Имперский Гвардеец и Эльфийка. 40 глав плена, любви и спасения

Alex Coder (2025)

Эта история — о запретной любви, родившейся среди боли и отчаяния. О мужестве и самопожертвовании, о надежде, которая не гаснет даже в самой кромешной тьме. Это история о том, что даже в самые темные времена есть место для светлых чувств, и что даже самые непримиримые враги могут стать друг для друга спасением, а ненависть — не единственное, что связывает обитателей галактики, какой бы не была вражда, и какими разными путями ни пришлось бы добираться до вожделенного воссоединения, невзирая ни на что. В вихре бесконечной войны, бушующей в далёком будущем, судьбы гвардейца Империума и эльфийской пленницы переплетаются самым неожиданным образом. После жестокого сражения, Дарий, бравый солдат с планеты Кадия, оказывается в плену у тёмных эльфов — расы извращённых садистов, наслаждающихся болью и страданиями других. Томясь в клетке на борту корабля, обреченный на пытки и мучительную смерть, он встречает её — Лирель, хрупкую эльфийку, еле живую от перенесённых истязаний.

Глава 6: Безмолвное страдание

Время в клетке тянулось мучительно медленно. Дарий пытался заговорить с другими пленниками, но те либо не отвечали, погруженные в апатию и отчаяние, либо огрызались, видя в нем лишь еще одного претендента на скудные ресурсы, которые им изредка перепадали. Орк хмуро молчал, Круты тихо переговаривались между собой на своём гортанном наречии, а существо, напоминающее гусеницу, издавало утробные звуки, то ли плач, то ли бормотание умалишенного, в тщетных попытках привлечь хоть чье-либо внимание. Лишь гнетущая тишина изредка прерывалась лязгом, эхом разносящимся по кораблю.

Дарий украдкой наблюдал за эльфийкой в соседней клетке. Она всё так же лежала без движения, свернувшись в позе эмбриона, словно пытаясь защититься от этого жестокого мира. Ее хрупкая фигурка едва угадывалась в полумраке, но Дарий заметил, что бледная кожа эльфийки была испещрена свежими шрамами — следами недавних истязаний. Тонкие руки были покрыты багровыми полосами от энергохлыста, а на лице запеклась кровь. Казалось, еще немного — и она угаснет, как слабый огонек свечи на ветру. С каждым часом сил в ней становилось всё меньше и меньше.

Почему-то именно её страдания вызывали у Дария особенно острую боль. Возможно, потому что она была так непохожа на тех надменных и жестоких друхари, которые их пленили. Возможно, потому что в её беззащитности было что-то, что напоминало ему о погибших товарищах, о всех тех, кто стал жертвой этой бесконечной войны.

Он не мог объяснить, почему испытывает жалость к эльфийке. Веками люди и эльфы воевали друг с другом, считая друг друга врагами. Имперская пропаганда изображала эльф коварными и жестокими ксеносами, угрозой для всего человечества. И все же, несмотря на всю вражду двух рас, сейчас перед ним была просто умирающая, измученная душа, нуждающаяся в помощи, как и любая другая жертва тёмных эльф. Вина за все междоусобные распри лежала, как правило, на элите, у обычных представителей что одной, что другой стороны не было ни возможности, ни, зачастую, желания проливать кровь. Особенно сейчас, в таком шатком положении перед реальной, осязаемой и пугающей угрозой.

Это было странное чувство, нелогичное, противоречащее всему, чему его учили. Но Дарий ничего не мог с собой поделать. Он не мог просто сидеть и смотреть, как она медленно умирает. Возможно, из-за гнетущего ощущения вины за содеянное людьми по отношению к другим расам в прошлом.

Он осторожно подошёл к прутьям, разделяющим клетки, и позвал эльфийку, тихо, чтобы не привлекать внимание других пленников и, тем более, стражи.

Эй… ты слышишь меня?

Его голос прозвучал хрипло и неуверенно в этом царстве боли. Эльфийка не ответила. Только тихий стон, едва уловимый, вырвался из её груди. Она была слишком слаба, чтобы говорить, а возможно, просто не понимала его языка. Но в одном Дарий был уверен абсолютно точно: если он что-то не предпримет в самое ближайшее время, то пленница умрёт…