до сих пор помнила день, когда всё изменилось.

Её семья не могла поверить своему счастью. Перед глазами всплыл радостный взгляд матери, недоверчивый шёпот отца:"Неужели нашу дочь выбрали фрейлиной самой принцессы?"Слова звучали, как эхо, а вместе с ними возвращались те времена — яркие и горькие одновременно.

В тот день, когда она впервые встретилась с Аишалин, она даже не подозревала, как сильно изменится её жизнь. Мервена помогала родителям продавать мясо и травы на рынке, когда заметила мальчишку, который полез в карман к старушке. Маленький воришка, на вид не старше десяти, был схвачен за руку, и Мервена, возмущённая его дерзостью, принялась отчитывать его, стараясь устыдить.

— Простите его, — раздался уверенный голос. — Он всего лишь ребёнок.

Из толпы вышла девушка в простом плаще, с капюшоном, скрывающим её лицо, а красные пряди волос ниспадали вниз. Её голос излучал такую силу, что ей невозможно было не подчиниться. Она слегка улыбнулась и, протянув монету, добавила:

— Если вам нужна работа, я знаю одно хорошее место.

Вскоре стало очевидно, что эта девушка принадлежит к высокому роду, ведь, как только Мервена пришла в предложенное ею"хорошее место", она поняла, что это место было подле самой принцессы Аишалин.

Годы пролетели незаметно, и их связь стала крепче. Мервена была не просто служанкой, а подругой, верной и надёжной. Но всё изменилось после рождения Мириель.

Законы дворца были жестоки. Служанкам запрещалось иметь детей. Те, кто осмеливался нарушить этот запрет, теряли всё: работу, почёт и защиту. Аишалин, понимая это, вынуждена была тайно отослать Мервену, чтобы спасти её и ребёнка. Но даже тогда в её глазах читалась боль — она прощалась с подругой, зная, что их пути больше не пересекутся.

Резкий звук вырвал Мервену из воспоминаний. Она вздрогнула, её взгляд метнулся к старому комоду. Тот дрожал, как будто что-то внутри пыталось вырваться наружу.

Мервена поднялась с кресла, ощущая, как страх холодными пальцами сжимает её сердце. Она открыла дверцы, и изнутри вырвался ослепительный красный свет. Он ударил прямо в глаза, заставляя на миг зажмуриться.

В тот же миг кулон на её шее начал трястись, издавая слабый звон. Свет стал гуще, словно обретая собственное дыхание. Мервена захлопнула дверцы, чувствуя, как дрожат руки, а сердце бьётся так, словно собиралось выпрыгнуть из груди.

И вдруг — глухой звон колоколов. Он заполнил комнату, вибрируя в самом воздухе.

Мервена снова огляделась, убедившись, что её никто не видит, прежде чем вновь открыть комод. Но всё выглядело спокойно. Никакой дрожи, никакого красного света. Лишь пустота и затхлый запах старого дерева. Трясущимися пальцами она подняла брошь бордового цвета, её поверхность поблёскивала в тусклом свете комнаты. Она смотрела на неё долго, прежде чем быстро спрятать её в карман.

— Матушка, — голос Мириель, тихий, но внезапный, раздался позади. — Всё нормально?

Мервена вздрогнула, закрыла комод и обернулась. Её сердце заколотилось так быстро, что казалось, вот-вот выскочит из груди.

— Нам нужно уходить, — прошептала она.

— Куда? — Мириель нахмурилась, внимательно изучая лицо матери. — Что происходит? Что за колокола?

— Немедленно. — Мервена обошла её, стараясь не показывать нарастающий страх.

Мириель не узнавала свою мать. Та была всегда спокойной, уверенной, но сейчас её руки неуверенно скользили по столу, хватая травы, копчёное мясо, всё, что попадалось под руку. Вскоре она вновь оказалась рядом с Мириель, держа в руках свёрток, на котором находилась брошь.

— Надень, — Она протянула зелёную ткань дочери, пока её глаза нервно посматривали на дверь.

