Резонатор

Алексей Лекс (2024)

«Впереди, за снежной стеной, виднелись очертания нужного мне дома. Поравнявшись с подъездом, я остановился в пятне бледного света, падавшего от единственного работающего фонаря, и поднял голову. Дом сиял множеством жёлтых глаз. В каждом окне шёл праздник. Захмелевшие люди шутили, пели песни, доедали остатки оливье и допивали шампанское, вино и водку. Никто из них не подозревал о той тьме, что затаилась рядом. Да и не должны были подозревать. Сегодня они имели право на радость, на улыбки и смех. Тьма коснётся их. Каждого по-своему. Но не сейчас…»

Глава 5

Пространство вокруг меня медленно изменялось, постепенно искажаясь и становясь всё более тёмным. Процесс сопряжения с Изнанкой начался.

Спустя какое-то время я наконец-то смог увидеть себя со стороны — сидящего у стены, покрытой слипшейся кошачьей шерстью, сквозь которую проступали маслянистые и вязкие, словно нефть, ручейки.

Я неотрывно наблюдал, как эти ручейки, будто склизкие щупальца, медленно и неторопливо начинали расползаться по моей шее, стремясь дотянуться до головы.

Всё это происходило перед моими глазами тягучим и неспешным потоком, в котором я был лишь безучастным наблюдателем.

Со стороны я казался самому себе совсем маленьким и беззащитным: крохотная, обхватившая колени сгорбленная фигурка, сидящая тихо и неподвижно. Покорно.

Вот как я видел себя: одинокое, как будто уже не принадлежащее мне тело и окутанная тьмой комната с клубящимся в ней «миражом памяти», в который плотно вплелось моё сознание.

Всё, что находилось за пределами этой комнаты, больше меня не интересовало.

Хоть я и понимал, что Изнанка ни на секунду не переставала следить за мной, мёртвые, покрытые сухой травой, грибами и мхом помещения оставались лишь безучастными свидетелями происходящего.

Обугленные стены, искорёженные и прогнившие предметы, ржавчина — всё это одновременно было глазами, ушами и прожорливой пастью этого странного мира.

Каждая деталь выглядела цельным мазком на завершённом полотне, где даже хаос казался закономерным и находился на своём месте.

Внезапно пространство вокруг меня вновь вздрогнуло. Темнота, казалось, достигшая своего пика, стала ещё плотнее, и из её глубин знакомо проступили алые всполохи.

«Миражи памяти» оживали, обретая свои призрачные формы.

Я почувствовал давящую головную боль и жгучий страх, нахлынувший сразу со всех сторон. Как и прежде, этот страх был чуждым, нечеловеческим.

Темнота, достигнув своей финальной точки, внезапно дала обратный ход, заставив всё вокруг исказиться под пробежавшими белесыми, словно вуаль, волнами.

Раздался звук, похожий на чей-то всхлип, и окружающий мрак начал тускнеть.

Наступившая со всех сторон тьма теперь стремительно светлела, превращаясь в наполненную движением серую колыхающуюся пелену.

В этом движении я начал различать едва заметные силуэты людей и предметов, тонкими струйками чёрной дымки появлявшиеся и исчезавшие в мареве «миража памяти». Постепенно они обрели более насыщенные формы, кажущиеся огромными по сравнению со мной.

У меня создалось ощущение, что я лежу на полу, наблюдая за всем снизу вверх.

Всё выглядело странным и непривычным. В голове, словно заноза, застряла мысль: я вижу это глазами младенца. Или… животного!

Эта догадка, словно электрический ток, пронзила меня.

Вот оно! Теперь всё обрело смысл: и кошачий силуэт на столе, и едкий запах аммиака, и шерсть на стенах.

Этот «мираж памяти» сохранил воспоминания животного! Вероятно, его последние воспоминания…

Поражённый этой мыслью, я не успел её обдумать. Всё вокруг вновь погрузилось во мрак.

Из темноты раздался голос, звучащий сразу со всех сторон и въедающийся в уши своей скрипучей хрипотцой: «Кузька! Сучье божество! Куда залез?!»

Я почувствовал, как животный страх внутри меня сжался в застывший комок ужаса перед этим грохочущим во тьме голосом.

«Куууузька! БОЖЕСТВО, бля! Убивать тебя буду!» — прошелестел вокруг меня зловещий шёпот.

Только сейчас я сообразил, что этот голос не был мужским. Он явно принадлежал женщине, хоть с первого раза понять это было не так просто.

Накатившее на меня оцепенение по-прежнему не желало отступать, продолжая сжиматься всё сильнее и сильнее, словно стремясь сдавить меня в одну единую точку.

Пытаясь справиться с этой фрустрацией, я заметил, как темнота вокруг вновь начала наполняться алыми всполохами. Чем их становилось больше, тем быстрее они начинали менять пространство.

Сгустки тьмы сжимались, пульсировали, пока, в конце концов, не превращались в дымчатые предметы интерьера. Слой за слоем они формировали собой фантом комнаты — той самой, где находилось моё физическое тело.

Текущий сквозь тьму кисель времени, казалось, не спешил ускоряться. Я ждал.

И вот, когда мне уже казалось, что я застрял в одной временной точке, передо мной возникла высокая женская фигура.

Быстрым шагом она перемещалась по комнате, то и дело размахивая руками. Иногда она остервенело хваталась за голову, будто пытаясь выдрать из неё клок волос, а затем начинала бить себя ладонями по лицу. Всё это сопровождалось мерзкими, похожими на гортанное бульканье звуками.

Кажущаяся зацикленной картинка держалась ещё какое-то время, но затем, содрогнувшись,"мираж памяти"всё-таки двинулся дальше. Я увидел, как женщина подошла к предмету, похожему на стол, и, резко наклонившись, вытащила из-под него чёрный дымчатый сгусток, в котором угадывались очертания кота.

Тут же раздался хриплый голос: «Куууузька! Божество, сука! Нашёлся!»

Пространство вокруг застыло. Некоторое время фантом женщины стоял неподвижно в полной тишине, держа перед собой пойманное животное.

Затем сквозь эту тишину начал пробиваться наполненный злобой сиплый звук её дыхания.

Оно становилось всё громче, постепенно обретая слепленную из ненависти и презрения форму. Так продолжалось до того момента, пока я не услышал истеричный, находящийся почти на уровне ультразвука, вопль. Или даже не вопль, а вой, наполненный безумием и гневом.

Казалось, этот вой заполнил собой всю Изнанку прямиком до её основания, пронзив при этом пелену из окружавшей меня темноты.

Спустя мгновение, сразу же после этого душераздирающего крика, я увидел, как тёмная женская фигура развернулась и, замахнувшись, с силой швырнула тушку кота об пол.

Послышался глухой удар, а следом раздалось тихое и едва различимое краткое «мяв».

В один момент всё стихло. Вокруг осталась лишь плотная и вязкая темнота.

Я подумал, что это конец. Что я достиг финала «миража памяти» и вот-вот всё завершится. Но стоило мне это представить, как из глубин темноты донёсся звук: кто-то с усилием пытался вдохнуть, превозмогая сильную боль.

