Порождение сына

Данир Дая (2024)

Какова ценность памяти? Макс, что способен реконструировать все события до и после возникновения аномальной зоны «Порог», не может в точности ответить на этот вопрос. Как и не может ответить, какое лицо у его отца, почему у него не заладились отношения с матерью, почему он развёлся с женой, что именно произошло, после чего он отвернулся от дела своей жизни, и, самое главное, для чего он пьёт таблетки, чтобы заглушить боль прошлого? Ответ может дать лишь радикально настроенный глава секты «Целом», который объявил войну правительству. Но готов ли Макс к этому?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ТУЗ В РУКАВЕ

Не сказать, что после того, как Йозеф спас меня от смерти в мясорубке гражданской, я сразу устроился к нему: ещё с месяц поработал в этой обрыгаловке, раза два встретив Йозефа, что, улыбаясь, здоровался со мной, подняв свой коктейль.

По Злитчении прокатились слухи, что Вече, которой хотелось независимости в своём регионе, потянули руки к «Порогу». Именно из-за недостоверных слухов «Целом» и начала дробление.

Оливия сомневалась, что разговор про работу на ван Шульца — правда. Подтрунивала меня, но моя надежда не тухла. Пованивала, может, но стухнуть я ей не давал.

Спустя месяц, под начало смены, что необычно, пришёл Йозеф, спрашивая про кудрявого парнишку. Все сразу поняли, про кого речь, и чуть ли не силком вытащили меня из раздевалки.

Не объяснили ситуацию, поэтому я изначально испугался — думал, решили меня сдать Злитчеполису. Но как я увидел знакомый силуэт с густыми, будто измазанными воском усами, отлегло.

— Пятьдесят деревянных и чаевые сверху.

Столько я стоил в представлении Йозефа. Он хлопнул по рукам с моим начальником. Как же тот улыбался. Йозеф махнул головой к выходу, а я, глядя на Оливию, вопрошал её: «Как тебе такое?».

Оливия мило улыбалась. Радовалась не меньше моего. Я показал ей жестом трубку телефона, обещая оставаться на связи, и хвостиком пошёл за Йозефом.

Он водил старого американца — громоздкого, пожирающего бензин за три седана, но взамен дарил пространство и чувство превосходства на дороге. Йозеф приказал сесть на переднее сиденье.

Я, даже со своим ростом, еле залез внутрь. Йозеф устроился на водительское кресло. Долго не заводил мотор, стучал по рулю и строго смотрел вперёд по улице.

— Кем ты хотел стать, Макс? — спросил он меня таким тоном, будто брал интервью.

— Думал, военным, — лукавил я, — по стопам отца. Потом понял, что интереснее наблюдать за этим в фильме на экране, а не участвовать.

— Вот оно как, — в очередной раз побарабанил Йозеф по рулю. — Перспектив сейчас не так много, верно?

— Да, но я получаю неплохие чаевые и делю оплату квартиры с девушкой. Я о таком только мог мечтать.

— Что-нибудь знаешь о психотронике?

— Только то, что она разрушила мою жизнь.

Йозеф ухмыльнулся, но не отвёл взгляд от дороги.

— Хотел бы навестить места, где рос?

— Смотря, сколько мне за это заплатят.

— Правильные мысли, — кивнул Йозеф. — Ты, конечно, знаешь все эти моменты, что ГРЖ много зарабатывают, скрытые герои, Робин Гуды херовы. Но это всё верхушка. Заранее хочу знать, что ты готов видеть и кого способен стерпеть.

— Я видел достаточно, — говорил я достаточно серьёзно, чтобы убедить Йозефа. — Да и если я способен выслушать индульгенцию бухих бандитов, то не смогу справиться с расспросами… кого там?

— Сейчас это и проверим. Считай, стажировочный день.

— Если мы заедем после в кафе, то я согласен.

С долей иронии Йозеф посмотрел на меня, не пытаясь скрыть улыбки, а после провернул ключ.

***

Мы выезжали за пределы города. Показались знакомые высотки Милосердия, но и их мы миновали. Я давно не выезжал за пределы города, поэтому для меня это было в новинку.

— Тринадцатое мая, — записывал на диктофон Йозеф. — Интервью в лагере беженцев из Вальги, окраина Вече, близкая к «Порогу». Сообщения о массовом помешательстве после «толчка», после которого последовали акты каннибализма. Из двухсот жителей уцелевших — пятнадцать. Опрос очевидцев.

Диктофон щёлкнул, запись временно прервалась.

— Как думаете, — обернулся к Йозефу, — какая вероятность, что это именно последствия «Порога»?

— Хочешь сказать, они сами решили съесть соседа своего?

— Ну, знаете, такой эффект плацебо: люди думают, что их сводят с ума, но на самом деле они оправдывают свои желания. Самовнушение или типа того.

— Хорошая мысль. Да, встречались такие. В твоём Милосердии девочка убила двух сводных сестёр, потому что ей так сказал чёрный силуэт, возникший после «толчка». Никаких «толчков» в тот момент зафиксировано не было, а у семьи всё было не слава богу.

— Жесть.

— Или мамочка выковыряла вешалкой из себя семимесячный плод и потащила в детский сад. Да, нельзя сказать, что это воздействие внешних факторов, но и опровергать «толчки» не можем. Мозг довольно сложная штука, изученный на уровне чёрных дыр. И наша задача — докопаться, кто просто маньяк, а кто жертва государственных планов.

Йозеф говорил по фактам, словно учитель объясняет материал, но говорил на столь страшные темы, что его размеренный тон нагонял больше жути.

— Насколько этично докапываться до людей с такой травмой?

— Ворошить ужасы трудно, согласен. Но только так мы сможем разобраться или помочь коалиции по «Порогу». Людям не нравится чувствовать себя монстрами, поэтому ты встретишь много сопротивления. И то, если повезёт и на тебя не накинутся с ножом.

Мы свернули с трассы на просёлочную дорогу с углублённой колеёй — настолько, что даже наша высокая машина целовалась с землёй. Мотало по всему салону, но я пытался держаться и поддерживать диалог.

— Значит, мы и психиатры в своём роде?

