Инсомния

Эва Мун (2024)

Лили Миллер думала, что перевод в новый университет — это шанс сбежать от прошлого. Но её мечты о спокойной жизни разбиваются о профессора Джеймса Эванса. Между ними разгорается опасная игра чувств, где страсть и недоверие танцуют в мрачном ритме. Джеймс, кажется, знает о Лили больше, чем она сама готова признать. Смогут ли они сломать стены, возведённые их секретами, и позволить чувствам вспыхнуть? «Инсомния» — это не просто роман, это погружение в мир, где любовь может стать как спасением, так и проклятием. Приготовьтесь к эмоциональному шторму, где страсть и тайны сталкиваются на фоне слов, оставляя вас на краю бездны ожидания. Готовы ли вы разгадать мрачные секреты сердец?

Лили

— У тебя на удивление мало вещей, — говорит Лиам, занося последнюю коробку в квартиру Мии.

Он ставит её на пол рядом с остальными и с усталым видом падает на диван. Мы проснулись несколько часов назад и сразу начали собирать вещи. Я не хотела ещё хоть сколько-то времени проводить в этом доме, и друзья меня поддержали.

— При переезде я брала всё самое необходимое, а в той квартире прожила недолго.

Я сажусь на диван рядом с ним и вытираю испарину со лба. Хотя вещей у меня и правда немного, но я всё равно вымотана от переезда. Тем более что в прежнем здании не было лифта, и пришлось несколько раз подниматься по лестнице.

Миа протягивает нам газировку и открывает первую коробку. Выуживает черно-белое фото родителей в простой белой рамке — одна из немногих личных вещей, что я не продала и привезла с собой из Юджина.

— Твои родители? — спрашивает она, садясь рядом на край дивана.

Я киваю, делаю глоток и чувствую внимательный взгляд Лиама, который напрягается всем телом после этого вопроса.

— Ты очень похожа на маму, — тихо и мягко говорит Миа, обнимая меня за плечи. — Хочешь, поставим это фото здесь?

Она ставит фотографию на полку в центре комнаты рядом с другими фотографиями её и девочек.

Я шумно выдыхаю и потягиваюсь всем телом. В носу начинает щипать, а я не хочу второй день подряд проливать слёзы. После вчерашнего вечера их и так было достаточно. Моё лицо опухло, скула ноет, и на ней расцвёл ярко-красный синяк, закрывающий добрую половину лица.

— Спасибо, что помогли с переездом, но не нужно было ради этого пропускать лекцию, — осуждаю я Лиама.

— Не то чтобы я сильно хотел на ней быть, — отмахивается он. — Профессор фанатеет от нашей баскетбольной команды. Всё, что мне нужно, — это не накосячить на следующей игре.

Мы ещё немного сидим и болтаем. Миа первой убегает на занятия. Лиам не торопится и предлагает разобрать вещи.

— Оставь, я сама, — чуть ли не силой забираю у него из рук коробку. — Тебе нужно отдохнуть. Хоть побили меня, но ты выглядишь не лучше.

Это правда. Не знаю, сколько ему удалось поспать прошлой ночью, но выглядит он помятым. Под глазами залегли тени, а загорелая и сияющая кожа сейчас выглядит серой.

— Я в порядке.

— Лиам.

— М?

— Я хочу побыть одна, — говорю прямо, когда он не понимает намёков.

— Прости, — смеётся он и почесывает свои слегка вьющиеся волосы. — Напиши мне, если тебе что-то понадобится.

Закрываю за ним дверь, и комната погружается в оглушительную тишину. Соседок Мии тоже нет, так что я остаюсь одна. И впервые с прошлого вечера могу спокойно подумать о том, что произошло. Я сажусь на диван и вспоминаю его до мельчайших деталей.

Это не мог быть Итан, нет. Его черный, изливающий безумием и злостью взгляд я бы узнала сразу. Да и нападавший был ниже ростом. Это просто совпадение, успокаиваю я себя. Он не знает, где я, и никогда не сможет меня найти.

Дерьмо. На моём лице написано: “я — жертва”? Будто я магнит, притягивающий к себе придурков. Можно уехать на другой конец страны, но всё равно быть избитой.

Я морщусь, ощупывая лицо. Что ж, бывало и хуже. Удар был несильный, кости целы, а синяки пройдут.

Это не сравнится с болью от треснувших ребер, когда Итан решил, что я флиртовала с его другом. Он редко бил меня по лицу, только если совсем выходил из себя.