Каждый вдох становился чётче, передавая, каких усилий он стоил дышащему.

Я понял, что это дыхание принадлежит коту Кузе, тому самому, кого женщина в приступе ярости бросила на пол.

Лишь только эта мысль успела прокрутиться в моём сознании, как я ощутил, что всё внутри меня сжалось от нахлынувшей острой боли. Казалось, что все мои рёбра разом сломались, впившись острыми концами в лёгкие.

ем временем пространство вокруг вновь наполнилось алыми всполохами, которые принялись преобразовывать содрогнувшуюся темноту в очертания призрачных, сотканных из чёрной дымки предметов интерьера.

Я вновь ощутил, как сквозь разрывающую меня на части боль наружу стал прорываться животный, пульсирующий страх, смешанный с полной растерянностью и непониманием.

«За что? В чём я виноват?» — эти вопросы, словно рой мух, бесконтрольно кружили в моей голове.

Я чувствовал, я переживал всё то, что когда-то ощутил на себе этот несчастный кот.

Моё сознание приняло в себя эти призрачные, оставшиеся лишь в виде «миража памяти», воспоминания несчастного Кузи.

Вокруг всё плыло, а на глаза то и дело накатывала блеклая пелена. Через силу я продолжал наблюдать, как чёрный дымчатый силуэт женщины то появлялся, то вновь исчезал в тягучем киселе изменяющегося вокруг пространства.

И каждый раз, когда дымчатый облик садистки вновь проявлялся в бегущем перед моими глазами потоке, я видел, как она продолжает издеваться над несчастным животным. В такие моменты страх и боль внутри меня становились особенно невыносимыми.

Сознание в очередной попытке отключиться то проваливалось в чёрную бездну, то рассыпалось на тысячи мелких осколков, не в силах больше сопротивляться царившему внутри меня хаосу.

Я пытался затеряться, забыться, перестать чувствовать всё это! Но каждый раз, когда мне казалось, что всё вокруг постепенно начинает угасать, что ещё чуть-чуть, и всё это закончится, в тот же момент новая яркая вспышка боли и пульсирующего страха возвращали меня из небытия.

Я видел, как она с остервенением била его молотком по лапам и как, матерясь и проклиная, тыкала в него отвёрткой. А он, весь сжавшийся в комок, в ответ лишь слабо хрипел, не пытаясь уже даже озираться по сторонам в попытках найти убежище. Найти место, способное защитить его… Место, где он мог хотя бы на какое-то время избавиться от непрекращающихся вспышек боли и ужаса. Не было такого места! Уже не было…

Всё это, как мне казалось, тянулось целую вечность. Бесконечный и замкнутый цикл бессмысленного и бездумного насилия…

Я уже давно перестал что-либо понимать и отбросил все попытки хоть что-нибудь контролировать.

И тут, когда перед моими глазами оставалась лишь серая пелена с мельтешащим в ней месивом, темнота вокруг вновь стала сгущаться.

Она надвигалась со всех сторон плотным, чёрным, словно смоль, сгустком, медленно поглощая всё на своём пути.

В тот же момент я ощутил облегчение от резко отступившей в небытие боли, на смену которой пришло яркое, заполнившее моё сознание ощущение эйфории. Я умирал. А точнее, это умирал кот Кузя. Тот, кого эта садистка, без каких-либо ясных для меня причин, отправила на тот свет.

Я услышал, как в моих ушах вновь раздалось едва различимое хриплое дыхание. Вдохи раздавались всё реже и реже. Пока в один момент и вовсе не смолкли.

Кузя был мёртв.

Мелкая серая рябь пробежала перед моими глазами, небрежно исказив окружающее пространство. Я увидел, как тьма, успевшая окутать всё густым чёрным коконом, слабо задрожала и мгновенно схлопнулась.

Раздалось тихое протяжное шипение, после которого я ощутил, как меня, словно пробку из бутылки, вытолкнуло из недр «миража памяти». По всей видимости, моё тело рефлекторно дёрнулось вперёд, и, упав, я почувствовал, как в плечо впилась тянущая боль от удара об пол.

После такого «пробуждения» мне понадобилось немного времени, чтобы прийти в себя и унять приступы подступающей тошноты.

Наконец, собравшись с силами, я, тихо кряхтя, сумел подняться и, потирая ушибленное плечо, нащупать на поясе фонарь. Щёлкнув включателем, я дрожащей рукой бесцельно поводил лучом у себя под ногами, а затем направил его на металлический скелет лестницы.

Голова сильно кружилась, а предметы, успевавшие попасть в поле моего зрения, тут же начинали двоиться и дрожать, заставляя меня то и дело закрывать глаза.

Проведя ладонью по лицу, я ощутил, как пальцы окутала склизкая и холодная субстанция.

«Чёрт тебя побери!» — содрогнувшись, процедил я сквозь зубы, брезгливо счищая с лица остатки чёрной слизи.

Тщательно проверив шею и ушные раковины, я с облегчением выдохнул, радуясь тому, что эта мерзость не успела проникнуть глубоко в уши.

В нос вновь пробрался едкий запах аммиака, и я обнаружил, что защитная маска на моём лице была спущена. Попытавшись вспомнить, стянул ли я её сам или чёрная слизь сумела провернуть это, я надвинул маску обратно и плотно зафиксировал её.

Затем, накинув на голову капюшон, я направил фонарь на поверхность стола, в то место, где, по моей памяти, должен был находиться рисунок, изображающий кота.

Несколько минут я стоял, затаив дыхание, внимательно изучая аккуратно выведенный на прогнившей столешнице кошачий силуэт. Теперь стало понятно, почему «резонатор», которого я искал, сделал этот рисунок. Он, как и я, сумел уловить и просмотреть этот странный и жуткий «мираж памяти».

Вероятно, он, как и я, был глубоко впечатлён и ошарашен увиденным. Для него, как и для меня, всё это оказалось удивительным открытием, ведь до этого, насколько мне было известно, никто и никогда с подобным не сталкивался.

Считалось, что природа и происхождение «миражей» неразрывно связаны с человеческим фактором. Однако теперь стало ясно, что трагедии животных также могли оставлять свои грустные отпечатки в Изнанке.

«Ну дела. А ведь под слоем мха я мог его и не заметить…» — растерянно пробормотал я, отведя глаза от рисунка и уставившись себе под ноги.

Сквозь маску с новой силой начали пробиваться тошнотворные аммиачные нотки. Пока ещё слабо. Едва уловимо. Но внутри меня сразу появилось неприятное ощущение. Что-то начинало происходить в этой комнате. И это «что-то» вряд ли могло оказаться для меня безопасным.

«Твою ж налево! Опять?» — прорычал я сквозь зубы и, дёрнувшись, резко отскочил от стола в сторону.

Отступив на пару шагов назад, я стал медленно водить красным лучом вдоль окружавших меня стен.

