Рассказы

Анастасия Уткина

Сборник рассказов самой разнообразной тематики, имеющих своей целью помочь читателю задуматься над наиболее важными вопросами человеческой жизни…

9. Новое испытание

Изабель потеряла счёт людям, побывавшим в её доме, и если бы не тайная картотека, то по истечении многих лет она вряд ли вспомнила бы их всех до единого. Когда гости уходили, Изабель подолгу стояла у порога, прося Бога защиты для них и для тех, кто возложил себя на жертвенный алтарь любви к ближнему.

— Вы — руки Всевышнего, — сказал Изабель один пожилой еврей. — Кто спас одну жизнь — спас весь мир. А вы… сколько же миров спасли вы! Великое дело для человека — сделаться помощником Создателя.

Дядюшка Самюэль гостил у Изабель около двух месяцев. Он забавно выговаривал слова, шутил и учил свою спасительницу готовить нехитрые еврейские угощения.

— А знаете, мадемуазель де Лоранс, — говорил дядюшка Самюэль, — если и есть на свете одновременно везучий и невезучий человек — так это я! В Германии у меня была небольшая практика, я не бедствовал, и моя несчастная Грета была всем довольна. Но потом пришли нацисты… Когда в тридцать девятом мы с Гретой сели на пароход, нам стало казаться, что наша жизнь может наладиться на новом месте, но проклятые американцы и кубинцы не приняли нас. Опять невезение! Но после, благослови Всевышний те страны, которые нас приютили, мы с Гретой оказались в Гавре. И что же? Год спустя нацисты и туда добрались, а мы опять должны были бежать… Мы ушли с севера и остановились в свободной зоне, мы решили, что все наши несчастья позади, но в сорок втором и туда явились нацисты! Что делать?.. Видите, мадемуазель де Лоранс, нацисты преследуют нас по пятам, но никак не могут нас схватить. И здесь я везучий человек! Мы опять бежали и спрятались в итальянской зоне, и вот теперь мы у вас. Нам опять повезло: нас приютили и обещают отправить в Швейцарию. Видите, везение и невезение постоянно ходят рядом в моей жизни. Не знаю, что нас ждёт впереди. Может быть, и в Швейцарию потом придут нацисты. Раньше мне говорили: «Самюэль, ты несчастный человек, потому что у тебя нет детей», а теперь я говорю себе, что я счастливый человек, потому что у меня нет детей. Мне не нужно бояться, что мои дети и внуки однажды окажутся в лагере. И поэтому я везучий человек! И моя Грета может это подтвердить. Грета, скажи сама!

Пожилая еврейка устало качала большой седой головой.

— Вот видите, моя Грета не будет лгать.

Грета не лгала. Им с мужем действительно повезло, ибо Изабель удалось переправить их через Альпы за три дня до того, как Франция окончательно погрузилась во мрак.

В начале сентября итальянцы покинули насиженные места, отдав их на растерзание немецким своим союзникам, ставшим полновластными хозяевами многострадальной галльской земли.

— И вновь римляне оккупировали Галлию, и вновь они отступили перед полчищами германцев. История повторяется. Может, сыщется и новый Версен Геторикс? — произнёс мсье де Лоранс, задумчиво наблюдая за тем, как его старшая дочь со знанием дела сортирует фальшивые карточки для новых беженцев.

— Новый Версен Геторикс теперь в Лондоне, папа, — ответила Изабель, — будем надеяться, что он не склонит голову перед нынешним Цезарем.

— Будем надеяться, что теперешнему герою удача улыбнётся. Вот уж поистине, когда понимаешь смысл в выборе из двух зол.

Выбирать из двух зол пришлось абсолютно всем. Участникам Сопротивления и ОЗЕ пришлось приспосабливаться к очередному нелегальному положению. Изабель разработала дополнительные способы связи со своими помощниками, построенные на исключительной конспирации, и поначалу каждую ночь ожидала визита непрошеных гостей из гестапо. Но проходили недели, а жизнь, казалось, протекала в относительном затишье, которого Изабель со временем стала бояться больше, чем непрошеных гостей. Она опасалась однажды поддаться этому затишью и в итоге оказаться в руках Метцгера, о котором в Лионе давно ходили легенды. Курт Метцгер — начальник гестапо — внушал страх даже своим сослуживцам, и Изабель вздрагивала всякий раз, когда вспоминала это имя.