— Что происходит? — Мириель уже почти кричала, надевая накидку и прикрепляя брошь к горлу. — Объясни хоть что-нибудь!

— Просто пообещай, что не будешь снимать её, — голос Мервены был напряжённым, почти умоляющим. — Никогда, Мириель, слышишь?

Мириель кивнула, и на лице матери мелькнула короткая, усталая улыбка. Но внезапный, резкий стук в дверь заставил обеих застыть.

— Мириель? — за дверью раздался мужской голос, гулкий, настойчивый.

— Это Алмор! — Мириель шагнула вперёд, но Мервена схватила её за предплечье.

— Нельзя, — она резко потянула дочь назад. — Поднимайся наверх и собирай вещи.

— Но… — Мириель жалобно смотрела то на мать, то на дверь.

— Если откроешь, от нас останется только горстка пепла, — прошептала Мервена, её голос дрожал, но звучал решительно.

Мириель неохотно подчинилась, побежала к лестнице, ведущей в её комнату, но слова за дверью заставили её остановиться.

— Мервена, Королева… Она мертва.

В комнате повисла глухая тишина, казалось, даже стены замерли, услышав эту новость. Их глаза округлились от ужаса. Мервена, кивнув самой себе, взяла в ладонь кулон на шее, после чего резко вскинула руку. Едва уловимая дымка голубого света заструилась от её пальцев, окутывая стены, двери и окна. Защита, созданная с помощью амулета, подаренного Аишалин. Магия казалась живой — она мерцала и переливалась, словно сдерживала за стенами что-то невообразимое.

— Это ещё что за киизас его подери такое?! — ошарашенно выдохнула Мириель, невольно отступая на шаг. Она никогда прежде не видела, чтобы мать использовала магию.

— Поднимайся наверх! — раздражённо выкрикнула Мервена, и в её голосе звучала такая паника, что Мириель больше не осмелилась возражать.

Девочка бросилась вверх по лестнице, сердце бешено колотилось в груди. Взгляды, слова, каждое движение матери словно обжигали. Что-то происходило — что-то ужасное, — но почему именно они должны так спешить? Мириель судорожно сгребала вещи, бросая их в потрёпанную сумку, первое, что бросилось ей в глаза, стараясь не поддаваться нарастающей тревоге.

— Никто не должен знать, что мы всё ещё здесь, — доносился снизу приглушённый голос Мервены.

Её слова не успокаивали, а наоборот, только добавляли тяжести. Внизу уже было тихо, но эта тишина давила сильнее любого шума. Мервена медленно поднялась по лестнице, держа в одной руке свой кулон. Её пальцы побелели от напряжения, словно она цеплялась за этот амулет, как за последнюю надежду.

— Мириель, — тихо постучала она в дверь, — ты собрала вещи? Всё в порядке?

В ответ прозвучало слабое:

— Да, я скоро выйду.

Мервена спустя время, удостоверившись, что незваные гости уже ушли, поспешила позвать дочь. Вскоре они оказались на улице, в накидках с сумками, и в последний раз обернулись к дому, словно прощаясь с ним. Мириель крепко держала мать за руку, стараясь не потеряться в бушующей толпе.

Город, ещё вчера полный жизни и смеха, погрузился в настоящий ад. Жители кричали, срываясь на дикие вопли, будто из их душ вырывали последние остатки надежды. Дома, стоявшие веками, рушились под натиском тех, кто обезумел от горя и страха. Окна разлетались вдребезги, а осколки стекла, сверкая, осыпали мостовые, как ледяной дождь. Все как один, слившись в унисон, повторяли: королева мертва.

Некоторые, потеряв рассудок, выламывали двери чужих жилищ, выволакивая оттуда мебель и посуду, словно это могло спасти их. Другие метались по улицам, раздирая себе лица и одежду в истерике. На одном из перекрёстков лежало окровавленное тело женщины, и никто даже не остановился, чтобы посмотреть, жива ли она.

— Они знали! Они знали, что это случится! — истошно кричал высокий, худой мужчина с горящими глазами.