— Ты же будешь хорошей девочкой? Я бы не делал этого, но ты ведёшь себя неправильно. Зачем ты так поступаешь, Лили? Ты же знаешь, что за этим последует, правильно? — он с силой сжимает мой подбородок и рычит эти слова мне в лицо. — Но нет. Ты провоцируешь меня. Потому что тебе это нравится. Нравится выводить меня из себя. Нравится делать из меня монстра, хотя я не такой. Я хочу только лучшего для тебя. Хочу быть добрым с тобой.

Из моих лёгких вырывается хриплый смех. Я знаю, что пожалею об этих словах, но всё равно выплёвываю их:

— Ты больной ублюдок, Итан. Я не сделала ничего! Ничего! Тебе не нужен повод, чтобы издеваться надо мной.

Слёзы боли и бессилия заливают моё лицо, и я пытаюсь отползти от него как можно дальше, зажимая бок, потому что каждый вдох даётся с невероятной болью.

Его глаза темнеют и наливаются кровью. Черты лица давно потеряли человечность и мягкость. Вместо этого они искривлены безумством.

Он резко хватает меня за лодыжку и рывком притягивает к себе. Я кричу от боли, пронзающей грудь, из глаз сыплются искры. Я задыхаюсь и кажется, что потеряю сознание. Это слишком. Слишком много боли. Я устала с ним бороться. Я молю, чтобы это закончилось. Не важно, каким образом. Но если Бог и существует, то он остается глухим к этим молитвам.

— Кажется, я должен преподать тебе ещё один урок, милая.

Я не вижу его, всё расплывается, но слышу эти слова над ухом. Он берёт меня за волосы, вырывая при этом несколько прядей, и следующий удар приходится по лицу. Наконец-то мир погружается в блаженную темноту.

Я трясу головой, пытаясь прогнать эти яркие картины прошлого. И только спустя несколько минут, придя в себя, понимаю, что по моему лицу катятся слёзы, а под ногами валяются осколки разбившегося стакана.

— О, боже! Да забудь ты про него! Тебе удалось сбежать, и ты его больше никогда не увидишь.

Я специально произношу эти слова вслух, словно так они приобретают большую силу. Словно так я прогоняю демонов прочь и показываю им, что не боюсь.

На распаковку всех вещей уходит всего час. Я разложила одежду в отведённом шкафчике в комнате Мии и перед университетом решаю принять душ, чтобы привести себя в порядок.

Пока сохнут волосы, я отправляю Эвансу свою работу и делаю макияж. В моей косметичке всё ещё валяется плотный консилер, который перекрывает даже татуировки. Я с ненавистью смотрю на злосчастный тюбик — не думала, что когда-нибудь ещё им воспользуюсь.

Недовольно хмыкаю, глядя в зеркало. Сильно лучше не стало: одна половина лица всё ещё опухшая, но хотя бы синяков не видно. Оставляю волосы распущенными, чтобы они хоть как-то закрывали лицо, и натягиваю капюшон.

В этот день у меня одно занятие, и мне удаётся не привлекать к себе лишнего внимания, спрятавшись за спинами других учеников на последнем ряду. Но когда я иду на смену в книжный, Оливия, увидев меня, роняет ножницы.

— Лили! Что с тобой произошло?!

Она бросается ко мне и осматривает меня, бережно держа за здоровую щеку.

Чёрт. Нужно было проверить, как я выгляжу, чтобы не пугать эту добрую женщину. Оливия провожает меня за прилавок и усаживает на стул.

Я быстро рассказываю, что произошло, преуменьшая пережитый страх, но она всё равно переживает.

— Почему ты не позвонила? Эмма бы вышла за тебя. Иди домой, — она тянет меня за руку. — Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя.

— Если позволите, Оливия, я бы поработала. Я себя хорошо чувствую, а работа лучше всего отвлекает от других мыслей.

Оливия с сомнением смотрит на меня, но всё-таки соглашается.

— Тебя кто-то может встретить? Не хочу, чтобы ты возвращалась одна.

— Оливия, — я обнимаю её за плечи, и мой голос звучит твёрдо, — со мной всё будет в порядке.

И прежде чем она успеет ещё что-то сказать или передумать, быстро поднимаюсь на второй этаж.

Смена проходит быстро: в кофейне полно студентов, которым нужна вечерняя доза кофеина. Физический труд и общение с посетителями не дают мне погрузиться в свои мысли, и после закрытия я покидаю магазин уставшей, но на удивление с отдохнувшей головой.