Самым обескураживающим обстоятельством стало то, что с приходом в город немецкой власти префект перестал помогать сотрудникам ОЗЕ, и отныне им приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. С великим напряжением работали лаборатории по изготовлению фальшивых бумаг, одной из которых руководил мсье Мартен, перебравшийся из глубины своего трабуля в подвал пострадавшего от бомбардировок союзников старого завода на окраине города. Теперь документы от него Изабель доставлял посыльный, являвшийся к ней под видом торговца из соседней деревни. Сообщения с адресами от мадам Ниве Изабель иногда получала сама, наведываясь к портнихе на правах постоянной клиентки. Так же поступали и другие женщины из числа её доверенных лиц. Порой адреса попадали к Изабель с букетами цветов, щедро преподносимыми ей после спектаклей. Однако такой способ передачи информации был позволителен лишь в самых крайних случаях.

Временами в амбаре мадемуазель де Лоранс собиралось до пятнадцати, а порой и до двадцати человек. Всем им приходилось ждать отправки в Швейцарию по нескольку недель кряду. К середине осени переход через Альпы сильно замедлился, и Изабель пришлось переселить беженцев из холодного амбара в свой дом. Она понимала, насколько огромен был риск, поскольку в случае облавы добежать до безопасного подвала никто не успеет, но выхода иного не было, и Изабель приходилось рисковать. Она разместила людей и в гостиной, и даже в комнате Мари-Анж, разделив с последней собственную комнату. Теснота была ужасная, а для любящей уединение Изабель — просто невыносимая. Но она постепенно свыклась со всеми неудобствами, и однажды наступил момент, когда долгожданная тишина показалась Изабель неестественной.

Беженцев удалось эвакуировать малыми группами: кого за границу, кого — в глубокий тыл в надёжные руки. В доме Изабель осталось лишь два человека, не могущих пуститься в путь по причине истощения и болезни. Одним из них был молодой еврей по имени Яков, родом из северной Франции. Ему пришлось уже однажды легально переходить швейцарскую границу, однако, вместо Швейцарии он оказался в одном из транзитных лагерей, откуда успешно бежал и после скитания по разным укромным уголкам оказался в убежище Изабель. Яков тосковал по родным местам, суровому северному морю и брошенному на произвол судьбы дому. Он часто вздыхал и послушно принимал лекарство из рук Изабель и Мари-Анж.

— Азохен вей, — тихо повторял Яков, глядя в лионское небо, — сколько же ещё страдать несчастным детям Исраэля… Если бы не вы, нас бы совсем не осталось. И это удивительно: многие помогают евреям!

— Что же здесь удивительного, дорогой Яков? — отвечала ему Изабель. — Случись на вашем месте другой народ — многие помогали бы и ему. Да и потом… должники мы перед вами…

— Не привыкли мы к такому вниманию… Поймите меня правильно, драгоценная мадемуазель де Лоранс.

— Я понимаю, Яков, понимаю, о чём вы говорите. Однако стоит ли помнить о таких днях? Ведь теперь мы вместе с вами. Я верю, что придёт время, когда вашим недругам станет стыдно за своё безрассудство.

— Несомненно, придёт, — устало соглашался второй мужчина, внимательно вслушивающийся в беседу Якова и Изабель. — Только я думаю, что неспроста творится сейчас всё это беззаконие. Что-то потом после него будет.

— Что именно?

— Не знаю, но после будет великое утешение евреям. Если древние пророчества сбывались до сих пор, то продолжат сбываться и в будущем. Мы должны жить верой. Видно, близко время огромных перемен, о которых молились наши отцы и молимся мы.

Морис, второй оставшийся под кровом Изабель путник, говорил медленно и с большим трудом. Он был сильно истощён и неизлечимо болен. Всё, что могла сделать для него Изабель — позволить ему спокойно завершить свой жизненный путь в её доме. Она понимала, что земные скитания для Мориса подошли к концу. Он тоже это понимал и безропотно мирился со своей судьбой. К началу декабря Морис скончался, и Изабель, оплакав его, погрузилась в свои привычные хлопоты.

Это была уже вторая смерть, случившаяся на её глазах, и, увы, не последняя. Спустя несколько дней Изабель суждено было стать свидетельницей очередной уличной перестрелки между солдатами СС и бойцами Сопротивления, в результате которой погиб Гюстав и ещё двое бойцов из отряда Себастьяна Бешама.