Сначала мне даже показалось, что на самом деле ничего не происходит, а в комнате по-прежнему царит привычная мёртвая тишина Изнанки. Но вскоре мой слух начал улавливать едва различимое, доносившееся до моих ушей, тихое «цок-цок».

Звук этот показался мне до боли знакомым. Сосредоточившись, я напряг память и смог вырвать из её глубин нужное воспоминание. Однажды мне уже доводилось слышать нечто похожее.

Было это, кажется, в прошлом, а может быть, даже и позапрошлом году. За окном тогда стоял апрель, и чистый весенний воздух залетал с тёмной улицы в открытую кухонную форточку.

Я сидел за столом после недавнего возвращения из Изнанки, чувствуя себя совершенно разбитым и уставшим. В руке дымилась кружка ароматного кофе.

Вглядываясь в чёрный квадрат оконной рамы, я размышлял о своих планах на ближайшее время, а именно: стоило ли мне сейчас отправиться в «Место» для восстановления сил, зная, что в этот раз отчитываться перед службой «Контроль» не обязательно, или попросту завалиться спать, а затем завершить ещё одно небольшое дельце в Изнанке.

И тот, и другой вариант вполне меня устраивали, из-за чего определиться было непросто. В итоге, решив положиться на случай, я встал и направился в соседнюю комнату в надежде отыскать там какую-нибудь завалявшуюся монетку и кинуть жребий.

«Пусть она всё и решит», — подумалось мне.

Но только я вышел в коридор, как раздался звонок в дверь. Резко остановившись, я замер.

Времени на часах было половина двенадцатого ночи, и никаких гостей я уж точно не ждал. Впрочем, у меня здесь и не бывало никогда гостей, а все, кто мог наведаться, были из Управления. Хотя и их визиты можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Медленно, буквально на цыпочках, я подошёл к двери и, чуть помедлив, не торопясь повернул замок. Затем, так же медленно приоткрыв её, я высунулся наружу и увидел, что на лестничной площадке, в освещении блеклой лампы, стоит человек.

Он был невысокого роста и заметно худощав. Белая рубашка на нём была небрежно, я бы даже сказал — неряшливо, заправлена в чёрные брюки, которые на поясе стягивал коричневого цвета ремень.

Слегка подбоченившись, человек этот, опустив голову и отведя глаза в сторону, сказал:

«Здравствуйте, мы, должно быть, с вами незнакомы, но я ваш сосед».

После этого, помолчав пару секунд и нервно почесав нос, он, всё так же смотря куда-то в сторону, продолжил:

«Не могли бы вы помочь? У меня там Наташа… Впрочем, пройдёмте, пожалуйста!»

Сделав рукой неопределённый жест, словно отгоняя приставучую муху, он наконец-то поднял голову, и мы встретились взглядами. В его мутных глазах, с едва заметно дёргающимся зрачком, я увидел обречённость и мольбу.

Молча кивнув, я быстро обулся и, накинув куртку, вышел к нему навстречу.

«Сюда, пожалуйста, проходите», — сказал он тихо и, кивнув головой, указал в сторону едва приоткрытой двери, из-за которой просачивался слабый желтоватый свет.

Войдя в квартиру, я молча остановился в коридоре, не зная, что делать дальше. В тусклом свете, исходившем от видавшей виды люстры, я смущённо водил глазами по убранству помещения.

Всё пространство вокруг было сильно захламлено, словно кто-то специально и целенаправленно накапливал здесь разный скарб. Залежи старых курток и пальто по углам, пожелтевший древний холодильник с возвышавшимися на нём грудами таких же старых журналов и газет, составленные друг на друга безымянные картонные коробки и невообразимое количество разнообразной обуви на полу. И это была лишь малая часть из того, что наполняло этот небольшой коридор.

«В комнату проходите, пожалуйста», — раздался тихий голос откуда-то из дальнего, скрытого в полумраке угла.

«Надо же», — подумалось мне, — «а ведь я даже и не заметил тот момент, когда он зашёл за мной следом».

Я бросил быстрый взгляд на видневшуюся слева дверь, а затем вопросительно посмотрел на стоящего в полутьме мужчину. Он едва заметно кивнул, давая понять, что направление мной выбрано верно.

Стараясь не запнуться о какую-нибудь из многочисленных стоявших на полу пар ботинок, я подошёл к двери и открыл её.

В глаза мне тут же ударил яркий рассеянный свет, который на какое-то время ослепил меня и заставил непроизвольно зажмуриться. Но уже через пару секунд зрение пришло в норму. Войдя в комнату, я увидел находившихся в ней людей.

На старом, заметно пожившем долгую жизнь диване сидела полноватая темноволосая женщина. Она была бледна, а на её широком морщинистом лбу я разглядел проступившую испарину. Взгляд женщины, в котором читались усталость и, казалось, полное безразличие к происходящему вокруг, был направлен в сторону зашторенного окна. Её лицо выглядело неподвижным, а правый уголок рта был чуть приопущен вниз.

Слева от неё, спиной ко мне, стояли две хрупкие девушки. Они были одеты в костюмы «скорой помощи» и еле слышно о чём-то переговаривались. Рядом с ними виднелся расчехлённый аппарат для ЭКГ и чемодан с медицинскими препаратами.

«Кхм-кхм», — неуверенно кашлянул я и тихо поздоровался.

Девушки-медики, прервав свою беседу на полуслове, словно по команде синхронно повернулись в мою сторону.

Секунд пять они стояли молча, приоткрыв рты и хлопая глазами, а затем одна из них, оживившись, заговорила:

«Ну наконец-то! Нашёл всё-таки хоть кого-то!» — быстро и уже не глядя на меня затараторила она. — «А то ведь все такие скоты обычно, всё по принципу"хата с краю, ничего не знаю"живут! Никакой помощи от них не дождёшься, даже если ЧП!»

После этих слов девушка-медик задумчиво посмотрела на свою молчавшую коллегу, затем на меня и вопросительно добавила:

«Вы ведь нам поможете?»

Не дожидаясь моего ответа, она тут же отвернулась и, листая что-то в медицинском журнале, продолжила бурчать себе под нос:

«Конечно, поможете, раз пришли. А то у Таньки, вон, рука…» — кратко кивнув в сторону напарницы, выдержала паузу и, обречённо выдохнув, добавила полушёпотом: — «С такой рукой она за носилки не схватится. Да и сил у нас нет».

Я покосился на вторую девушку-медика, отметив, что несколько её пальцев действительно были плотно перевязаны бинтом.

Громко хлопнув себя ладонями по бокам, первая девушка быстрым шагом подошла к столу и взяла с него какой-то журнал. Быстро сделав в нём пометки, она развернулась и, сделав пару шагов, вновь поравнялась с сидящей на диване женщиной.

Я, в свою очередь, сразу отметил для себя тот факт, что за всё прошедшее время эта женщина ни разу не сменила позу. Её взгляд, как и прежде, был направлен в сторону занавешенного окна, словно она видела за ним нечто для нас недосягаемое.