Его голос растворился в хаосе: где-то в стороне раздался душераздирающий детский плач, а следом — тяжёлый хруст, словно что-то большое и важное сломалось. Воздух был густым, словно пропитанным кровью и страхом. Город, казалось, дышал последними силами, каждое здание и мостовая отдавались эхом чужого горя.

Смерть королевы разрушила хрупкий баланс порядка. Теперь этот мир стал похож на рану, из которой источалась боль, затапливая всё вокруг мраком. Галерен уже не будет таким, как прежде.

— О, Киизас, пощади нас! — вскрикнула женщина, прижимая к груди окровавленного младенца. Но даже её мольба утонула в грохоте.

— Если такое творится здесь, то что тогда в нижнем городе, — пробубнел старик, что помогал ей перевязать руку, дабы её кровь больше не пачкала дитя.

Мервена и Мириель, укутавшись в накидки, двигались вдоль теневых переулков, стараясь держаться подальше от центральных улиц. Толпа больше напоминала бурлящий котёл: крики, стоны, звуки ударов, и всё это сливалось в непрекращающийся кошмар.

— Быстрее, — прошептала Мервена, сжимая руку дочери так сильно, что её пальцы побелели.

Каждый поворот приносил с собой новый ужас. Вдали виднелся дом, объятый пламенем; жители, крича, выскакивали наружу, но некоторые так и оставались внутри, исчезая в клубах чёрного дыма. Чрезмерная жестокость, бессилие стражи лишь подтверждало значимость королевы, а вместе с ним горькой стрелой проносилась через нутро Мервены.

Внезапно позади них раздался глухой стук, будто кто-то рухнул прямо на мостовую. Следом послышался оглушительный визг, и толпа, подобно хищному зверю, захлестнула место происшествия.

— Не смотри! — резко сказала Мервена, дёрнув Мириель за руку, когда та попыталась оглянуться.

Но она всё-таки успела увидеть краем глаза, как по мостовой растекалась тёмная лужа, а стоявшие вокруг жители вытирали свои окровавленные руки о потрёпанную одежду.

— Они… они убивают друг друга… — вскрикнула Мириель, голос её дрожал, а ноги едва держали.

— Тише! — прошипела Мервена. — Держись рядом!

Когда они свернули в узкий переулок, перед ними развернулась сцена ещё большего безумия. Мужчина с перекошенным от ярости лицом осыпал дубинкой дверь дома, где жила семья"нечистых" — тех, кто осмелился смешать альвзаидскую и хаменскую кровь. Его удары становились всё сильнее, а пальцы, покрытые кровавыми ссадинами, едва удерживали оружие.

— Всё из-за них! — взревел он, но осёкся, когда мимо попытался проскользнуть юноша с серебристо-белыми волосами и бледной кожей. Альвзаид. Мужчина схватил его за ворот и с ревом впечатал в стену, оставив кровавый след.

— Баэльран и его проклятая кровь! Мы все сдохнем из-за этого хамена! — выкрикнула одна из низкорослых женщин на другой стороне улицы, размахивая ножом в сторону, словно собираясь отбросить ненависть на первого встречного.

Грохот вдалеке слился с криками, разносившимися по узким улицам. Где-то вспыхнуло пламя, и воздух наполнился запахом гари. Толпа в переулке ожесточённо рвалась к дому, выкрикивая обвинения и угрозы. Мервена обхватила дочь за плечи и буквально потащила её вперёд, к окраине города.

— Сюда, в лес! — прохрипела она, указывая на тёмную полоску деревьев, виднеющуюся за домами.

Когда они добрались до окраины, тишина леса встретила их пугающей пустотой. Даже птицы, обычно стрекочущие в кронах, исчезли, будто этот ужас выгнал всех живых существ из этих мест.

— Что теперь? — Мириель, тяжело дыша, остановилась и вгляделась в лицо матери.

Мервена сжала кулон в дрожащей руке, словно черпая из него силы. Вокруг стояла тишина — неестественная, обволакивающая. В тёмной глубине леса что-то шевельнулось, и её сердце сжалось от предчувствия.