— Они едва нас всех не подставили! — возмущался Себастьян, объясняя Изабель этот никому не нужный безумный шаг. — Придумать такое: втроём на отряд эсэсовцев!

— И зачем это?

— Гестапо арестовало на днях наших ребят из Гренобля, эти трое вознамерились их освободить… Сама видишь, что из этого вышло.

— Почему же руководство их не остановило?.. Где же ваша скоординированность?

— Где… Разве не бывает так, что каждый решает сам? Помнишь, скольких людей ты отправила через границу вопреки моим советам? И все случаи оказались удачными. Далеко не всегда можно скоординировать чужие действия и дать правильный совет. Да и потом, далеко не всегда можно просчитать каждый шаг, жизнь — не аптечные весы. Будь осторожна, Изабель, в бывшей итальянской зоне вместе с депортированными были арестованы и сотрудники ОЗЕ.

— Мне это известно.

— Откуда?

— Арно сказал ещё в сентябре. Он сказал также, что в Лионе находится человек от центра, координирующий и направляющий наши действия. Ему ведомы все наши тайные пути переправки, и он часто помогает в размещении беженцев через третьих лиц. Ты знаком с ним?

— Не думаю, что ему ведомы абсолютно все наши тайные пути, особенно твои. Даже я их не знаю. Он организует борьбу Сопротивления, на него возложена очень сложная задача. Я знаю его в лицо и даже знаю его имя, правда, не уверен, что оно подлинное. Он здесь с начала сорок первого. Я не могу сказать тебе, кто он, но полагаю, ты сильно удивишься, если узнаешь, кто этот человек.

Изабель промолчала — она научилась не задавать лишних вопросов и решила, как всегда, «дать времени время».

Незадолго до рождества в Лион вернулась Мари. Её миссия на Корсике была выполнена — она сделала, что смогла и теперь готовилась возобновить прерванную деятельность под началом Изабель. Последняя поселила подругу у себя и в течение двух недель строго следила за поправкой её здоровья, ибо Мари сильно сдала за прошедшие месяцы и выглядела неимоверно уставшей и больной. Она сильно сокрушалась по поводу облав и невозможности их избежать. Случалось, что она не спала сутки напролёт и сама едва не угодила в гестапо.

— Я хочу быть полезной тебе здесь, Белла, — сказала Мари, испытующе глядя на подругу. Изабель ответила не сразу. В её голове давно зрела одна замечательная мысль, которую она не решалась сообщить Мари. Но теперь ей показалось, что момент настал.

— Знаешь, Мари, ты очень будешь мне полезна, но не здесь…, — осторожно начала Изабель.

— Ты говоришь как Себастьян! Куда ты ещё хочешь меня отослать?

— В Швейцарию. Понимаешь, на той стороне что-то нарушилось, а мне нужны там надёжные связи. Ты сможешь всё организовать. Поедешь? Люди, которые принимали нелегалов, не выходят больше на связь, я не знаю, что у них случилось.

Мари молчала.

— Луи сделал мне предложение, — несмело отозвалась она, и её голос дрогнул.

— Ну вот и прекрасно! Выходи за него замуж и уезжайте вместе. Он очень опытный сотрудник и за тобой поедет хоть на край света.

— Мне кажется, сейчас не время для любви.

— Для любви всегда время, Мари. Пожалуйста, уезжай с ним в Швейцарию и не возвращайся оттуда до конца войны ни под каким предлогом.

— А как же ты?

— А что я?

— Разве ты не отвечаешь взаимностью Себастьяну? Я давно заметила, как он на тебя смотрит.

— Но, Мари, позволь…, я не знаю, что тебе показалось. В любом случае у меня нет в отношении него никаких намерений.

— Ты не можешь забыть Теодора? Но ведь его не воскресить.

Изабель резко поднялась и подошла к окну. Последние слова Мари вызвали в ней волну воспоминаний.

— Я ранила тебя?

— Нет.

Наступило молчание. Изабель смотрела в лазурное небо, вороша своё прошлое.

— Если бы я стала его женой и поехала с ним, он, возможно, остался бы жив.

— Как ты могла его спасти, Белла? Скорее всего, ты тоже погибла бы. В Китае всегда было небезопасно, а тут ещё эта война…

— Война нашла меня и во Франции. Судьбу не обманешь.

— Я поеду в Швейцарию, Белла, и сделаю всё, о чём ты меня просишь.