Квартира Мии находится дальше от книжного, и мне приходится идти на остановку, чтобы сесть на автобус. На телефон приходит уведомление. Лиам. Просит написать, когда я буду дома. Рот растягивает улыбка. Приятно, когда есть человек, который беспокоится и переживает за тебя.

Следующим утром вместе с Мией еду на занятия. Она водит симпатичный белый жук, и всю дорогу мы подпеваем под сладкий голос Mila J трек"Kickin' Back", так что в университет приезжаем в приподнятом настроении.

Моё лицо выглядит лучше: отёк спал, а плотный макияж перекрывает синяки. Люди даже не шарахаются от меня.

Когда я подхожу к аудитории, где будет проходить семинар у Эванса, в моей груди неприятно свербит. Я не хороню идею залезть к нему под кожу, или точнее, в штаны (как я ужасна), но сейчас не чувствую в себе уверенности и желания флиртовать с ним. Наоборот, я распускаю волосы, чтобы они закрывали лицо, и занимаю последний ряд подальше от профессорского стола. Мия, зайдя в аудиторию, не сразу находит меня, но, пошарив глазами по кабинету, садится рядом.

— Есть что-нибудь? — продолжает она наш утренний разговор. Весь вечер я искала варианты квартир, и тех, что находятся в приличном районе, есть какая-никакая система безопасности и не стоят как крыло от самолета, — мало. Куда там. Их нет. Похоже, мне нужно смириться с тем, что придётся залезть в деньги от продажи дома и найти ещё одну подработку. А часов в сутках не прибавилось. Ощущение, будто я тону в этих проблемах, и с каждым днём болото безнадежности затягивает всё больше и больше. Я устала и просто хочу хотя бы пару дней пожить немного для себя: прогуляться по городу, почитать книгу за чашкой кофе. Я уже третий месяц в Филадельфии, но видела только дорогу от университета до работы. Эти мысли так расстраивают меня, что я чувствую, как на глазах выступают слёзы. Нервы стали ни к чёрту.

— Как тебе эти? — я открываю ноутбук и показываю подруге варианты, которые добавила на всякий случай, если не найдётся чего-то дешевле.

— Симпатичная кухня.

Согласно бормочу. Не то чтобы для меня это было важно — готовка никогда не была моим любимым делом. Раньше я всегда готовила с мамой, но теперь…

Разговоры смолкают, как только Эванс входит в кабинет. Поерзав на стуле, я двигаюсь за спину Бена, чтобы меня не было видно с профессорского места. Не хочется, чтобы он видел меня в таком состоянии.

Сегодня профессор явно в приподнятом настроении: на обычно бледном и хмуром лице играет румянец, будто он вернулся с пробежки, на лице то и дело пробегает улыбка. От этого вида мне становится лучше, и хочется улыбаться в ответ. Он раскладывает вещи и поднимает взгляд на аудиторию. Его глаза быстро пробегают по залу и немного дольше задерживаются на том месте, где обычно сидим мы с Мией. Слегка хмурится, и уголки его губ опускаются. Расстроен, что не увидел меня? Ха-ха. Да-да.

Профессор начинает занятие, я внимательно слушаю, и ненужные мысли отходят на второй план. Группа веселится и ведёт активное обсуждение. Мне есть что сказать, но сегодня я молчу. Мия тоже витает в своих мыслях, и я вижу, что она часто отвлекается на телефон, где идёт активная переписка в чате её группы. У них скоро концерт, и с площадкой, где они должны были выступать, возникли проблемы.

Мы смеёмся от нелепого высказывания одногруппника, и в это же время Бен впереди меня отодвигается в бок, подперев подбородок рукой, открывая меня. Взгляд профессора моментально находит мой, и с его лица слетает усмешка. Глаза темнеют, и он выглядит в серьёз разозлённым.

Я судорожно втягиваю воздух и отворачиваюсь к окну, скрывая половину лица.

Блядь.

Эванс прочищает горло и возвращается к обсуждению, но атмосфера в аудитории уже не такая лёгкая. Студенты замечают перемену в его настроении, и по кабинету прокатывается непонимающий шёпот. Речь профессора становится резкой и обрывистой, а его английский акцент звучит сильнее.

Мия поднимает голову от телефона и тихо шепчет:

— Что с ним? У него как будто живот скрутило.

— Не знаю… — глухо отвечаю я.