— У большинства с ГРЖ научная степень в сфере изучения мозга. Недавно пришёл к нам парень, у которого диплом, — Йозеф немного задумался. — Дай вспомнить. Психиатрия в сфере изучения деформации и деградации при воздействии активностей аномальной зоны.

Я пытался повторить в голове эту профессию, но запутался уже на слове «изучения».

— Получается, и вы? — намекнул я Йозефу на его профессию, повертев пальцем у виска.

— Да, консультировал на юге Злитчении.

Мне даже стало грустно: образованные люди, среди которых паренёк с незаконченным школьным образованием.

— Не подумай, — успокаивал меня Йозеф, — в этом всём наше образование устаревшее. Считай, его и нет. Главное — готовность и способность адаптироваться.

— Легко сказать.

Меж двух холмов собирался палаточный лагерь, окружённый военной техникой и кучей медицинских работников, что сменяли друг друга, бегая от одной палатки в другую.

Мы встали у самодельного поста. Йозеф вышел наружу, взяв с собой папку документов, и подошёл к дежурному, здороваясь с ним, как со старым другом. Я сидел и нервничал.

При виде грозных военных всегда чувствовал себя маленьким мальчиком. Йозеф посмеялся вместе с дежурным, они дружелюбно похлопали друг друга по плечу, а после Йозеф вернулся в машину.

Нас пропустили вглубь, советуя оставить машину чуть дальше от военных грузовиков, чтобы при возможной эвакуации её не переехали всмятку. Почему может быть эвакуация — я не спрашивал. Только надеялся, что её не случится.

Выйдя, я тут же провалился по голень в землю — её будто усердно пропололи. Вытаскивать ноги было тяжело, но ещё и приходилось держать баланс. Нас поджидал такой же усатый мужчина, выглядевший чуть хуже Йозефа, с фотоаппаратом наперевес.

Видимо, чтобы устроиться в ГРЖ, мне необходимо отрастить нагубную шевелюру — подумал я, и меня это рассмешило. Так, что я выдавил из себя смех, как сдувающийся шарик.

За это меня окатили недовольным взглядом.

— Ты не говорил, что у тебя сынишка.

— Макс-Бронислав, Бронислав-Макс, — повертел Йозеф рукой между нами, провоцируя закрепить знакомство рукопожатием.

Что мы и сделали. Шершавая рука Бронислава царапала мою ладонь. Украдкой я взглянул на его вздутые пальцы от заусенцев. Было неприятно.

— Удалось что распознать?

— Только бредни. Несвязные предложения про шаровую молнию, объятую огнём. Чуть извращённая форма веры «Целом».

— Всех опросил?

— Те, кто хоть слово говорил. А так — пусто.

Йозеф пошевелил усами, вытащил сигареты, закурил и потянул руку вперёд, приглашая нас пройти.

— Как ещё раз? — повернулся ко мне Бронислав.

— Макс. Макс Велки.

Бронислав цыкнул.

— Откуда ты такой, Макс Велки?

— Бельнус, Милосердие.

— Он очевидец, — добавил Йозеф.

— Теперь работаем со шпаной, Баварец? — повернулся Бронислав к Йозефу.

Тогда я узнал, как обращаются к ван Шульцу свои.

— Эта шпана побольше твоего видел, Боров. Ты знаешь всё по книжках, а он может помочь нам на практике.

— Боров? — спросил я.

Йозеф повернулся ко мне с недоумением.

— Боров, — нехотя подтвердил Бронислав.

— Националист, — тыкнул пальцем Йозеф в Бронислава. — Слышал о таких?

Я мотнул головой.

— Тогда это была идея, — оправдывался Бронислав, — честь, а сейчас там одни головорезы.

— Если он скажет тебе, что ты биомусор вечевский, — обращался ко мне Йозеф, — то помни, что это его фантомные боли.

— Да пошёл ты! — посмеялся Бронислав. — Знаешь, почему он Баварец? — повернулся ко мне он.

— Усы? — предположил я.

— Нет. В одной из вылазок в «Порог» словил «толчок» и представил себя рейхсмаршалом и балакал с диким акцентом на родном языке.

— А вы, идиоты, строились.

— С таким тоном, как у тебя, страшно не построится.

Такой разговор расслабил Бронислава, и он более снисходительно смотрел на меня.

— Ладно, пацан, повезёт — и тебе кличка будет.

Мы быстро добрались до отдельной палаты, где находились более разговорчивые очевидцы каннибализма. Представителей ГРЖ встречали с объятиями и счастливыми лицами, несмотря на повод. То, с каким уважением к ним относятся, становилось завидно.

Желание вступить в их ряды увеличивалось, ведь неужели и меня в кои-то веки будут рады видеть? Наверно, помимо значительного заработка меня привлекала и значимость моей личности в глазах других людей.

— Мы уже можем поговорить с кем-то? — спрашивал Йозеф у врача. — Кто-нибудь более-менее пришёл в норму?

— Да, — внимательно смотрел на листы с путанными записями врач. — Есть пара людей без явных признаков помешательства, но с посттравматическим синдромом. Им требуется скорее помощь хирурга, нежели психологическая.

— В какой они палате?

Врач указал на палату чуть правее от нас. Йозеф пожал руку врачу и ушёл с благодарностями за работу. Удивительно.

Стоны послышались через тонкую ветошь, а перед входом курили испуганные интерны со взглядом на тысячи ярдов.

Мы вошли. Картина не из приятных: куча тел, еле отделённые друг от друга, крутились в постели, извивались ужом то ли от боли физической, то ли ментальной.

Отвлёкшаяся медсестра с фанатичным взглядом запорхала к нам.

— Милая, — говорил Бронислав, — с кем мы здесь можем попробовать поговорить?

От волнения встречи с кумирами медсестра не смогла сказать ни слова — провела рукой к женщине без ноги. А меня же передёргивало: всё же это не подходящее место, чтобы люди, хоть и перед своими любимчиками, забывали про плачевное положение.

Конечно, ГРЖ имело вес, но те причудливые рожи, что купаются в крови жертв каннибализма, сбивали с толку. Пока я рассуждал, мы встали рядом с здоровыми больными.

— Я пойду туда, — сказал Бронислав, отходя в противоположный край, где находились испуганные брат с сестрой.