— Главное, — она закрыла глаза на миг, с трудом удерживая голос спокойным, — держись за меня…

Но её слова утонули в резком, глубоким голосе, который пронзил воздух:

— Мервена.

Он прозвучал неожиданно, словно эхом прокатился сквозь лес, заставив птиц вдалеке сорваться с деревьев.

Мервена застыла. Её лицо на мгновение исказилось страхом, но она тут же справилась, придав своим чертам хладнокровное спокойствие. Только тонкая дрожь в голосе и напряжённый жест рук выдавали её тревогу.

— Давно не виделись, господин, — произнесла она сдавленно, поворачиваясь к источнику звука.

Из тени выступил высокий силуэт, словно он всегда был здесь, просто ждал момента, чтобы показаться. Лесная мгла вокруг него, казалось, ожила, сгущаясь и стягиваясь к нему, как будто сама тьма боялась отступить. Шагов не было слышно, лишь лёгкий шорох, и от этого казалось, что он не ходит, а скользит по земле.

Дайнфаель.

Мириель почувствовала, как воздух стал вязким, будто её лёгкие наполнялись дымом. От его присутствия мороз пробежал по коже. Она хотела сделать шаг назад, но тело не слушалось.

Каждый его шаг был медленным, как поступь самой неизбежности. Когда он провёл пальцами по ветке, та засохла, обратилась в пыль и упала на землю. Жест выглядел небрежным, словно случайным, но он резанул по нервам, как хлыст.

Дайнфаель медленно поднял руку, проведя длинными, изящными пальцами по ветке, которая тут же засохла и обрушилась на землю. Это движение было ненавязчивым, почти небрежным, но оно ясно давало понять, с кем они имеют дело.

— Я пришёл не за вами, — сказал он наконец. Голос его был холоден и равнодушен. От этих слов стало только хуже. — Верни её.

Глаза Мервены вспыхнули горьким отчаянием. Она стиснула кулон в руке, которая уже побелела от напряжения. На её лице, хоть и отображалась твёрдость, читалось внутреннее осознание: против этой силы ей не выстоять.

— У меня ничего твоего нет, господин, — её голос звучал твёрдо, но в нём дрожала едва уловимая нота страха.

— Ты всё ещё плохо умеешь лгать, — Дайнфаель слегка наклонил голову, будто с любопытством наблюдая за её попытками сохранить самообладание.

Его присутствие было пугающим не из-за силы или жестокости, а из-за неуловимой, неестественной гармонии. Его лицо оставалось спокойным, без единой эмоции, и в этом внешнем холоде крылась едва заметно скрывалось раздражение.

— Отдай её.

Мириель стояла за спиной Мервены, ощущая, как напряжение заполняет воздух. Она чувствовала слабый запах влажной земли и травы, но его перебивал горький металлический привкус страха, поднимавшегося от её собственной кожи.

Её взгляд метался между мужчиной, который возник из тьмы, и матерью, которая, казалось, всеми силами пыталась скрыть свою растерянность. Но напряжённые плечи Мервены, едва заметная дрожь пальцев, сжимающих кулон, выдавали её страх.

Почему она не отходит назад? Почему не бежит? Почему вообще он здесь?

Эти мысли вихрем пронеслись в голове Мириель, но ответы растворялись в гнетущей атмосфере. Она хотела спрятаться, исчезнуть в лесу, раствориться в тени, как этот мужчина. Её ноги казались прикованными к земле, и, чем больше она пыталась заставить себя двинуться, тем сильнее её сковывал страх.

Мириель сжала пальцы на ткани рубашки Мервены, как будто только это могло удержать её от панического бегства. Она пыталась понять, что за существо стояло перед ними, но в глубине души уже знала ответ: оно было опаснее всего, что ей приходилось видеть.

Но, глядя на мать, которая, несмотря на напряжение, стояла так твёрдо, в ней начало зарождаться нечто другое — упрямство. Она не могла отступить. Даже если её тело кричало об опасности, что-то внутри, возможно, гордость или наивное чувство справедливости, не позволяло ей позволить матери быть одной.

