Папа не придёт

Алиса Ковалевская

— Если в ближайший месяц ты не забеременеешь, я попробую с другой женщиной, — раздался за спиной голос мужа. Я едва не выронила из рук посуду. Обернулась. Дамир сидел за столом и мрачно смотрел на меня. — Чтобы я забеременела, должно случиться чудо, Мир, — сказала я тихо. Муж молчал. Чем дольше это длилось, тем холоднее становилось вокруг, хотя окно было закрыто. — Значит, нам придётся развестись, — сказал, как отрезал. — Развестись?! А мы, Мир? Как же мы? Наш брак, наши чувства, любовь? Тебе этого недостаточно? — Недостаточно. Месяц, Саша. Если ты не забеременеешь, мы разведёмся. Чудо случилось. Я забеременела… Вот только теперь сделаю всё, чтобы мой муж никогда не узнал о том, что у него есть дочь.

Глава 4

Саша

Не было и одиннадцати, а я уже с час лежала в своей старой комнате, завернувшись в одеяло, словно в кокон. В коробке на тумбочке не осталось ни одной конфеты — гора фантиков, да и только. Говорят, сладкое поднимает настроение. Только лучше мне не стало. Доедая последнюю, ругала себя за слабость, за отсутствие воли и гордости, а слёзы так и продолжали течь.

Маме всегда дарили конфеты — на праздники и просто так, после экзаменов и защиты дипломов. Всегда. А она их не ела. Говорила, что слёзы и сладкое бесполезны в равной степени. Может быть. Судя по тому, что сердце так и разрывалось на лоскутки, так оно и есть.

С тяжёлым вздохом я перевернулась на другой бок и сквозь темноту уставилась на очертания шкафа в углу. Как-то сам собой в руках оказался телефон. Провела по дисплею пальцем, и на нём появилась заставка — парижское фото.

На мне — голубой сарафан и босоножки, на Мире — рубашка и светлые джинсы. Но главное не это, главное — его рука у меня на талии.

Подушка стала влажной. Я шмыгнула носом и, ругая себя, всё-таки написала короткое сообщение:

«Давай встретимся. Нам надо поговорить».

Дура-дура-дура. Безвольная дура. О чём тут говорить, когда я застала его со спущенными штанами над лежащей с разведёнными ногами подругой?! Простить? К своему ужасу, я понимала, что смогу простить его, пусть даже и не сразу.

Экран померк, на подушку скатилось ещё несколько слезинок. И тут телефон завибрировал. Я перестала дышать, но всего на секунду, пока не прочитала:

«Не о чем, Саша. Разводом займись сама. Думаю, хотя бы на это ты способна».

Я смотрела на сообщение, пока дисплей снова не стал тёмным. И даже когда это случилось, лежала с раскрытыми глазами и продолжала смотреть. Слёз не осталось — высохли вместе со слабым ростком надежды, который ещё пробивался сквозь боль.

Сколько так пролежала, не имею понятия. А потом ладонь сама собой опустилась на живот. Меня охватила злость. Да хватит, в конце-то концов!

Я выбралась из одеяла, отыскала на постели телефон и открыла сообщения. Хотела удалить переписку и остановилась. Перечитала ещё раз. А потом ещё. И так раз тридцать подряд.

Откинула мобильный обратно.

— Ты даже не знаешь, на что я способна.

Нет, это сообщение я не удалю. Наоборот, распечатаю, повешу на стену в рамку и каждый раз, когда сердце заноет наивной любовью, буду перечитывать. Напоминать себе, что такое предательство и любовь. Ни один мерзавец, ни один мужчина больше не сделает меня такой слабой! Мне есть ради чего и ради кого жить, двигаться вперёд.

Ища на тумбочке резинку, наткнулась на коробку с горой фантиков. Больше никаких слёз! А конфеты… Конфеты только ради удовольствия, а не чтобы заесть предательство.

Из-под двери пробивалась полоска света. Так и не собрав волосы, я вышла в коридор и прищурилась после темноты. Голова ныла, в груди было по-прежнему тяжело. Но я всё-таки переборола себя.

Мама пила чай на кухне. Стоило мне войти, подняла голову.

— Помоги мне восстановиться в универе, — с порога попросила я.

Она посмотрела внимательнее. Сделала глоток чая и отодвинула чашку от края. Любимая её манера — играть на нервах, выводить из себя.