Меня торкнуло от их вида, будто разорвались старые раны. Но отвлекаться на них я долго не мог. Йозеф сел на кровать перед женщиной, которая поглаживала свои волосы и находилась вне этой комнаты, что чувствовалось по её глазам. Йозеф достал микрофон.

— Добрый день, мадам. Меня зовут Йозеф ван Шульц. А вас?

Ему не ответили. Йозеф посмотрел на каркас, где была прикреплена табличка с именем Даниэла К.

— Даниэла. Приятно познакомиться.

Запись диктофона началась.

— Интервью с очевидцем массового помешательства. Рабочее название: ужин Вальги. Даниэла, жертва, следуя по укусам на руках и рваным ранам на ноге, вторая отсутствует. Даниэла, — Йозеф поставил диктофон посередине, — где вы находились, когда произошёл «толчок»?

— Дома, — тихо произнесла она.

— Отлично. Давно вы живёте вблизи территории «Порога»?

— Где мой сын? — взбодрилась Даниэла.

— Вы жили вместе с сыном? Что он делал, когда произошёл «толчок»?

— Где мой сын?

— Как зовут вашего сына?

— Матиас.

— Матиас находился рядом с вами?

— Боже, где мой сын?

Даниэла начала смотреть по сторонам в ужасе, не находя своего сына.

— Вы можете описать свои ощущения? Видели вы галлюцинации?

— Матиас, — неистово вопила испуганная мать.

— Мы поможем найти вашего сына, если вы поможете нам. Опишите обстоятельства, в которых вы находились. Вы пришли на площадь? В вашу квартиру ворвались?

— Мой сыночек…

— Вас посещали навязчивые мысли?

Я остановил Йозефа с его грубыми вопросами.

— Мама, — сказал я женщине. — Мама, я здесь.

Даниэла обернулась ко мне с таким видом, что на секунду я подумал: не сработало.

— Матиас.

Её нежная улыбка растянулась до ушей, а мозолистые, искусанные руки с гематомами потянулись к моему лицу. Я прикоснулся к ним с той же нежностью.

— Да, мам. Это я. Мне было так страшно. Что произошло?

— Матиас, я думала, они забрали тебя.

— Кто?

— Они. Всю жизнь в одном доме, одни соседи. Стояли вместе, против расселения. Ох, Матиас, какая же я глупая.

— Нет, мама, ты не глупая. Это ведь наш дом.

— Матиас, ты цел?

Она стала разглядывать меня.

— Да, мама. Что они сделали с тобой?

— Они будто сошли с ума, Матиас. Резко. В моих глазах потемнело, а потом они вырвали дверь. Ворвались. Матиас…

— Всё хорошо, мам.

— Матиас, я думала, они понесли нас на главную площадь. Думала, что они стали разрезать тебя. Живого резать, Матиас.

Слёзы то ли счастья, то ли горести катились ручьём по её лицу.

— Думала, что они тебя съели.

— Нет, мам, я здесь.

Она потянула меня к себе и обняла. Я стал гладить её по спине.

— Расскажи ещё, мам. Расскажи мне, что рассказывала перед сном. Расскажи, как я родился. Расскажи, что тебе привиделось в кошмаре. Неужели наши соседи способны на такое, матушка?

Она начала плакать, а мне только и оставалось утешительно гладить её по голове.

Мы выбрались наружу спустя три с хвостиком часа. Счёт был четыре-ноль в нашу пользу — Бронислав не добился ни одного слова, а мы сумели построить хоть и неровную, но картину происшествия.

— Как тебе удалось? — спросил Йозеф.

— Вы слишком налегаете из настоящего, — ехидничал я, — а они не в настоящем. Проще залезть в их внутренний мир, чем вытащить в реальность.

— Сука, — смеялся Бронислав, тыкая локтем в Йозефа, — может, мы всё же не тем занимаемся?

— Мы ещё не были в «Пороге», — подмигнул мне Йозеф.

— Я даже не старался.

— Где ты взял этого парня? — спросил Борислав. — Это же у нас туз в рукаве.

Тут он щёлкнул пальцами и протянул мне руку.

— Добро пожаловать, Макс «Туз» Велки.

Я с удовольствием пожал его руку.

***

Вернулся домой я достаточно поздно. Настолько поздно, что у Оливии закончилась смена, она давно переоделась во всё домашнее и смыла макияж — обычно она смывает его, готовясь ко сну.

Но нет, Оливия не могла спать, поэтому готовила поздний ужин, который, скорее, походил на ранний завтрак. Я понял, что можно неаккуратничать, на радостях раскидывал ботинки и как позёр влетел в кухню.

Оливию смешило моё ребячество. Она убавила огонь на плитке и повернулась ко мне, приняв позу фламинго, согнув ногу и уперев на вторую.

— Как прошло?

— Они, — я мечтательно смотрел на потолок, радуясь, как ребёнок, — впечатлены.

Но где была моя радость, там и слёзы — я горестно завыл, прикрыв ладонями лицо, и чуть ли не упал на стул. Мне нравилась перспектива получать много за свою работу, которая вроде как даётся мне с легкостью.

Но я слишком близко воспринимал чужие истории, проецируя их на свою жизнь. Взять даже Даниэлу. Она искала своего сына, как я бы хотел, чтобы меня искала моя мать. Я ревел навзрыд. Но не мог объяснить Оливии почему.

Она подбежала ко мне, резко побледнев, ведь никогда до этого не видела моих слёз.

— Ну чего ты? — как с ребёнком говорила со мной Оливия. — Решили, что ты не подходишь? Да и чёрт с ними, Макс.

— Нет, нет, — я поднялся с красными глазами и слипшимися от слёз ресницами. — Через неделю ещё одна стажировка, посерьёзнее. В «Пороге».

— Ну и отлично, — быстро переобулась Оливия, — значит, они умные дядьки, раз увидели в тебе потенциал.

Я понимал это. Перспективы, которые мне открывались. Я мог только мечтать о них. Но не думал, что это будет настолько личное, будто скальп, доведённый до белого каления, проходящий только по сшитым ранам.

Это я должен был сказать Оливии. Она растерянно улыбалась, пытаясь тем самым подбодрить. Я же, вместо слов, которые — как я теперь понимаю в ретроспективе — должны были скрепить нас, вытащил из бумажника стопку сложенных купюр номиналом в пятьдесят.