В тот момент, когда её собственные мысли стали громче страха, она вдруг поняла, что уже сделала шаг вперёд. Рука всё ещё дрожала, но её голос, хоть и тихий, прозвучал громче, чем она ожидала.зз

— Кто вы и что вам нужно от моей матери?

Её слова, хоть и неуверенные, прервали их разговор. Сердце стучало так громко, что она почти не слышала собственный голос.

Дайнфаель слегка наклонил голову, его взгляд был прожигающим, словно он оценивал её. Усмешка витала на его губах, но в ней не было ни капли сострадания и теплоты.

— Как трогательно, — произнёс он тихим, холодным тоном. — Молодая дама решает броситься на защиту своих родительских идеалов.

Мервена резко дёрнула Мириель за руку, шепча:

— Мириель, замолчи.

Дайнфаель тяжело вздохнул, его раздражение становилось ощутимым.

— Девчонка, — произнёс он медленно и небрежно, пока его взгляд пронзал Мириель и остановился на броши, украшающей её шею. — Нет смысла в ненужных смертях. — Его голос прозвучал безразлично, и он переключил внимание на Мервену. — Отдай её мне, — произнёс он, не отрывая глаз от неё, ожидая, когда она выполнит его требование.

Мервена выпрямилась, её плечи были напряжены, а в глазах зажегся огонёк решимости. Она подтянула Мириель к себе, сымитировав жест, будто собиралась снять брошь с её шеи.

— Беги, — прошептала она Мириель, её голос дрожал, но в нём звучала такая сила, что Мириель поняла — это не просьба, а последний отчаянный приказ. — Беги, Мириель, на счёт три.

Мириель хотела возразить, что-то выкрикнуть, но слова застряли в горле. Из тени медленно проступили фигуры магов, Теней Дайнфаеля. Их чёрные плащи были как воплощение всего тёмного и запретного, поглощающего всё вокруг. Глаза — безжизненные, холодные, сверлили её, заставляя забыть, как дышать.

— Мама… — прошептала Мириель, её голос был слабым, почти неслышным, но Мервена резко стиснула её руку, не позволяя сказать больше.

— Один… — губы Мервены дрожали, но взгляд оставался неумолимым, как у воина, идущего на верную гибель. Мириель почувствовала, как ноги отказываются слушаться. Каждый её нерв вопил об опасности, требовал бежать, но тело застыло, будто прикованное цепями.

— Два… — слёзы подступили к глазам Мириель, её сердце сжалось в груди. Она знала, что, если побежит, это будет означать, что она оставит мать на верную гибель. Этот ужас разрывал её на части, становился почти невыносимым.

— Три! — выкрикнула Мервена, толкая Мириель вперёд и хватаясь за кулон. Толчок был сильным, болезненным, как пощёчина, оставляющая багровый след.

Мгновение растянулось в бесконечность. Мириель ощутила, как её тело окутала мерцающая голубая вуаль, лёгкая, словно утренний туман, но удивительно плотная.

Мир вокруг неё задрожал, и в этом странном искажении звуки, движения и даже её собственное дыхание стали неестественно приглушёнными, будто её унесло в другой, чуждый мир. Только голос матери остался ясным, как крик в пустоте:

"Беги… и не оглядывайся…"

Она сорвалась с места, но первые шаги были болезненно тяжёлыми, как если бы её ноги были прикованы к земле. Каждый камень впивался в подошвы её ботинок, вызывая ощущение, будто они потеряли защиту, обжигая кожу, но боль казалась ничтожной по сравнению с тем, что разрывалось внутри.

Слёзы застилали глаза, но даже сквозь мутные тени страха она продолжала бежать. Её разум протестовал, требовал не останавливаться, кричал, чтобы она бежала… но сердце, разрывающееся от боли, говорило иное:

"Обернись! Посмотри на неё! Узнай, что случилось!".

С каждым шагом боль становилась невыносимой. Это не было только физическое страдание: она исходила из глубин души, сжимая грудь, затрудняя дыхание. Мысли о матери, оставшейся позади, сводили её с ума. Эта тревога была как открытая рана, раздирающая сознание и не позволяющая сосредоточиться на побеге. "Беги…" — вновь и вновь эти слова звучали в голове, но не могли утешить, лишь углубляя её отчаяние.