— Наталья Константиновна, госпитализация нужна! Срочно! Согласие даём? — раздался слева от меня громкий голос девушки-медика. Склонившись над пациенткой, она нервно постукивала ручкой по зажатому в руке журналу.

В ответ женщина лишь едва заметно повела плечом и неопределённо мотнула головой.

— Да что ты будешь делать! — воскликнула безымянная девушка-медик и, хлопнув себя по бокам, с выражением полного отчаяния уставилась на свою молчаливую напарницу.

Напарница, которую, как я помнил, звали Татьяной, какое-то время стояла с задумчивым лицом, словно что-то вспоминая, а потом, резко оживившись, громким сиплым голосом пробасила:

— Вениамин Иванович, ну-ка решите вопрос уже с женой или пишем отказ и уезжаем! Время не ждёт!

Откуда-то сбоку (да как он всё время так незаметно появляется! — снова удивился я) выскользнул мой сосед и сразу же быстро вполголоса начал что-то говорить своей жене. Иногда он прерывался, казалось, на полуслове и, отвернувшись от супруги, принимался заискивающе общаться то с одной, то с другой девушкой-медиком.

Про меня они все, кажется, забыли.

Голоса их слились в единый поток звуков, а я ощутил, как страх и безнадёжность постепенно начинают проникать в эту комнату.

Свет вокруг заметно притих, а мой нос уловил сильный запах лекарств, который до этого я почему-то не замечал. В ушах неприятно загудело, а перед глазами поплыли круги.

Глядя в дальние углы комнаты, которые, словно паутиной, затянул собой сумрак, я увидел тянущиеся из его недр чёрные склизкие нити.

Медленно, но неотвратимо они, переплетаясь между собой, заскользили вдоль стен к своей цели — сидящей на диване женщине.

Навалившись спиной на стену, я прикрыл глаза, чтобы сдержать подступивший приступ тошноты. И тут до моих ушей долетел новый, не слышанный мной до этого момента звук.

— Цок-цок, — раздалось откуда-то снизу. — Цок-цок, — ритмично пробивалось сквозь гул в ушах. — Цок-цок.

Я медленно повернул голову в направлении этого звука и, опустив взгляд, увидел, что на полу, на узорчатом ковре, сидит кошка и, не отрываясь, смотрит на меня.

В её зелёных с суженными зрачками глазах была заметна едва уловимая ехидца, словно она, посмеиваясь надо мной, давала понять: мол, ничего, смертный, я вижу то же самое, что и ты.

Серые в чёрную полоску кошачьи лапы то и дело монотонно переступали с места на место, цепляясь острыми коготками за ворсинки ковра.

«Цок-цок», — раздавалось каждый раз, когда одна из лапок приподнималась чуть вверх.

Глядя на это завораживающее, словно гипноз, действие, я ощутил, как меня замутило ещё сильнее. Перед глазами всё поплыло, а в ногах появилась предательская слабость. И слабость эта принялась нарастать так, что я буквально вжался спиной в стену, стараясь невзначай не упасть.

Пытаясь дышать ровно и медленно, я сумел наконец-то отвести взгляд от кошки, которая теперь выглядела в моих глазах как одно расплывчатое пятно, и повернуть голову в сторону дивана.

К моему изумлению, сидящей на нём женщины там больше не было.

Вместо неё над узорчатой диванной поверхностью теперь мельтешили похожие на мух мелкие чёрные точки.

Мой нос уловил неприятный, не суливший ничего хорошего запах. В воздухе пахло уже не лекарствами. Теперь всё вокруг меня было наполнено ароматом разлагающейся плоти. Воняло Изнанкой.

Я почувствовал, как мерзкий холодок начал разрезать мне спину, скользя каплями пота вдоль позвоночника. В ушах гудело. Мозг был готов повернуть необходимый рубильник, отправив тем самым моё сознание в спящий режим. Нужно было сопротивляться.

Сумев сделать глубокий прерывистый вдох, я повернул вяло болтающуюся на ослабшей шее голову и внезапно прямо перед собой увидел её! Исчезнувшую с дивана женщину!

Хотя правильнее было бы сказать, что увидел я нечто, отдалённо её напоминавшее. Слишком жутко, слишком мерзко выглядело то, что предстало перед моими глазами.

Буквально в десятке сантиметров от меня сейчас находилось её лицо. А точнее, уже даже и не лицо вовсе, а то, что от него осталось.

Разложившееся, покрытое многочисленными струпьями, оно пузырилось и вздувалось от пульсирующей на нём чёрной слизи. И, словно ком из червей, эта слизь перемещалась по тому месту, которое когда-то было головой.

Издав на выдохе резкий, полный отвращения звук, я отшатнулся и, запнувшись, упал на спину. В глазах померкло, а моё сознание отключилось на несколько секунд.

Когда картинка перед глазами вновь восстановилась, я увидел, что надо мной стоит, склонившись, та самая болтливая врачиха. Она несколько испуганно и, как мне показалось, чуть удивлённо то и дело повторяла:

— А с вами-то что?! Что с вами-то?!

Я медленно поднялся и, тихо извинившись, ответил, что со мной всё в порядке, и что я, видимо, случайно запнулся об ковер и упал.

После чего девушка-медик медленно и изучающе посмотрела на ковровое покрытие, потом на меня и растерянно произнесла:

— Ааа, упали, значит. Понятно. Ну и хорошо, что упали, точнее, хорошо, что целы.

После этого она, схватив меня за рукав, быстро затараторила о том, что всё уже готово, что давно пора нести, и что уже, оказывается, дали согласие.

Я, ничего не понимая, посмотрел ей за спину и увидел, как откуда-то взялись носилки, которые, бережно прижав к груди, придерживал тот самый Вениамин Иванович. Руки его едва заметно тряслись, а глаза нервно бегали по комнате.

Неразборчиво я пролепетал что-то вроде: «Что да, мол, конечно, давайте помогу, раз уж вызвался», — и неуверенно шагнул к носилкам.

Переложив с дивана мертвецки бледную и, кажется, уже потерявшую сознание женщину на носилки, мы довольно быстро спустились во двор. Затем так же быстро погрузили её в машину «скорой», которая тут же, взвыв мигалками, унеслась в ночную весеннюю темень.

Я стоял у входа в подъезд и молча кивал в ответ на слова благодарности от Вениамина Ивановича, который, крепко сжав мою руку своими двумя слабыми и холодными ладошками, энергично ею тряс.

В итоге он сказал мне, что вызовет такси и поедет за супругой следом в больницу. Поедет всенепременно и сиюминутно! Прямо сейчас поедет!

Я ещё раз молча кивнул ему в ответ и, развернувшись, вошёл в подъезд, а затем, постояв какое-то время в окружившей меня темноте «предбанника», медленно побрёл по лестнице в свою квартиру.

К слову, по прошествии времени я больше никогда их не видел. Ни Вениамина Ивановича, ни жены его Натальи. Никогда.

И было понятно мне, с некоторой грустью, что Изнанка проникла тогда в их квартиру неспроста. И, видимо, конец был ожидаем и неизбежен.