— Стажировочные.

Оливия в шоке взглянула на лежащую пачку, которая закрывала наши недельные потребности, а я, не в силах что-либо добавить, ушёл в ванную. После это войдёт в привычку: я буду не способен говорить о работе, а на столе будет куча безжизненных бумажек, которые никак не скрепляли нашу жизнь.

Спустя минуту, как я умывался, постоянно ополаскивая лицо кипяточной водой, подошла Оливия и нежно обняла меня, скрестив свои руки на моей груди. Мы стояли неподвижно, пока текла вода.

— У тебя как день? — прервал я тишину.

— Нормально, — мило бубнила Оливия, сдавливая щёку на моей спине, — сегодня мужчина устроил истерику, ведь в его напиток положили шесть кубиков льда, а он просил семь.

Я усмехнулся.

— Счастливое число, видимо. Не хочет, чтобы его пристрелили, и попросил семь на удачу.

— Не стала его разочаровывать и принесла седьмой.

— А он?

— Отсыпал мне нормальные чаевые и подмигнул. Выключи воду.

Оливия приказала мне, но сама же протянула руку, еле касаясь к рычагу крана, но я ей помог, положив свою руку поверх её.

— Он украл твоё сердце? — игриво произнёс Оливии.

— Может быть.

Как только она сказала это, быстро отпустила меня и чуть ли не выбежала из ванной.

— Эй, в смысле?

Послышался ребяческий смех с гостиной.

— Правильный ответ — я украл твоё сердце! — помог я Оливии.

— Правильный ответ — моё сердце будет твоим, когда на моём безымянном пальце будет кольцо!

Оливия вернулась в коридор, встав у косяка двери.

— Ты голодный?

Я посмотрел на неё через отражение зеркала, размышляя на счёт своей сытости.

— Может закажем пиццу?

— Я что, — возмутилась Оливия, — зря готовила целый час?

Она продолжала строго смотреть на меня, пока не сдалась:

— Ладно. Маргариту.

Я хитро улыбнулся и кивнул ей.

***

Неделя миновала быстро: я пролежал дома в ожидании звонка от Йозефа, пару раз просто так пришёл в клуб и даже разнёс суммарно кегль пива. В основном, конечно, отсыпался.

Йозеф, как гром среди ясного неба, явился ко мне домой, отстукивая ритмичный рисунок. Удивило меня это потому, что свой адрес я ему не говорил.

Я открыл дверь. Усы чуть приподнялись в дружелюбной улыбке.

— Возьми документы, — сказал Йозеф.

И тут стал спускаться вниз.

— А вещи? — кричал я в лестничный пролёт.

— Всё необходимое у меня в машине. А более тебе не нужно.

— Мог бы просто позвонить, — крикнул я ещё громче.

— Конспирация.

Я мотнул головой в недоумении, но последовал указаниям.

Оливия спала, как младенец, скомкала у ног одеяло и прятала руки под подушкой. Я долго смотрел на неё, мысленно прощаясь — всё же я не знал, что меня ждёт в аномальной зоне.

Может, я никогда её больше не увижу — не мог отрицать такой поворот событий. Я тихо подправил одеяло, залез в комод и забрал паспорт с удостоверением жителя Милосердия. Вдруг понадобится.

Во дворе лёгкий ветер сдувал листья сирени, солнце путалось среди ветвей, а уличные коты нежились на отмёрзшей земле. Погода была располагающая.

За домом стояла тарахтящая машина Йозефа, что пускала чёрные клубы дыма. Рядом Йозеф — тоже смолил, дожидаясь меня.

— И насколько мы дней? — спрашивал я его, лениво подходя к машине.

— Сложно сказать, — подправил усы Йозеф. — Тебе может показаться, что прошли сутки, а ты там провёл около недели. И наоборот.

— Что мы будем делать?

Йозеф втоптал бычок в асфальт и сунул в карманы руки.

— Помимо «Целом» туда возвращаются заключённые, над которыми проводили эксперименты. Запрограммированные, якобы исцелённые от шизофрении, помилованные маньяки, которые, как только подумают о крови, их тянет блевать. Интересная публика. У них мы будем узнавать, почему они вернулись, что с ними делали и что они чувствуют. Как-то так.

— И мы будем проводить с ними время? Без оружия?

— Кто тебе сказал?

Йозеф кивнул на багажник своей машины и подмигнул.

— Давай, — поторопил меня Йозеф. — Нам нужно ехать.

Я дёрнул за ручку двери, еле залез в машину, а когда потянулся за ремнём безопасности, заострил внимание на окна нашей с Оливией квартиры. Хотелось, чтобы она смотрела, но из-за бликов солнца ничего не видел.

Хотел верить, что она смотрит, уперев подбородок в подоконник, грустно провожая меня.

***

Мы ехали не по главным трассам. Ехали в обход, извилисто и зачастую не по асфальту. Чем ближе мы были, тем чаще вырастали гарнизоны военных вдали.

Меня знатно укачивало не только от плохой дороги, но и от волнения перед встречей с городом. Конечно, в сам Онгевест первым делом меня явно не потащат, но сам факт, что я увижу видоизменённые знакомые виды, приводил меня в ужас.

— Иногда мне кажется, — хотел я разбавить обстановку разговором, — что на самом деле эксперименты продолжаются.

— Так, — хохотал Йозеф, — начинаются теории заговора.

— Ну, то есть, неужели они просто оплошали и произошла авария?

— Иногда мир много проще. Человек, как бы он ни был внимателен, всё равно пропустит незначительную вроде бы деталь, после которой может рухнуть целые империи.

Йозеф понял, что ушёл в лирику, и я не совсем такого разговора ожидал.

— Но да, теория интересная. Превратить целую страну в полигон по испытанию мозга и социума. Своего рода МК-УЛЬТРА. Но только не углубляйся, а то начнёшь думать, что тобой управляют через СВЧ-излучение.

Виднелся лес, огороженный забором, и что-то вроде КПП, возле которого рядовые показывали свои таланты: их мастерство сна стоя по стойке смирно действительно поражало.

Они даже не услышали рычащий мотор рамного внедорожника. Мы достаточно близко приблизились, только после они раскрыли глаза. Подняли вверх ружья, но сразу же отпустили, как Йозеф поморгал им.