Мириель не смогла.

Сердце колотилось в груди так яростно, что казалось, оно вот-вот остановится. Тело дрожало от ужаса и непонимания, но, собрав последние силы, она повернула голову.

И увидела.

То, что навсегда запечатлелось в её сознании, выжигая остатки надежды на спокойное будущее, оставляя вместо этого бездонную пустоту.

Холодные пальцы Дайнфаеля сжимались на горле её матери, будто он хотел сломать её, разломить на две части. Лицо Мервены было искажено в муках, с ярко-красными следами от рук, а глаза — тусклыми, как у фарфоровой куклы, погружённой в бесконечный ужас. Каждую секунду Мириель наблюдала, как последний воздух вырывается из губ её матери, а грудь слабо поднимается, как искра, покидающая огонь в костре. И в конце концов, глаза… потухли, унося с собой жизнь.

Вокруг воцарилась тишина. Ветер застыл, как будто сам мир замер, потрясённый тем, что произошло. Завеса, отделявшая её от реальности, рухнула в бездну, вместе с ушедшей навсегда Мервеной.

Всё вокруг превратилось в бесформенное пятно, в котором она едва могла различить очертания, а глаза, широко раскрытые, не могли оторваться от мёртвого тела. В груди было так тесно, будто невидимая рука сжала её лёгкие, каждый вдох становился борьбой. Ужас пронизывал её с головы до пят, сжимая сердце и вызывая физическую боль, забирающую все силы и заставляющую чувствовать себя беспомощной. Кровь застыла в жилах, в голове раздавался такой страшный шум, что заглушал даже собственные мысли, и она словно утонула в этом страхе, не в силах ни двигаться, ни кричать, ощущая, что ничто не может вытащить её из его лап.

— Нет… — прохрипела Мириель, её голос был так слаб, что она сама едва его услышала. Сердце остановилось, боль в груди сжалась так крепко, что она не могла дышать. — Мама… — Она бессильно обхватила голову руками, сжимая красную копну волос, пытаясь удержать в себе крик, который грозил разорвать её на части.

Но сдержать его было невозможно.

— МАМА! — её крик разорвал тишину, резонируя в воздухе. Ветер, казалось, дрогнул от страха, как будто сознание природы отвергло её горе, оставив только тусклую тишину и пустоту, в которой она целиком и полностью потерялась.

Дайнфаель медленно повернулся к Мириель, его глаза, как ледяные бездны, встретились с её заплаканным взглядом. Она чувствовала себя игрушкой в руках бездушного манипулятора. Он смотрел на неё, как на отброс, не достойный внимания — ничтожная тварь, чье существование не стоило ни секунды его времени. В его взоре не было ни сожаления, ни гнева: лишь холодное безразличие и презрение.

— Схватить девчонку.

Мириель стояла, не в силах пошевелиться. Каждое её движение было остановлено тяжёлым грузом страха и беспомощности. Всё, что осталось, — это пустота. Она ощущала, как никакая защита больше не может её спасти. Тени Дайнфаеля, его ученики, ринулись к ней так быстро, что будто у них уже готовился жадный план для её уничтожения. Она не сопротивлялась: в её теле больше не было сил.

Маги схватили её, и она безвольно повисла в их руках, как тряпка, лишённая жизни. Они развернули Мириель лицом к Дайнфаелю, показывая её как трофей, и её взгляд остался пустым.

Дайнфаель подошёл к ней, его шаги были спокойными, уверенными, словно весь этот мир, наполненный страхом, был для него пустой, незначительной игрой. Он наклонился и грубо схватил её за подбородок, поднимая голову. Его пальцы, холодные и тонкие, впились в её кожу, заставляя Мириель взглянуть в его глаза.

— Как тебя зовут? — его голос был низким и ровным.

