Неточные совпадения
Крестьяне мигом собрались, услышав от Кудиныча о том,
что «сержанта Митрофаныча», под каким прозванием знали Иванова многие из мытищенских мужиков, задрал медведь, вооружились дрекольями и пошли в лес, следом за учителем, который шел впереди. Имея за собой человек с двадцать рослых и дюжих людей, Кудиныч
не боялся и бодро
вел свою армию на врага. Но враг
не стал дожидаться мстителей за свое кровавое дело.
— Да ни к
чему, барышня, ни к
чему, Дарья Миколаевна. К
чему и быть им… Так кровь девичья разыгралась, ну и полезло
не весть,
что в голову, — отвечала, после некоторого раздумья, Фимка, стараясь придать тону своего голоса возможно спокойный, даже небрежный тон.
Ему казалось,
что он все еще держит в объятиях эту первый раз встреченную им девушку, произведенную на него вдруг ни с того, ни с сего такое странное, сильное впечатление. Кто она? Он
не знал этого. Может ли он надеяться овладеть ею? Этот вопрос оставался для него открытым. «А быть может это и
не так трудно! — жгла ему мозг мысль. — Она живет одна… Бог
весть, кто она!»
Вскоре, после того, как на Сивцевом Вражке пронеслась
весть,
что у «Дашутки-звереныша» объявился жених, ротмистр гвардии Глеб Алексеевич Салтыков, новость эта дошла до одной из приживалок «генеральши», и та, чуть
не задохнувшись от быстрого бега, явилась в дом своей благодетельницы — новость была ею получена у одних из знакомых ее на Сивцевом Вражке — бросилась в спальню, где в описанной нами обстановке находилась Глафира Петровна. Вход ее был так порывист,
что генеральша нахмурилась и сурово спросила...
— Как когда… Видишь,
что выдумал. Я
не понимаю приличий, я
не судья о том, кто как себя
ведет! Да меня вся Москва уважает, от старого до малого, все со мной обо всем советуются, как и когда поступить, а он, видите, выискалася,
не понимаете. Завел какую-то шл…
—
Что же, отказывайся, Бог с тобой, и без тебя проживу,
не умру… Обалдел парень, предложение сделал
не весть кому…
Не вязать же его мне, шалого, по рукам и ногам… Женись, дескать, женись… Слово дал… Нет, брат, возьми ты свое слово назад и убирайся к лешему…
Дарья Николаевна хорошо понимала,
что в глазах этих родственников и особенно генеральши она
не представляла завидной партии для Глеба Алексеевича Салтыкова, предвидела,
что ей придется
вести против них борьбу, и для обеспечения себе победы, тем более, по ее мнению легкой, так как на стороне ее была главная сила, в лице самого Салтыкова, все же, хотя и поверхностно, но ознакомилась с неприятелем.
Так объясняла поведение племянника и новой племянницы и тетушка Глафира Петровна. Затем пронеслась
весть,
что молодой Салтыков болен. Болезнь мужа, конечно, освобождали жену от условий и требований светской жизни. Но, повторяем, так говорили только
не многочисленные добродушные люди, большинство же знало всю подноготную жизни «голубков», а потому сожалели Глеба Алексеевича и глубоко ненавидели Дарью Николаевну.
— И в мыслях этого нет у меня, Дарья Миколаевна, кажись,
не вам бы говорить, душу свою для вас
не жалею, а вы ни
весть,
что думаете…
— Это еще
что будет и когда будет. Только ей о зелье ни слова, будто и
не знаешь, потому она мне
велела для себя достать, а я уже так сболтнула, любя тебя.
— Да вы бы, барин, ее прогнали… Ну, ее… Господин ведь вы здесь, хозяин!
Что на нее смотреть… Показали бы свою власть…
Не умирать же в самом деле… Ведь она к тому и
ведет.
— Вы бы, ваше превосходительство, ее пугнули,
что на нее глядеть,
не весть как и в люди-то вышла… С ней можно за милую душу расправиться.
— Твоя речь впереди… А теперь скажи мне на милость,
чего ты по нем так убиваешься… Родня он тебе
не весть какая, седьмая вода на киселе… Любишь ты,
что ли его?..
Надо заметить,
что многие предлагали Екатерине действовать тотчас по смерти Елизаветы Петровны, но она
не решалась. Наконец, Петр III поселился в Ораниенбауме, а Екатерине
велел переехать в Петергоф, который окружил пикетами. Разнесся слух,
что 28 июня было назначено отправление императрицы в Шлиссельбург.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну
что ты? к
чему? зачем?
Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну
что ты нашла такого удивительного? Ну
что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь
вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать,
что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой. А если
что,
велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, —
не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Приготовь поскорее комнату для важного гостя, ту,
что выклеена желтыми бумажками; к обеду прибавлять
не трудись, потому
что закусим в богоугодном заведении у Артемия Филипповича, а вина
вели побольше; скажи купцу Абдулину, чтобы прислал самого лучшего, а
не то я перерою весь его погреб.
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… //
Не стала я тревожиться, //
Что ни
велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки.
Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог
весть с
чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина //
Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, //
Что уж давно
не барская, // А наша полоса!