Сидя на кухонном табурете, я отхлебнул уже успевший давно остыть кофе и, тихо поставив на стол чашку, грустно улыбнулся. Посмотрев в ночную весеннюю тьму, царившую за окном, я услышал, как в моей голове, где-то на отдалении, едва слышно раздалось знакомое: «Цок-цок, цок-цок».

Пол под ногами внезапно содрогнулся, вырывая меня из нахлынувших воспоминаний и заставляя ошеломленно оглядываться по сторонам.

Первая мысль, мелькнувшая в голове, дала понять, что я всё ещё нахожусь в Изнанке. Следом за ней пришла вторая: я всё ещё в той самой комнате, где только что наблюдал «мираж памяти». А вот третья мысль, вытеснив две предыдущие, недвусмысленно сигнализировала, что всё вокруг изменилось и угрожает опасностью. И почти одновременно с этой мыслью я увидел саму угрозу. Увидел — и невольно попятился назад, борясь с подступающей слабостью в ногах.

Прямо передо мной, вырываясь из пролома в стене, торчала огромная кошачья лапа, с яростью вгрызающаяся когтями в пол.

Её свалявшаяся, свисающая комками рыжая шерсть была густо покрыта сгустками чёрной слизи.

Острые когти бешено царапали изуродованный паркет, то отступая назад, то снова взмывая вверх и резко вонзаясь в дерево у моих ног.

«Твою же мать!» — выругался я, пытаясь справиться с головокружением.

«Насколько же я погрузился в воспоминания? Видимо, достаточно глубоко, чтобы не заметить таких перемен! Не иначе, как Изнанка этому поспособствовала!» — бормотал я себе под нос, медленно пятясь и нервно оглядываясь по сторонам.

Изменения в комнате действительно были значительными. Помимо огромной когтистой лапы, торчащей из пролома, стены вокруг вздувались отвратительными желеобразными пустулами.

Пустулы эти лопались, и из них вытекала белесая с розоватыми прослойками жижа. На месте же лопнувшей пустулы тут же начинала расти новая и, раздувшись до своего предела, снова лопалась. И пахло. Точнее, даже не пахло, а отвратно и мерзко воняло.

Запах аммиака смешивался с тошнотворным запахом гноя и разлагающейся плоти.

Смрад был таким сильным, что никакая маска не спасла бы. Я удивлялся, как мне удавалось оставаться в сознании и не потерять контроль. Всё это сопровождалось монотонным, знакомым звуком.

Цок-цок, цок-цок, цок-цок.

Звук вгрызался в голову, заполняя её до отказа, грозясь взорваться и разнести мой череп на куски.

Мои ноги всё ещё подкашивались, и я понял, что нужно уходить. Немедленно!

Сваливать! Тикать! Не медлить ни секунды!

Каким-то шестым чувством я понимал: если останусь, случится нечто страшное.

Резко развернувшись к железной лестнице, ведущей наверх, я нетвёрдой походкой двинулся к ней.

Не дойдя пары шагов до её основания, я остановился у стола, на поверхности которого была нарисована фигурка кота.

Чуть замешкавшись, я нащупал белый маркер на поясе, достал его и, с трудом сдерживая дрожь в руках, вывел под рисунком имя: «Кузя».

Зачем я это сделал, мне было непонятно, но казалось, что так правильно.

Пошатываясь, я смог ухватиться за ржавую перекладину лестницы и, вопреки всему, проворно взобрался наверх.

Оказавшись в полной тьме, я перевернулся на спину и дал себе немного отдышаться.

Приведя дыхание в порядок, я медленно сосчитал до ста и поднялся на одно колено.

Рука на автомате сняла с пояса фонарь. Щёлкнув включателем, я направил его свет вглубь комнаты.

В свете фонаря мои глаза различили контуры дверного проёма. Собрав остатки сил, я поднялся и, покачиваясь, пошёл к нему.

Передо мной оказалась прогнившая деревянная дверь, снятая с петель. Не раздумывая, я со всей силы толкнул её плечом. Дверь рухнула на пол, подняв облако пыли, а я, зацепившись рукой за косяк, выставил ногу вперёд, удерживая равновесие.

Кашляя от пыли, я вошёл в следующую комнату, ощущая, что что-то ужасное ещё впереди.

Оказавшись в тёмном коридоре очередной мёртвой квартиры, я быстро нашёл стену, наименее поражённую мхом и слизью. Прислонившись к ней спиной, я медленно сполз вниз и, с наслаждением вытянув ноги, тут же приспустил с лица маску. Дышать по-прежнему было тяжело.

Стараясь отвлечься, я задрал рукав и заставил себя взглянуть на «пульсатор». Экран показывал, что сигнал «чёрного шума» пропал, а вибрации, которые я уже перестал замечать, прекратились. Данные на «карте-схеме» говорили, что, судя по пройденному расстоянию, я нахожусь недалеко от финальной точки. Той самой, где был утерян сигнал пропавшего «резонатора».

Но вот сил на последний рывок могло не хватить. Я был слишком истощён, слишком измотан Изнанкой.

Это осознание рождало во мне холодное, звенящее чувство тревоги. Или даже не тревоги, а чего-то большего — напряжения на грани перехода в неконтролируемый страх.

Моя рука невольно потянулась к шприцу с «нейро-хаком».

Издав нечленораздельный рычаще-булькающий звук, я, оскалившись, сумел остановить это движение, вызванное паникой, и второй рукой прижал дёргающееся на поясе запястье.

Чувствуя, как по телу пробегает мелкая противная дрожь, я закрыл глаза и принялся сосредоточенно дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох.

«Вот так, молодец!» — твердил я себе, ощущая, как постепенно тело расслабляется, а напряжение уходит.

Спустя какое-то время паника начала отступать, хотя казалось, что всё происходит чертовски медленно. Веки отяжелели, словно их засыпали песком. Хотелось хоть немного поспать. Хотя бы минутку. Но нельзя!

«Не время! Ещё не время! И «нейро-хак» не трожь! Он ещё пригодится!» — шептал я себе под нос, сжимая и разжимая трясущиеся кисти.

Постепенно стало легче. Паника ушла, оставив после себя только усталость и внутреннюю пустоту.

Как бы мне ни хотелось остаться здесь, нужно было собраться и идти дальше. Умирать здесь я точно не хотел. Хотя и от того, что ожидало впереди, ничего хорошего не ждал.

Поднявшись и направив перед собой красный луч, я, чуть прихрамывая, побрёл к двери. Поравнявшись с ней, я стряхнул с узорчатой ручки куски мха и слизи и потянул дверь на себя.

Из темноты открывшегося проёма донёсся тихий стрёкот, а в лицо ударил запах гнили.

Немного помедлив, я направил луч в вязкую темноту и шагнул вперёд.

Выйдя на лестничную клетку, я остановился, осматриваясь по сторонам и прислушиваясь. Стрекочущий звук доносился откуда-то сверху, с треском вырываясь из самых темных и отдаленных углов потолка. Посветив в один из таких углов, я обнаружил там огромные шевелящиеся клубки. Именно от них и исходил неприятный, будоражащий ухо стрёкот.