Кровь бьет в ушах, я не слышу, что говорит Эванс. Отчего-то мне хочется сползти под стол или выйти в окно, чтобы не видеть этого взгляда, который сейчас мечет молниями.

Впервые на его лекции я не свожу глаз с часов, приказывая стрелкам двигаться быстрее, чтобы покинуть кабинет.

Наконец-то он заканчивает, бросив Мие короткое «увидимся», я пулей вылетаю из аудитории.

Благодаря моему побегу первой прихожу на следующую лекцию и наблюдаю, как аудитория постепенно заполняется людьми.

После занятий иду в библиотеку и до позднего вечера корплю над заданием Эванса, которое немного поубавило мой интерес к нему. Мысленно рыча от злости, я несколько раз переписываю введение, стараясь соответствовать требовательному взгляду профессора. Закончив, перечитываю получившееся. По телу пробегает дрожь, и кончики пальцев колет от волнения. Я могу дать трезвую оценку своему тексту — это лучшее, что я когда-либо писала. Кто бы мог подумать, что от желания впечатлить его будут такие плюсы? Эта мысль заставляет меня хмыкнуть.

Закинув вещи в рюкзак, иду к выходу. Мои шаги гулко разносятся по пустым коридорам университета. Размышляю, чем бы заняться сегодня вечером? Мия будет на репетиции, а с её соседками я ещё не так хорошо общаюсь и не хотелось бы их обременять. Может, написать Лиаму?

Я не успеваю достать телефон, как вдруг чья-то рука крепко хватает меня за запястье и разворачивает. Из меня вырывается приглушённый крик, который смолкает, как только я вижу, кто это.

— Извини, не хотел пугать, — Эванс отпускает мою руку и делает шаг назад.

Он с опаской смотрит на меня и хмурится, замечая, как я судорожно сжимаю кулаки. Прикусывает внутреннюю сторону щеки, будто борется с тем, чтобы не сказать лишнего.

— Что случилось? — он указывает острым подбородком на моё лицо, а его голос звучит грубее обычного.

— Неудавшееся ограбление.

— Нужно было готовиться лучше, — его губы подрагивают в легкой улыбке, но он тут же снова становится сосредоточенным. — А если серьёзно?

— Я возвращалась домой, и на меня напали… — я пожимаю плечами, словно хочу сказать «да ничего страшного, с кем не бывает». — Но всё обошлось.

— Это ты называешь «обошлось»? — Эванс вздыхает и раздраженно засовывает руки в карманы брюк.

Эй, он что, сейчас закатил глаза?

— Куда сейчас, домой? — и после моего кивка продолжает: — Подожди здесь.

— Профессор?…

— Жди здесь, — отрезает он и широким шагом идёт в направлении своего кабинета.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу и оглядываю пустой коридор, ища того, кто мне объяснит, что сейчас происходит. Ждать долго не приходится, и спустя несколько минут профессор возвращается, одетый в пальто, неся в руках портфель.

— Идём, — говорит он, но это больше похоже на приказ.

Я хочу возразить или сказать, что не стоит обо мне беспокоиться, но слова застревают в горле, когда широкая тёплая ладонь профессора ложится между лопаток, подталкивая к выходу.

Ого.

На улице морозно и влажно. Эванс ведёт меня к парковке, подстраиваясь под мой медленный шаг. Он такой большой, от него вибрациями исходит тепло, что я неосознанно тянусь к нему ближе.

Он подводит меня к низкому спортивному автомобилю темно-серого цвета и открывает пассажирскую дверь. Пока он обходит машину, я делаю глубокий вдох, и мой рот наполняется слюной — внутри запах, как у него. Легкие ноты древесного парфюма и кожаных сидений смешиваются с запахом табака и сладостью вишни.

С неожиданной для его роста грацией он садится за руль. Повернувшись, бросает сумку на заднее сиденье, и в этот момент его скула и шея оказываются так близко к моему лицу, что я вновь ощущаю аромат его парфюма. Я задерживаю дыхание — тело охватывает дрожь. Боже, как же я сейчас выгляжу — наверняка, как задыхающаяся, покрасневшая свинья! Чувствую себя неуместной здесь, словно инородный объект, который нужно скорее убрать. В своей ушатанной толстовке и потертых джинсах я кажусь потасканной на фоне исходящей от него уверенности.

Эти мысли угнетают, и я двигаюсь ближе к окну, стараясь занять как можно меньше пространства. Он просит назвать адрес, и машина, издавая низкий рокот, срывается с места.