Мы подъехали вплотную, и Йозеф на время заглушил машину, открыл дверь, но не планировал выходить.

— Здорова, солдатики, — иронично приветствовал заспанных солдат Йозеф. — Сон охраняете?

— Нет, — почесал затылок рядовой, — пару елей и мох.

— Документы и разрешение, — наступательно приблизился второй из солдат.

Йозеф похлопал глазами, переводя взгляд то на одного, то на другого. Первому стало даже неловко.

— Только приехал? — спросил Йозеф.

Первый кивнул, а второй замешкался от такой наглости Йозефа.

— Ладно, как договаривались.

Йозеф наклонился к бардачку, вытащил оттуда белый пухлый конверт и передал первому рядовому. Он изучающе смотрел на меня.

— На одного договаривались.

— Там за троих, — постучал по краю конверта Йозеф и полез в карман за бумажником. — А это тебе за бдительность, солдат.

Йозеф пересчитал несколько купюр и всунул в руки второму рядовому.

— Проезжайте, пан Шульц, — отдал честь первый.

Со спокойной душой мы тронулись вперёд, в гущу леса.

Путь был, как несложно догадаться, ещё хуже. Даже в этой огромной машине я умудрялся ударяться головой о крышу. Но вскоре мы выехали на ровную дорогу.

— Вы женаты? — спросил я Йозефа.

— Да. Да, женат.

— И как ваша жена реагирует на ваши командировки?

— Сначала болезненно. У нас долгое время не получалось, — тут Йозеф сделал печальный вид. — Да и не получается завести ребёнка, а, как она сказала, с моими вылазками точно останется без стакана воды в старости.

Йозеф посмотрел на меня.

— Проблемы с девушкой?

— Типа того.

— Главное в отношениях — диалог. Если ты останешься с нами, тебе придётся оставлять дом. Может, даже навсегда.

Меня насторожили такие слова, но Йозеф отшутился:

— Ладно, за нашу практику два человека только умерло. И то по дурости. Просто…

Йозеф устроился удобнее, прибавляя к словам жесты для большей убедительности.

— Если она та, с кем ты бы хотел провести жизнь, она поймёт все твои слова. Если ты ей скажешь, что ты хочешь и что тебя огорчает — будет лучше, чем она сама додумает твои чувства. Запомни.

Я был впечатлён. Этот разговор даже грел мне душу и по истине открыл глаза. Мне нужны были подобные наставления. Хоть я их и забыл под конец отношений с Оливией, но держался этой правды до конца.

— Такие дела, парень.

Резкий поворот, при котором мы чуть не завалились на бок, и аттракцион продолжился. Вверх, вниз, вверх. Мимо пролетали ветки, цепляя лобовое стекло. Было ощущение, что они вот-вот проедутся по моей морде.

Расселённая территория выглядела цивильно — не скажешь, что эти дома покинули, просто немного запустили сад. Мародёрство только зарождалось, поэтому можно было заселить бесхозные дома, если не страшно потерять рассудок.

Йозеф пристроился возле частного здания, рассматривая живность за окнами, пытаясь поймать хоть какое-то шевеление. Я, по сути обучаясь ремеслу, впитывал, как губка, любые действия Йозефа и парадировал их.

Оценив ситуацию, Йозеф потянул руку к задним местам и вытащил ланч-бокс, в котором лежал сэндвич с куриной грудкой, порезанный на две части. Одну он протянул мне.

— Меня подташнивает, — отказывался я от еды.

— Именно поэтому нужно поесть.

Йозеф немного потряс сэндвичем перед моим носом, чтобы разыграть во мне аппетит, и я уже не смел отказываться, иначе бы залил весь салон слюной.

— Когда начало тошнить?

— Как только мы въехали.

— Понятно, — хохотал Йозеф. — Типичная ситуация в «Пороге».

Нравоучения продолжились.

— Не забивай на хорошее питание. После выпьешь таблетки, чтобы легче усваивалось.

Йозеф откусил кусок своего сэндвича.

— Кишечник — второй мозг. Не зря говорят. Хорошее питание помогает здраво мыслить.

— Понял, капитан, — кивнул ему.

Как только последний кусок был съеден, Йозеф достал свой диктофон и начал зачитывать текст:

— Двадцатое мая. Интервью с бывшими подопытными «ПоРо», или же «Порог». По информации, заняли типовой трёхэтажный дом, возможно, продвигаются к центру, в исследовательский центр.

Он завершил запись, передал диктофон мне и улыбнулся.

— На, изучай.

Мы тронулись с места.

Путь до необходимого места занял порядка двадцати минут. Могли доехать быстрее, если бы не дорожные условия. Жаловаться было грех: Йозеф рассказывал по пути, что наша вылазка на машине обошлась дорого ради моей лучшей интеграции.

В основном приходилось добираться на своих двоих.

Я слушал все оставшиеся записи на диктофоне, самая первая датировалась началом апреля. Разговаривали с буйными из Оскомпса. Кроме завываний и возмущений о ненадлежащем обращении к больным от Йозефа, ничего дельного.

Это немного скрасило поездку, а остывший сэндвич смог порадовать, как не радовал бы в обычных обстоятельствах. Мы заехали во двор: брошенные машины, ржавеющая по тихой грусти детская площадка, заколоченные окна трёхэтажки.

Йозеф парковался ближе к дверям парадной. Он оглядел окружение, а потом кивнул мне, приглашая выйти. Он открыл багажник, вытащил двухзарядное ружьё.

Красивое, блестящее, в мягком чехле, он накинул его на плечо и пальцем указал, куда нужно идти.

— Держись позади меня, парень.

Йозеф немного оттолкнуть меня в сторону и пошёл внутрь.

Как только мы прошли, нас встретил запах гниющей древесины. Птицы приватизировали себе такое огромное гнездо, превратив его в коммуналку.

Дерьмо птиц обелило лестницы, перила, двери. Взмахи крыла отдавали эхом. Мы были не первые посетители — на белом полу виднелась подошва. Йозеф прокашлялся.

— Добрый день, господа. Меня зовут Йозеф ван Шульц, журналист ГРЖ.

Ничего, кроме курлыкания голубей.

— Мы не сотрудники «Злитчеполис» и уж тем более не военные, мы не навредим. Всё, что мы хотим — короткий комментарий.

