Неточные совпадения
Сам Михайло Борисович как-то игнорировал племянника и смотрел на него чересчур свысока: он вообще весь род
князей Григоровых, судя по супруге своей,
считал не совсем умным.
Швейцар хоть и видел, что подъехала барская карета, но, по случаю холода, не
счел за нужное выйти к ней: все люди
князя были страшно избалованы и распущены!
У Григоровых Елпидифор Мартыныч лечил еще с деда их; нынешний же
князь хоть и
считал почтенного доктора почти за идиота, но терпел его единственно потому, что вовсе еще пока не заботился о том, у кого лечиться.
— Ну, там кому знаете! — произнесла госпожа Жиглинская почти повелительно: она предчувствовала, что Елпидифор Мартыныч непременно пожелает об этом довести до сведения
князя, и он действительно пожелал, во-первых, потому, что этим он мог досадить
князю, которого он в настоящее время
считал за злейшего врага себе, а во-вторых, сделать неприятность Елене, которую он вдруг почему-то
счел себя вправе ревновать.
(Анна Юрьевна
считала князя за очень умного человека, но в то же время и за величайшего разиню).
Покуда княгиня приводила себя в порядок, Анна Юрьевна ходила взад и вперед по комнате, и мысли ее приняли несколько иное течение: прежде видя
князя вместе с княгиней и принимая в основание, что последняя была tres apathique, Анна Юрьевна
считала нужным и неизбежным, чтобы он имел какую-нибудь альянс на стороне; но теперь, узнав, что он уже имеет таковую, она стала желать, чтобы и княгиня полюбила кого-нибудь постороннего, потому что женщину, которая верна своему мужу, потому что он ей верен, Анна Юрьевна еще несколько понимала; но чтобы женщина оставалась безупречна, когда муж ей изменил, — этого даже она вообразить себе не могла и такое явление
считала почти унижением женского достоинства; потому, когда княгиня, наконец, вышла к ней, она очень дружественно встретила ее.
Князю Григорову непременно бы следовало ехать на похороны к дяде; но он не поехал, отговорившись перед женой тем, что он
считает нечестным скакать хоронить того человека, которого он всегда ненавидел: в сущности же
князь не ехал потому, что на несколько дней даже не в состоянии был расстаться с Еленой, овладевшей решительно всем существом его и тоже переехавшей вместе с матерью на дачу.
— Врешь!.. Врешь! Иностранцем себя в душе
считаешь! — допекал его
князь.
— Что ж, вы так-таки
князя за совершенно дрянного человека и
считаете?
Князю Елпидифор Мартыныч поклонился почтительно, но молча: он все еще до сих пор
считал себя сильно им обиженным; а
князь, в свою очередь, почти не обратил на него никакого внимания и повел к жене в гостиную Миклакова, которого княгиня приняла очень радушно, хоть и
считала его несколько за юродивого и помешанного.
Старик просто не
считал себя вправе беспокоить его сиятельство своим поклоном, так как сей последний на вечере у себя не удостоил слова сказать с ним, а между тем Елпидифор Мартыныч даже в настоящую минуту ехал, собственно, по делу
князя.
Здесь он, подъехав к даче Григоровых, прямо наткнулся на самого
князя, который выходил из своего флигеля. Елпидифор Мартыныч
счел на этот раз нужным хоть несколько официально и сухо, но поклониться
князю. Тот тоже ответил ему поклоном.
Получив на все свои развязные слова и приветствия почти полное молчание, Архангелов
счел за лучше удалиться; но не ушел совсем из комнаты, а стал тут же ходить с своим приятелем взад и вперед по той именно стороне стола, на которой сидели Елена и
князь.
— Вероятно, забежала куда-нибудь к приятельницам! — отвечала Елизавета Петровна; о том, что она велела Марфуше лично передать
князю письмо и подождать его, если его дома не будет, Елизавета Петровна
сочла более удобным не говорить дочери.
— А вы
считаете это вздором? — спросил Миклаков, намекая
князю на кое-что.
— Господи, вы уж его и бесчестным человеком начинаете
считать!.. Худого же
князь адвоката за себя выбрал, — проговорила она.
После помощи, оказанной Иллионским Елене,
князь решительно стал
считать его недурным доктором и не говорил ему о своих предположениях потому только, что все это время, вместе с Еленой, он был занят гораздо более важным предметом.
— Как-нибудь на этой неделе, — отвечал протяжно
князь. — Можно на этой неделе? —
счел он, однако, нужным спросить и Елену.
Николя, как мы знаем, страшно боялся
князя и
считал его скорее за тигра, чем за человека…
Скрыть это и носить в этом отношении маску
князь видел, что на этот, по крайней мере, день в нем недостанет сил, — а потому он
счел за лучшее остаться дома, просидел на прежнем своем месте весь вечер и большую часть ночи, а когда на другой день случайно увидел в зеркале свое пожелтевшее и измученное лицо, то почти не узнал себя.
Миклаков, в свою очередь, тоже, хоть и усмехался, но заметно растерялся от такого прямого и откровенного предложения. Услыхав поутру от Елены, что княгине и ему хорошо было бы уехать за границу, он
считал это ее фантазией, а теперь вдруг сам
князь говорит ему о том.
Елена видела, что полученная телеграмма очень успокоила
князя, а потому, полагая, что он должен был почувствовать некоторую благодарность к Жуквичу хоть и за маленькую, но все-таки услугу со стороны того,
сочла настоящую минуту весьма удобною начать разговор с
князем об интересующем ее предмете.
— Они могут нас ненавидеть и
считать чем им угодно, но при мне они не должны были говорить того!.. — проговорил
князь.
— Я вас
считаю: слышите?.. И если не будете со мной драться, я приду к вам и просто убью вас! — продолжал
князь по-прежнему по-английски.
Главным образом ее убивало воспоминание о насильственной смерти
князя, в которой княгиня
считала себя отчасти виновною тем, что уехала из дому, когда видела, что
князь был такой странный и расстроенный.
Неточные совпадения
— Я только бы одно условие поставил, — продолжал
князь. — Alphonse Karr прекрасно это писал перед войной с Пруссией. «Вы
считаете, что война необходима? Прекрасно. Кто проповедует войну, — в особый, передовой легион и на штурм, в атаку, впереди всех!»
Блаватской поверили и Анне Безант, а вот
князь Петр Кропоткин, Рюрикович, и Ницше, Фридрих — не удивили британцев, хотя у нас Фридриха даже после Достоевского пророком
сочли.
— Ваши проиграл. Я брал у
князя за ваш счет. Конечно, это — страшная нелепость и глупость с моей стороны…
считать ваши деньги своими, но я все хотел отыграться.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой,
князь Николай Иванович, приютились у вас. Я
считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного человека в руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
— Да ведь несчастному
князю Николаю Ивановичу почти и некуда спастись теперь от всей этой интриги или, лучше сказать, от родной своей дочери, кроме как на вашу квартиру, то есть на квартиру друга; ведь вправе же он
считать вас по крайней мере хоть другом!..