Мириель пыталась что-то сказать, но слова не выходили. Всё, что она могла — это бормотать что-то невнятное, её голос был почти не слышен. В её груди царила пустота, мысли сливались в кучу, и даже собственные слова казались ей бессмысленными, будто не её. Она была полностью поглощена образом матери, её воспоминаниями, не способна вырваться из этого пекла. Она не осознавала, что происходит, не могла сопротивляться.

Когда Дайнфаель потянулся к броши на её накидке, в её груди разгорелось чувство угрозы. Его прикосновение вызвало в ней спазм тревоги. Внутри неё вспыхнули яркие эмоции — ненависть и отчаяние, стремящиеся вырваться наружу. Всё это ощущение было настолько сильным, что она могла почувствовать, как эта ненависть пронизывает всё её нутро.

— Моё имя… Мириель, — произнесла она, её голос дрожал, но в нём звучала неумолимая решимость. — И я та, кто тебя убьёт.

Собрав остатки смелости, она плюнула ему в лицо, этот жест был не просто актом отчаяния — это было последнее проявление сопротивления, последний жест в её безнадёжной борьбе.

Дайнфаель замер на мгновение, его лицо исказилось от лёгкого раздражения, но в мгновение ока он вернул своё спокойствие, как будто ничто не могло его выбить из колеи. Он медленно вытер своё лицо, оставляя за собой только пустоту, и, отвернувшись, произнёс в пустоту:

— Ликвидировать.

Это было простое, безликое приказание, олицетворяющее его полное безразличие к её жизни. Она не была для него ни врагом, ни союзником. Она была никем и ничем.

Остальные Тени быстро окружили Мириель, их руки тянулись к ней, словно у них не было другого предназначения, кроме как поглотить её жизнь. Магия струилась вокруг, проникая в её кожу и сковывая движения и обрывая последние надежды. Один из магов грубо схватил её за запястье, другой за шею, сжимая так сильно, что она едва могла дышать. Внутренний пожар её сопротивления разгорался до предела, в ней бушевал невыносимый гнев, готовящийся к всплеску.

Она стиснула зубы, напрягая каждый мускул, ощущая, как кровь пульсирует в её висках. Внезапно воздух разорвали пронзительные крики — резкие, ехидные и наполненные ужасом. Хриплые звуки: стоны, треск костей и удары. Это длилось всего мгновение, прежде чем вновь воцарилась жуткая тишина.

Дайнфаель обернулся, и в его взгляде проскользнула искра удивления. Перед ним раскинулась груда окровавленных тел — его магов, искажённых и изувеченных. Их тела были опустошены, порваны и разорваны. Кровь, сочащаяся из открытых ран, образовала лужи, блестящие на фоне травы, словно алые цветы, распустившиеся из-за ненасытного гнева.

Глаза некоторых магов безжизненно смотрели в пустоту, когда-то полные надежды и веры в мудрость своего учителя. Теперь в них не отражалось ни жизни, ни страха — только безграничное забвение и гнетущее молчание. Каждый из них вёл свою последнюю борьбу, и звуки их немой агонии создавали мрачный хор, эхо которого отзывалось в душе Дайнфаеля, как зловещая симфония смерти.

Среди этого кровавого хаоса Дайнфаель заметил тёмно-зелёную накидку, затерявшуюся в хаосе. Ткань была пропитана кровью, став грязным пятном, и её некогда насыщенный зелёный цвет теперь выглядел блеклым. Каждая капля крови, высохшая на её поверхности, казалась воплощением угасшего звука смеха и мечтаний его некогда живых учеников, воспитанников, товарищей, друзей.

Дайнфаель, полностью игнорируя гору мёртвых, неуклонно подошёл к накидке и поднял её. Он внимательно осмотрел её, нахмурившись, — брошь исчезла, как и сама девчонка, оставив лишь тьму и молчание, которые окружали его, давя на грудь.

— Мириель, — повторил он, отпуская накидку, которая безжизненно упала на землю среди тел его Теней.

У него не осталось другого выбора, и его цель теперь была ясна. Каждый шаг и каждое действие были посвящены одному — найти её. Найти Мириель.