Впереди нас уселась птица, внимательно разглядывая, кто потревожил её.

— Ладно, пошли, — сказал мне Йозеф.

Мы поднимались всё выше и выше, разглядывая квартиры на наличие людей. Кроме пыльной мебели и сгнившей, недоеденной еды — ничего интересного. Так было и на втором, и на третьем этажах, так было и в следующей парадной.

Но в последней, на втором этаже, мы всё же встретили человека. Потрёпанный судьбой и добитый своим же алкоголизмом, его припухшая морда улыбалась в тринадцать оставшихся зуба, а зацветшие татуировки на костяшке он пытался скрыть под столом.

Он вертел кухонный нож на столе, под которым скрывалось его туловище, но всё же выглядывали кровавые следы. Мужчина не обращал на нас внимания. Мы подошли вплотную, пока он не включился.

Испугать его не удалось. Он не до конца понимал, что именно происходило.

— Здравствуйте, меня зовут Йозеф ван Шульц.

Мужчина кивнул.

— Позвольте узнать, как зовут вас?

— Петар.

— Отлично. У нас с вами выходит диалог, верно?

Йозеф улыбнулся, чтобы казаться более дружелюбным.

— Зачем вам ружьё? — не поддержал настроя мужчина.

— Это, — Йозеф убрал ружьё чуть дальше, за спину. — Безопасность. Здесь, говорят, разгулялись головорезы. Но мы лишь хотим узнать у вас пару вещей. Интервью на пятнадцать минут, максимум полчаса.

— Что вы хотите узнать о таком доходяге, как я? — скромничал мужчина.

Йозеф понял, что мужчина более-менее настроен на разговор, поэтому пододвинул стул и сел рядом.

— Петар. Что вы здесь делаете?

— Здесь — это где?

— В «Пороге». Возможно, вам близко это место.

Мужчина цыкнул.

— Да пошло оно нахуй, это ваше место.

— Вы пришли один?

— Нет. Мужики пошли дальше. В центр.

— В НИИ?

— Я ебу? — вроде бы мужчина и грубил, но делал это с такой доброй улыбкой. — Просто в центр. К заводам или куда там.

— Что вас туда тянет?

— Хрен проссышь. Правда, наверно. Память. Чё там.

— Массовая амнезия сейчас не такая уж редкость.

— Особенно когда мрази из Злитчедом пичкают тебя таблетками, превращая в овощ. Скажи?

Мужчина повернулся ко мне и будто только сейчас заметил моё присутствие, заострив на мне взгляд. Улыбка его колебалась, извращаясь в непонятный оскал.

— Вы бывший каторжник, не так ли? — привлекал его внимание Йозеф.

— Да, вроде. Чё-то такое было в моей биографии.

— Значит, вы участвовали в резне? — спросил я неожиданно для всех, для себя в том числе.

Я пытался играть роль, будто никогда не присутствовал при тех событиях, но мужчина легко читал эмоции.

— Да. Нет. Вроде. Но, — мужчина указал на меня пальцем, — тебя я помню.

— Вы хотите вернуть память о событиях? — продолжал я цинично и холодно расспрашивать его.

— Память? Пошёл ты. Память о чём, пацан? О том, как нас держали, словно животных? Память, в которой мне впаяли изнасилование девчонки, которую я никогда в глаза не видел? — через крик мужчина пытался доказать свою невиновность. — Как матушка меня не дождалась?

Мужчина смотрел на меня с улыбкой, которая бывает у маньяков: острой, безумной, раскрывающей все жёлтые кривые зубы.

— Или тебя, пацана? Злитченок. Западник, блядь. Мусор. Хуже зверя, ублюдок.

— Какова ваша роль в участии резни? Следуя хронологии, было две волны наплыва подопытных. Как вам удалось выбраться при условии зачистки отрядом специального назначения?

Он игнорировал мои вопросы, а Йозеф удивлялся, что я не растерялся и будто бы утопил свои эмоции глубже. Потом он повернулся к Йозефу с ещё большей улыбкой.

— И тебя помню, врачёнок.

— Вы меня явно с кем-то путаете. Я не участвовал в жизни «Порога».

Нож перестал кататься по столу, и мужчина сжал рукоять. Когда лезвие перестало царапать стол, я смог услышать тихий скулёж из дальней комнаты.

— Давайте всё же вернёмся к вам, — Йозеф возвращал разговор в обычное русло. — Какова ваша цель? Как именно Злитчения довела вас к такому решению? Какое давление на вас оказывала политика к испытуемым и жителям Милосердия?

Пока Йозеф закидывал мужчину вопросами, спутывал ему карты и пытался стушевать диалог, я медленно выходил к проходу. Тихо, ища не скрипучие доски, я добрался к залу.

По пути были видны следы борьбы, кровавые потёки, а скулёж превращался во что-то более цельное, похожее на просьбы о помощи. Я открыл дверь. И лучше бы я этого не делал.

Приколоченный, кое-как привязанный к шкафу мужчина, как две капли воды похожий на нашего друга с кухни, висел с распоротой грудиной. Рёбра, раскрытые как бабочки, на глазах — измазанные птичьими фекалиями повязка.

Пальцы, кровоточащие в местах, где должны были находиться ногти, почти касались пола, пытаясь ощутить что-то другое, помимо боли. Меня удивляло, что он ещё был способен функционировать, жить.

— Помоги, — протягивал мужчина. — Он здесь? Скажи, что его нет. Дай мне цельность, дух мой, дай мне шанс плотью твоей стать.

Меня вырвало на окровавленный пол. В ушах зазвенело. На кухне слышалась возня. Драка. Но я не обращал внимания, слышал только стоны и невероятную боль, которую почему-то перенимал на себя.

— Мама, — звал истерзанный мужчина.

— Макс! — кричал Йозеф.

— Я лишь хотел больше, мама, — продолжал мужчина.

Топот приближался. Я обернулся. Йозеф взглянул в комнату, на удивление спокойно её осмотрел, а после ненадолго исчез только ради того, чтобы притащить и поставить мужчину с кухни на колени перед живым трупом.

Я лишь наблюдал со стороны, как Йозеф впивал дуло ружья в затылок монстру, что гоготал в безумии.