«Ну хоть личинки на голову не падают», — с отвращением подумал я, невольно передёрнув плечами.

Верхний и нижний лестничные пролёты оказались затянуты белесой, склизкой плотью, из-за чего дальнейшее продвижение между этажами вновь было для меня невозможным.

Просветив фонарём вдоль стен, я заметил, что чёрная слизь и иссиня-чёрный мох на их поверхности практически отсутствуют, словно кто-то специально периодически их счищал. Однако интересным тут оказалось другое: все стены вокруг меня были покрыты хаотично нанесёнными царапинами — довольно крупными и глубокими.

На мгновение в памяти всплыла огромная кошачья лапа, которая ожесточённо рвала и царапала прогнивший паркет.

«Она? Оно?» — мелькнула мысль.

«Да нет, не похоже…» — прохрипел я.

Глубокие царапины в толще стены выглядели так, словно их нанёс своими когтями какой-то крупный хищный зверь. Но никаких зверей здесь быть не могло. Неоткуда им было взяться. А значит эти следы были результатом деятельности"стража".

«Как там его — «Арифметик», что ли?» — пробормотал я, стуча пальцами по экрану пульсатора.

Быстро пробежав глазами по тексту с информацией, я иронично хмыкнул:

«Точно — «Счётовод» же! Агрессивен и силён, в контакт рекомендуется не вступать», — пробубнил я себе под нос.

Выходит я уже близко и нужно быть предельно осторожным.

Лишь только я отвёл глаза от «пульсатора», как он тут же начал вибрировать, сигнализируя о появлении «чёрного шума». Удивившись такому внезапному повороту событий, я отключил сигнал и, повернув голову, ахнул. Из щелей двери впереди меня пробивалось ярко-красное свечение.

«Ну вот и всё. Это действительно финальная черта, дороги обратно не будет», — пронеслась в голове обречённая мысль.

Подойдя к двери, я уцепился пальцами за её край — ручки на ней не оказалось — и потянул на себя. Дверь, издав тихий скрип, приоткрылась, и я шагнул в обрамлённое красным светом коридорное пространство.

Красный свет исходил от неоновых светильников, расположенных вдоль стен, пробуждая во мне свежие и, мягко говоря, неприятные воспоминания.

Внутреннее чутьё незамедлительно подало сигнал: не расслабляйся, дружище, впереди ждёт нечто ещё более странное и пугающее.

Пытаясь утихомирить разгулявшееся внутри предчувствие, я остановил взгляд на обгоревших, разорванных обоях, украшенных причудливым узором. Чем дольше я вглядывался в эти переплетения из извилин, линий, точек и завитков, тем сильнее мой мозг пытался придать им осмысленность, выстраивая взаимосвязи между элементами и соединяя их в абстрактные образы.

Со временем эти образы начали превращаться в простые рожицы, а вскоре — в причудливых существ. Спустя мгновение перед моими глазами уже разворачивались целые сцены, связанные с этими фантастическими созданиями.

На задворках памяти всплыло полузабытое мной слово — парейдолия.

Я едва помнил его точное значение, но, кажется, так называлась одна из распространенных зрительных иллюзий, уходящая своими корнями к глубинам человеческой эволюции. И, наверное, самым распространённым примером парейдолии являлось то самое знаменитое «лицо» на диске луны.

Я криво усмехнулся, удивлённый вспышкой этого воспоминания, и, сделав шаг ближе к стене, осторожно прикоснулся к ней пальцами.

«А ведь для Изнанки парейдолия весьма уместна», — пробормотал я, проводя рукой по глубоким рытвинам на стене.

Здесь они казались ещё более выразительными и глубокими, чем те, что я видел на лестничной клетке.

Невольно я снова вспомнил про «стража», обитавшего в этой области «чёрного шума», и поморщился.

Закрыв глаза, я попытался припомнить, знал ли я что-то о случае, когда один из «резонаторов» столкнулся с этой тварью. Или о том, что из себя представлял артефакт под названием «Губка»… Нет. Как бы я ни напрягал память, как бы ни старался вспомнить хоть что-то, связанное с этими событиями, всё было впустую.

«Ладно, не велика беда», — подумалось мне.

Но, едва прокрутив эти слова в голове, я тут же резко осёк себя: «Ну конечно, не велика беда! Как же! Беда-то как раз-таки велика! И шансы столкнуться с этой БЕДОЙ у меня тоже достаточно ВЕЛИКИ!»

Бесславно погибать в Изнанке мне не совсем хотелось, но и ослушаться вверенных мне указаний я не мог.

Я даже и представить не мог, как это — взять и не выполнить. Придут же потом. За мной придут. А что будет дальше? А дальше одному чёрту известно.

Поэтому путь у меня, по всей видимости, был лишь один — вперёд по этому коридору, через изменённое Изнанкой пространство мёртвой квартиры.

Тяжело вздохнув, я опустил голову и, закусив губу, стал задумчиво рассматривать пол под ногами.

Прогнившие, покрытые белой плесенью доски с налётом сырости, усеянные кусками вздувшегося пузырями линолеума, не внушали никакого доверия. Казалось, сделай по ним пару шагов, и они с треском разойдутся в стороны, отправляя тебя в зияющую под ними дыру.

Разумеется, под полом должны быть стяжка и плита перекрытия. Но, зная Изнанку, я понимал: здесь можно ожидать чего угодно. И внезапное падение в ниоткуда взявшуюся под ногами бездну меня бы ничуть не удивило.

Ухмыльнувшись и приподняв голову, я перевёл взгляд на расположенную справа коридорную стену, где из-под толстого слоя иссиня-чёрного мха слабо проступали очертания дверей.

В иной раз я, возможно, попытался бы проникнуть в пару скрытых под мховым ковром квартир. Задача не такая уж и сложная, особенно когда внутри зарождается любопытство и желание взглянуть на очередную чужую грустную историю. В иной раз… Но явно не сейчас.

Нужно было как можно быстрее заканчивать с осмотром коридора и, подавив в себе всякое отрицание, наконец начать двигаться вперёд.

Бегло пробежав взглядом по покрытому угольными разводами потолку, вдоль которого ровным рядом нависали металлические крюки, я опустил фонарь, поправил на лице маску и двинулся вперёд. Шаг за шагом я брёл по кажущейся нескончаемой коридорной кишке, ловя периферийным зрением проплывающие мимо неоновые светильники и слушая, как под ногами хрустят куски иссохшего линолеума.

Спустя какое-то время мне стало казаться, что я очутился в очередной созданной Изнанкой аномалии — этакой пространственно-временной петле. Двигался по зацикленному кругу, словно белка в колесе, сам того не ведая.

«Ну а что?» — вопрошающе бормотал я себе под нос. — «Может, вот такой он, мой конец пути. Я-то навоображал себе невесть что: что продвигаюсь куда-то, что «страж» может на меня напасть. Тьфу, тоже мне. Может, и пропавшего"резонатора"вовсе нет, а Изнанка просто заманила меня к себе и теперь играется. И будет так играться, пока я тут концы не отдам».