— Почему я должна тебе помогать? — всё-таки спросила она спустя примерно полминуты. Достаточно, чтобы какая-нибудь студенточка начала нервничать.

— Потому что я твоя дочь, — ответила я сдержанно, даже прохладно. Сама от себя такого не ожидала.

Мама снова осмотрела меня. И снова поднесла к губам чашку. Повисла очередная пауза.

— А почему ты не брала это в расчёт, когда я просила тебя не бросать учёбу, Сашенька? Тогда я тебе не то что мамой — чуть ли не злейшим врагом была. Что изменилось? Как я просила тебя вначале получить диплом, потом заниматься личным! Сколько раз я говорила тебе! И что?

— Ничего!

Злость вдруг вырвалась. Всего на секунду я почувствовала себя школьницей, которую отчитывают за позднее возвращение домой, а потом что-то перещёлкнуло.

— Ничего, мама! Именно, что ничего! Мне было двадцать! Я любила и хотела быть с человеком, которого люблю! А ты только и делала, что поучала меня, как мне жить и что делать!

— Скажешь, неправильно поучала?

— Да какая уже разница?! Или тебе это принципиально важно? Важно всегда быть правой?

Мама недовольно сжала губы. Я заставила себя остыть. Ничего хорошего не будет, если мы поругаемся.

Подошла к ней и сказала тише:

— Я тебя ни о чём никогда не просила. А сейчас прошу: помоги мне восстановиться в университете. Ты можешь это сделать, я знаю.

— Допустим. Только как ты собираешься учиться? Пузо скоро на нос полезет.

— Со своим пузом я как-нибудь сама разберусь, не переживай за него.

— В прошлый раз ты тоже сама разбиралась. Разобралась, как я посмотрю.

— А ты не смотри, — огрызнулась я. — Я хочу продолжить учёбу. Или что? Всё? Диплом, по-твоему, мне уже не нужен?

— Всё вовремя нужно делать, Саша.

— Лучше поздно, чем никогда.

Мы с ней встретились взглядами. Мама была недовольна, это чувствовалось во всём, в каждом её жесте, читалось в глазах. Я не отвернулась. Смотрела прямо, с чётким знанием: уступлю сейчас — буду уступать всегда. И не только ей. Проиграю этот спор — проиграю всю жизнь. Возможно, не только свою.

— Мёртвого достанешь, — процедила она и первой отвернулась.

— Так ты поможешь?

— Помогу.

Ножки стула скрипнули о пол. Мама сполоснула чашку и убрала. Я наблюдала за ней, не давая воли собственным страхам. Столько лет прошло с того дня, когда я последний раз была на лекции…

— Но учти, Саша, — голос мамы звучал строго, — поблажек тебе не будет. Не справишься, снова решишь бросить, — не ной. И помощи от меня не жди.

— Не решу, — сказала я решительно и, не добавив ничего больше, ушла в ванную.

Умылась и посмотрела в зеркало. Бледная, волосы растрёпаны, глаза за вечер превратились в щёлочки.

Провела пальцами по лицу, по шее и, помедлив, всё же расстегнула халат. Когда мы с Дамиром познакомились, мне не было и двадцати. Во что я превратилась за это время? Ни интересов, ни целей. Раньше бегала по утрам, ходила в бассейн, а теперь…

Приподняла грудь и отпустила. Вроде и ухоженная, а всё равно.

— Тень, — невесело сказала своему отражению.

Так оно и есть — я превратилась в тень Дамира. В его преданную собачонку. Позовёт с собой, так собачонка натянет красивое платье и сделает причёску. Нет — будет сидеть дома и покорно ждать.

Стало противно. И чего удивляться, что он разложил на столе Арину? У неё-то фитнес и тренировки на пилоне по воскресеньям. И ещё куча всего, включая проплаченный диплом во второсортном ВУЗе. А я со своим неоконченным МГУ стою с покрасневшим носом…

— Всё у нас будет хорошо. — Я положила руку на живот и погладила. По кругу, сверху вниз и опять по кругу. С каждым движением ладони становилось легче и теплее. — Обещаю тебе, моя маленькая. Мама выстоит и сделает всё, чтобы ты была самой счастливой. Клянусь. Мама сделает для тебя всё.

Помолчала и добавила, глядя в глаза собственному отражению:

— И для себя тоже. Клянусь.