— Что это? — вопрошал Йозеф. — Как ты это объяснишь?

— Этого? — кивнул мужчина. — Тварь злитчевская. Биомусор. Фанатик ебаный. Вот, объяснил.

— Ради чего ты это сделал?

— Он сам просил. Сказал, что идёт в «Порог» искать свою душу. Я тоже человек верующий, все эти «Целом» мне неравнодушны. Хотел помочь ему. Искал его душу. Там, где сердце стучит.

Йозеф долго сопротивлялся мысли, что каждая жизнь важна.

— Он ведь такая же жертва, как и ты, — учил Йозеф мужчину правде жизни. — Ты не меньшее животное, что пытали тебя.

— Мне было интересно, каково это.

Йозеф практически нажал на курок.

Но вместо этого вырубил мужчину точным ударом, после чего он упал лицом в кашу из внутренностей человека. Йозеф томно набирал воздух в лёгкие. На это у него ушла минута. Он явно хотел больше времени, чтобы прийти в себя, но душащая вонь не помогала.

— Макс, иди к машине.

— Я не…

— Макс.

Я послушал Йозефа. Всё же он знал больше, а я пока был не готов ко всему, что он планировал сделать. Вышел в коридор. Прозвучал один выстрел. Я дёрнулся в страхе. Но продолжил идти, не оборачиваясь.

Пять минут спустя Йозеф вышел, открыл двери, мы сели и как можно быстрее отъехали от злосчастного дома. Йозеф остановился у въезда на дорогу.

— Ты всё видел. Ты всё понимаешь. Это — один день. Будничный. Здесь люди ходят, ищут себя, Бога, правду. Не подозревают, как наступают в ловушки, которые сводят их с ума. Да что говорить — даже мы не всегда их знаем. Эта работа расплавила твой мозг. Ты понимаешь риски. Я не пытаюсь тебя убедить. Но у тебя есть все зачатки, есть опыт и знания, холодность и, хоть не совсем умелый, но расчёт. Открой бардачок.

Я молча последовал указаниям. Внутри лежали два конверта. Толстых.

— Это твои стажировочные. Две тысячи деревянных. Это статья, конечно, не такая громкая, не раскрывает правду людям. Но у неё есть ажиотаж, она пробуждает животный страх, а значит, её будут читать. В самоволку распространять её — уже выйдет пять тысяч деревянных, что уж говорить про агрегаторы. Людям это необходимо. Мы рискуем, но имеем имя.

— Я понимаю, — тихо ответил Йозефу.

— Подумай об этом.

— Нет. Не хочу думать.

Я пытался держать позитивный настрой, глядя Йозефу в глаза.

— Я готов.

— Отлично.

Йозеф побарабанил по рулю. Только тогда я заметил его рану на руке. Порез вдоль всей ладони.

— И запомни ещё одну вещь: мы не убийцы. Ты имеешь право лишить жизни человека только в том случае, когда его последние секунды превращаются в ад. В конечном итоге должен быть грохот. Не от выстрела. Грохот правды.

— Хорошо, Йозеф.

— Можешь называть меня Баварец.

Он протянул мне целую, не раненную руку.

— Добро пожаловать, Макс «Туз» Велки.

Мы пожали друг другу руки, тем самым я устроился в ГРЖ.

Поездка обратно показалась чуть короче и спокойнее. Наряд не менялся, остались все те же умельцы, спящие, как лошади. Пошлять ещё раз не пришлось — это радовало Йозефа, и он даже подольше пообщался с рядовыми, рассказывая дедовские анекдоты.

Ещё никогда я не был рад табличке «Бельнус» при въезде. Солнце устраивалось удобнее, зарываясь в землю. Посмотрел на табличку, которая указывала дату и время.

Мы провели внутри аномальной зоны полтора дня. Казалось, что прошло лишь пару часов. Об этом говорил Йозеф. Помимо всего я ощущал неведомую радость.

Я бы не сказал, что это из-за перспектив, что неожиданно свалились мне на голову. Я был обязан быть напуган: перед глазами всё ещё всплывал ужасающий вид, а в ушах шептался мужчина, что молил о помощи.

Так или иначе мой мозг по какой-то причине блокировал все негативные эмоции, вливая в кровь кучу дофамина, который я не был способен обработать.

— Знаешь, — неуверенно вырывался Йозеф из размышлений, — очень хочется верить, что общество деградировало после аварии. Что только после «Порога» у всех атрофировалась мораль. Но, если снять очки, на самом деле авария стала лишь катализатором. Оправданием для человека перед его тёмными желаниями. Зачастую все «толчки», доносящиеся до Бельнуса, вызывают лишь кратковременные галлюцинации и тревожность, но все хотят верить, что их гнусные мысли пришли извне.

— Люди хотят верить, что они праведны, — добавил я.

— Да. Точно.

Работа не заканчивалась, как меня предупредил Йозеф, и вместо того, чтобы отвести меня домой, он привёз меня в офис, который снимал он и ещё пара людей из ГРЖ. Он объяснил мне, что гражданские журналисты — это не совсем компания, а скорее объединение.

Объяснил основные положения, про конфликты с журналистами, как он сказал, «с корочкой» и штрафы от «Злитчеполис» с припиской: «Нам нравится ваше дело».

— То есть штрафуют для отчётности? — смеялся я от удивления.

— Да. Пишут на листе надуманное правонарушение общественного порядка и де-юре не отменённый комендантский час. Такая проволочка, чтобы мешать и выполнять план на месяц. Но в основном штрафы маленькие, что-то около пятидесяти деревянных.

— Брали автографы?

— Пару раз.

— А было такое, например, что бешеная фанатка подбегала и кричала: «Ты мразь, я беременна от тебя»?

Йозеф с насмешкой и удивлением обернулся назад, смотря на меня с выпученными глазами.

— Просто спросил, — пожал я плечами.

— Мы же не рок-звёзды, в конце концов, — успокоил меня Йозеф, но тут же выдохнул. — Ко мне скорее подбегут и крикнут: «Я твой ребёнок».

Мы поднялись на второй этаж здания. Йозеф открыл дверь, щёлкнул включателем, и зажужжали люминесцентные лампы. Интерьер в стиле лофт, доски вдоль всего кабинета, исписанные цветными маркерами.