И ведь я почти сумел во всё это поверить. Почти доказал самому себе, что обречён блуждать в этой петле до самой своей кончины. Но внезапно начавшаяся меняться обстановка как следует шандарахнула по моему сознанию, введя его в состояние какой-никакой, но всё-таки ясности.

Я увидел, что окружавший меня неоновый свет заметно потускнел. На узорчатых обоях начали появляться обугленные прожжённые прогалы, покрытые спёкшейся чёрной коркой, от которой исходил едкий запах гари.

Пройдя ещё пару десятков шагов, я заметил, как на поверхности чёрной корки стали появляться островки из кусочков иссиня-чёрного мха с пузырящейся внутри них чёрной слизью.

Огромные выцарапанные вдоль стен рытвины с каждым моим шагом становились всё более осмысленными, всё больше принимая форму пока ещё кривоватых, но уже узнаваемых букв и цифр.

Изнанка по-прежнему держала меня мёртвой хваткой за горло. Комок пульсирующего беспокойства снова напомнил о себе.

Стоявший повсюду трупный запах вновь начал проникать сквозь маску, атакуя мозг удушающими миазмами.

Что-то ждало меня впереди. Что-то неприятное и страшное, способное с лёгкостью сломить меня и подчинить своей воле. Именно такие мысли царили в моей голове, пока я шаг за шагом брёл к неизвестному.

Внезапно из густой тёмной пелены прямо мне навстречу выплыл металлический шкаф. Это произошло настолько неожиданно, что я, не успев осознать, что случилось, прошёл по инерции ещё с десяток шагов вперёд. Только тогда моё сознание догнало происходящее и дало ногам команду «стоп». Я замер, развернулся и медленно приблизился к металлической махине.

Мой взгляд с опаской скользил по многочисленным слоям ржавчины, облепившим поверхность шкафа. Сказать по правде, я не был до конца уверен, что это действительно шкаф. Возможно, это был сейф или что-то иное, отдалённо напоминающее хранилище.

Однако всё это не имело для меня большого значения по сравнению с тем, что я увидел поверх крошащегося металла. Эта массивная бандура, высотой около двух с половиной метров и шириной в полтора, была усыпана ожесточённо выцарапанными на ней буквами и числами. На первый взгляд они располагались в хаотичном порядке, не неся никакого явного смысла.

Но одна надпись выделялась на общем фоне. Она была аккуратно выцарапана ровно по центру металлической двери. Широкими глубокими полосами на проржавевшем металле заглавными буквами было выведено: «М.О.Е.».

То, что это было слово, я предположил для простоты восприятия. Хотя, возможно, это была аббревиатура — ведь после каждой буквы стояла жирная, вдавленная в металл точка. А может, это не значило вообще ничего. Хотя этот вариант я отмёл почти сразу.

Чем дольше я смотрел на эту надпись, тем сильнее во мне крепло чувство, что она осмысленна и сделана с определённой целью. Но вот какой? Этого я не знал, оставалось только гадать.

Внезапно я заметил ещё одну закономерность. Среди этого хаоса мой взгляд зацепился за последовательность чисел: 31.01.53.

Я некоторое время стоял, внимательно вглядываясь в многочисленные выцарапанные буквы и цифры. Мои глаза снова и снова бегали вверх, вниз, влево, вправо, каждый раз находя эту последовательность.

В общей сложности я насчитал сорок шесть повторений знакомой комбинации. Слишком много для того, чтобы считать это случайностью.

Но что это значило? Тайный шифр? Дата? Или просто любимая кем-то числовая комбинация?

«Да к чёрту всё это! Чем это мне может помочь? Как, мать его, это связано с моей задачей?!» — раздражённо прохрипел я, обращаясь к самому себе.

Однако что-то подсказывало мне, что увиденное — это только начало. Начало того, что так и останется для меня тайной. Неразгаданной, чёрт возьми, загадкой.

Я понимал, что все эти надписи были сделаны «стражем». Понимал, но не хотел принимать эту мысль, до последнего отгоняя её прочь. И всё же страх, прочно поселившийся внутри меня, никуда не исчезал. Некуда ему было деваться.

Опасность, скрывающаяся в тёмных закоулках коридора, этой проклятой Изнанки, была рядом. Она наблюдала, изучала, ожидая подходящего момента, чтобы застать меня врасплох.

Сдвинув маску с лица, я с силой сплюнул на пол скопившуюся вязкую слюну и прошипел, глядя в темноту перед собой: «Исписал тут всё, гадина! Играешь со мной, тварь? Ну ничего, не на того напал! Посмотрим ещё, кто кого!»

Надвинув маску обратно на лицо, я поправил капюшон, глубоко выдохнул и двинулся вперёд.

Меня радовало то, что разгоревшаяся внутри злость хотя бы частично заглушила страх и чувство безысходности. Казалось, что я наконец смирился с обстоятельствами. Мысли о том, что неизбежное будет встречено мной достойно, укрепляли решимость. Как бы ни закончилось это путешествие в Изнанке, я собирался сделать всё, что в моих силах.

Вокруг всё оставалось спокойно и тихо. Я шагал вперёд, глубоко и ровно дыша. Два шага на вдох, четыре шага на выдох. И так раз за разом. С каждым шагом свет неоновых светильников тускнел, пока окончательно не исчез. Теперь меня вновь окружила шевелящаяся тьма.

Фонарь в руках сделался единым и самым надежным моим спутником. Я доверял ему так же, как себе, уверенно направляя красный луч в царившую впереди неизвестность.

Продвигаясь вперёд, я размышлял о том, что сколько бы раз ты ни побывал в Изнанке, полностью привыкнуть к ней было невозможно. Здесь никакой опыт не спасал, и всегда существовал риск оказаться в состоянии растерянности и паники.

«Сойти с ума тут запросто можно! Обезуметь, вот что!» — прошептал я, направляя фонарь на плывущую мимо меня стену.

Выцарапанные на ней надписи никуда не исчезли — напротив, их стало ещё больше. Я заметил, что среди них всё чаще попадались осмысленные слова, выделенные заглавными буквами и разделённые точками, вроде «ВЕК.ВАК.» или «ГДЕ.НА.ЗЕМЛЕ».

Кроме того, количество повторяющихся числовых последовательностей также возросло.

Например, я точно запомнил, как выразительно выделялся выцарапанный на стене ряд чисел: 04.26.19.86.

Или вот ещё одна похожая последовательность, состоящая из таких же аккуратно выцарапанных друг за дружкой чисел: 10.09.19.93.

Что всё это значило, я не имел ни малейшего понятия. Единственное, в чём я был абсолютно уверен, — все эти надписи, числовые последовательности и осмысленные слова были результатом деятельности «стража».