Пару столов и стульев, карты местности, главные новости, даже телевизор с приставкой. Не уверен, что кто-либо успевает в неё поиграть, — её поверхность была вся в пыли, — но сам факт наличия не мог не радовать.

Йозеф провёл меня в самый конец, в угол возле просторного окна, из которого открывался вид на реку Дешна, и включил компьютер, вывалил на меня пачку документов, свой диктофон, счастливо улыбаясь при этом.

— Теперь самая сложная часть работы, — пытался сдавить смех Йозеф. — Изучи документы и попытайся написать вольный репортаж на нашу вылазку.

Я смотрел на гору, закрывающую мне вид на монитор, мельком видел мигающий курсор документа и засохшую кровь на диктофоне. Сейчас я действительно был в панике от монотонного выписывания сухих фактов.

Сложно было оставаться объективным, когда ты видел, на что способен человек и что жить на самом деле страшно каждый день.

— Полторы тысячи знаков, — давал мне напутствия Йозеф. — Опиши обстановку, окружение, время. Всё должно обставлено, как сюжет — главные герои. Персонажи, диалоги и контекст всего происходящего. Не уходи в лирику, но и не выписывай сухо — зацепи читателя. Заголовок, лид, детали, персонажи, диалоги — такая цепочка.

— Лид? — уточнил я.

— Абзац с содержанием мысли, которое плавно переводит к репортажу.

Йозеф увидел мои испуганные глаза.

— В документах подробнее, как должно выглядеть всё это действо. Примеры и так далее. Можешь писать полную отсебятину, но главное — держишь скелета репортажа. Ты справишься. Я ведь справился.

Йозеф отошёл, но моментально вернулся ко мне с магнумом в руках, положив его мне в руки.

— Это на случай, если я не справлюсь? — спросил я Йозефа, смотря на документы.

— Табельное оружие. Если почувствуешь опасность своей жизни. Носи его только в «Пороге», иначе будут вопросы. Карточку журналиста сделаем через три дня. Теперь работай.

Йозеф потряс кулаком в качестве поддержки и вышел из офиса. Жужжащие лампы, взлетающий компьютер и куча макулатуры. Не такого я ожидал, конечно. Взял диктофон и начал слушать.

— Двадцатое мая. Интервью с бывшими подопытными…

***

Очнулся с тяжёлой головой. Открывал глаза на секунду, но тут же закрывал. Мычал от боли, открывал глаза и видел пылающий красную сферу перед глазами.

Она была мелковата — не как обычная, которую я всегда видел. Чувствовал, что она способна мыслить. На уровне животного, но всё же. Она изучала меня, рассматривала, думая, опасен ли я для неё.

Красный шар статично висел в воздухе. Шипение огня перебивалось будто бы перевёрнутыми словами. Я не мог и двинуться, не мог открыть глаза и понять обстановку.

Я потянул руку вперёд. Тело потянулось, и я рухнул. Пришиб голову, кудрявые пряди упали на глаза. Слова не могли пройти некий барьер. Застревали в горле и всё. Никак.

И тут я услышал, как меня пытались убаюкать.

— Тс-с, всё в порядке. Садись.

Тело качнулось, в голове всё закрутилось. По венам постучали, и я почувствовал, как в одну из вен вонзается тонкая болючая игла.

— Так будто лучше, Макс Велки.

Я смог понять, чей это голос. Но не мог поверить, что он нашёл меня.

Спустя полминуты я смог до конца выйти из сонного состояния. Перед глазами возник бритоголовый, дружелюбно улыбающийся Павел Манн.

— Как вы? — прохрипел.

Я начал осматривать свою квартиру и понял, что та девственная картинка дома, не тронутая с самой эвакуации, была лишь в моей голове. Никакой мебели, плакатов. Даже стены не осталось.

— Кто ищет, тот всегда найдёт, верно? — спросил меня Манн. — Как же вам и вашей сестре повезло, что артиллерия прошла по касательной вашего дома. Конечно, — вместе со мной Манн начал осматривать квартиру, — здесь наверняка мало чего осталось, что могло бы вызвать приятные чувства. Голые стены и бетон. Какой тут семейный очаг, верно, Макс Велки?

Шприц вышел из моей вены. Сзади Манна стояли псы из Белого Борова. Манн передал одному из них чемодан и продолжил любезно беседовать со мной.

— Знаете, Макс Велки, люди ошибаются. Главное, чтобы они умели признать свою ошибку. Я признаю — было ошибочным решением попытаться убить вас. Вы достойный человек и давно всем доказали, что умело адаптируетесь. Убить вас так просто — растоптать вашу честь.

Манн подправил мой бушлат и стряхнул пыль.

— К тому же я узнал, кто именно вас пригласил в последнее путешествие. Снова.

Тут Манн засмеялся, как маленький мальчик, не сдерживая себя.

— Что ж, это любопытно. Поэтому я предлагаю вам игру. Кто быстрее доберётся до него: я или вы. Старт начнётся, когда эффект вашего любимого «Ратлит» в улучшенной форме, без всяких гадких примесей, сработает. Не переживайте, без вас игра не начнётся, Макс Велки.

Манн встал в полный рост, осматриваясь в очередной раз.

— Не переживайте, Макс Велки, в случае проигрыша ничего вам или вашей сестре с её мужем ничего не будет угрожать. Вопросы лишь к виновнику торжества.

— Моя сестра умерла, — нехотя обозначал я данный факт.

— Действительно, Макс Велки? — высмеивал меня Манн. — Ваша сестра покинула этот мир, Макс Велки? Вы правда так думаете? Как же вы желаете смерти всем, кого любите. Чувствуете себя уязвимым, верно?

Манн понял, что мне сейчас не до шуток и принял строгий тон.

— Ваша сестра в тяжёлом состоянии, но мы её не отпустим. Её ждёт сын инвалид. А Коэн Руона тихо, но верно приходит в норму. Как бы нам не хотелось обратного.

Манн пошёл к выходу, указывая своим бойцам сворачиваться.

— Макс Велки, не торопитесь. Но помните, когда начинается отчёт.

Прощаясь, он кивнул. Я остался наедине с отдалённым, как из сна, перевёрнутым голосом от красной сферы, а жар грел мои щёки. Дверь захлопнулась, а я смеялся.