Я начал думать о том, что если «страж» являл собой некое порождение Изнанки, которое она слепила из всех тех образов, когда-то живших, а затем и умерших в конкретном доме людей, из всех их прижизненных страхов и переживаний, то… Да. Допустить, что во всей этой мешанине могли промелькнуть обрывки какой-либо осмысленности, возникшие из уже не связанной между собой памяти, принадлежащей десяткам, а то и сотням жильцов, я, пожалуй, мог. По крайней мере, теперь это не выглядело для меня чем-то экстраординарным, поскольку само наличие, само существование Изнанки уже таковым являлось и никого из нас, тех, кто знал о ней, не смущало. Напротив, мы воспринимали её как должное, как некую неотъемлемую часть нашего бытия, хоть и знали о ней ничтожно мало.

Пребывая в этих размышлениях, я не сразу заметил доносящийся из-за моей спины странный жужжащий звук. Было трудно понять, когда именно он возник, но тот факт, что сейчас я его отчётливо слышал, заставил меня испытать пробежавшую по телу волну прошибающего холода.

Мгновенно замерев на месте, я резко развернулся.

Разворот получился настолько внезапным и быстрым, что мои позвонки громко хрустнули, а в левом боку кольнула острая боль.

Я стоял, ошеломлённый, водя лучом фонаря вокруг себя, и понимал: вокруг царит глухая, непроницаемая тишина. Странное жужжание пропало. Произошло это настолько внезапно, что я даже не успел поймать этот момент.

«Крыша у тебя уже едет!» — пробормотал я самому себе, осторожно поправляя съехавшую набок маску.

Глядя на красный луч, блуждающий по потолку, я изо всех сил надеялся разглядеть там каких-нибудь насекомых. Хотя прекрасно понимал: никаких насекомых я не увижу. Не насекомые это вовсе жужжали, а… Мне очень не хотелось отвечать самому себе, КТО мог издавать подобный звук. Но осознание уже пришло, и пытаться отгородиться от него было глупой затеей.

«По пятам крадёшься, тварь, в спину мне дышишь, значит!» — негромко прохрипел я в темноту и невольно попятился назад.

Впрочем, после этого ровным счётом ничего не произошло. Вокруг по-прежнему царила та же непробиваемая тишина, нарушаемая лишь звуком моего тяжёлого, доносившегося из-под маски дыхания.

Теперь я оказался заложником не только этой тишины, но и существа, скрывающегося где-то во мраке.

Вздрогнув, я почувствовал напряжение в каждой мышце, медленно развернулся и сделал шаг вперёд. Затем ещё один. И ещё.

Вокруг по-прежнему было тихо. Но лишь только я набрал темп, лишь только сумел выровнять свой шаг, как вновь услышал раздавшееся за спиной жужжание.

Звук нарастал постепенно. Сперва он был едва слышен, но с каждым последующим моим шагом становился всё громче.

Теперь я был готов. Выждав, как мне показалось, подходящий момент, я резко развернулся в прыжке, готовый к любому развитию событий. Но фонарный луч вновь упёрся в пустую, поглощённую тьмой кишку коридора.

Вокруг меня вновь застыла тишина. Но на этот раз она продлилась всего несколько секунд. Жужжащий звук почти сразу же принялся нарастать позади меня с новой силой. И насколько же он был въедливым и противным.

Это зудящее, впивающееся прямо в мозг жужжание вызывало во мне раздражение и навязчивое желание прямо сейчас откинуть с головы капюшон и с остервенелым удовольствием начать ковыряться в ухе. Желательно чем-нибудь длинным и острым.

Но, благо, рациональная часть моего сознания, та самая, которая вовсю пыталась бороться с этим желанием, кричала мне, что делать этого категорически нельзя. Что только допусти я такую оплошность, и она окажется фатальной.

Я вновь развернулся, слыша, как смолкшее на секунду жужжание вновь раздалось за спиной.

Необходимо было абстрагироваться. Мне нужно было собраться и во что бы то ни стало двигаться дальше. Упорно идти вперёд. И если эта тварь или что бы это ещё ни было хочет меня преследовать — пожалуйста. Я уже не забуду о ней. Постараюсь не забыть. И я буду начеку!

После этих мыслей я выровнял сбившееся дыхание и отрешённо побрёл вперёд.

Твёрдым шагом я продвигался в неизвестность, которую скрывала в себе бездонная пасть маячившей впереди тёмной бездны.

Пляшущее передо мной красное пятнышко света едва покрывало собой небольшой участок пространства, местами утопая во всепожирающей тьме. Обстановка вокруг не менялась.

Мимо продолжали проплывать выцарапанные на обугленных стенах непонятные мне символы, числа и бессвязные надписи. Под ногами поскрипывал вывороченный, покрытый рваными проплешинами прогнившего линолеума паркет, а над головой нависал покрытый чёрными занавесками пыльной паутины потолок.

И так, идя вперёд по нескончаемой коридорной кишке, я осознал, что совершенно потерял ход времени.

Более того, я даже сумел смириться и теперь не обращал внимания на никуда не исчезнувшее за моей спиной жужжание.

Шаг, ещё шаг, не сводя глаз с пляшущего впереди красного пятна света. Ещё чуть-чуть, ещё…

Я ощутил, как тянущая боль отчаяния пронзает моё тело, разрывая сковывающее его смирение, постепенно начиная погружать меня в пучину паники.

Всё вокруг сделалось зыбким. Пространство задрожало. И ровно в тот момент, когда я из последних сил пытался не заорать в истерике, когда, стиснув зубы и обхватив свободной рукой ворот комбинезона в районе горла, старался выровнять дыхание, вот тогда я увидел, как впереди во тьме что-то моргнуло алым цветом.

Остановившись, я выключил фонарь и, прищурившись, вгляделся в тёмную пелену.

Алый огонёк возник вновь и, продержавшись пару секунд, пропал.

Замерев, я стоял почти не дыша, таращил глаза в ожидании момента, когда вновь увижу алый свет. И он появился. Совсем на чуть-чуть. Буквально на пару секунд. Но этого мне хватило, чтобы ощутить прилив сил и понять, что там впереди действительно что-то есть.

Стараясь не перейти на бег, я быстрым шагом засеменил вперёд, не сводя глаз с уже успевшего вовсю разрастись красноватого свечения.

И чем ближе я к нему приближался, тем более чётким и ярким оно становилось.

Спустя какое-то время я увидел перед собой обрамлённый рамкой кроваво-алого света тёмный прямоугольник. Это была дверь.

Буквально подбежав к ней, я не раздумывая ухватился за стеклянную резную ручку. Мне было абсолютно всё равно, что ждало меня впереди. Хоть «страж», хоть любая иная опасность. Лишь бы выбраться из этого проклятого коридора. Лишь бы поскорее оказаться в каком-то ином месте.

Чувствуя неописуемый приступ облегчения, я, как полоумный, раз за разом шептал себе под нос: «Выбрался! Неужели выбрался! Вот повезло!»

Наконец, слегка успокоившись, я понял, что назойливое жужжание позади меня куда-то пропало. Вокруг теперь вновь стояла давящая тишина. И тогда, издав истеричный смешок, я потянул дверь на себя.