Неточные совпадения
Захаревский сейчас же явился на помощь
к начальнику своему и тоже совершенно покойно и бестрепетно предложил Маремьяне Архиповне руку и
сердце, и получил за это место станового.
— Какая она аристократка! — возразил с
сердцем Еспер Иваныч. — Авантюристка — это так!.. Сначала по казармам шлялась, а потом в генерал-адъютантши попала!.. Настоящий аристократизм, — продолжал он, как бы больше рассуждая сам с собою, — при всей его тепличности и оранжерейности воспитания, при некоторой брезгливости
к жизни, первей всего благороден, великодушен и возвышен в своих чувствованиях.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил
к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества
сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на
сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на тему: «Великий человек». По словесности Вихров тоже был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать то, что наболело у него на
сердце, он подошел
к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им темы, написать на тему: «Случайный человек»?
Павла точно кинжалом ударило в
сердце.
К чему этот безличный вопрос и безличный ответ? Он, кроме уж любви, начал чувствовать и мучения ревности.
Воображение его было преисполнено чистыми, грандиозными образами религии и истории, ум занят был соображением разных математических и физических истин, а в
сердце горела идеальная любовь
к Мари, — все это придало какой-то весьма приятный оттенок и его наружности.
Павел, как мы видели, несколько срезавшийся в этом споре, все остальное время сидел нахмурившись и насупившись;
сердце его гораздо более склонялось
к тому, что говорил Неведомов; ум же, — должен он был
к досаде своей сознаться, — был больше на стороне Салова.
Наконец, он подъехал
к крыльцу. Мелькнувшее в окне лицо m-me Фатеевой успокоило Павла — она дома. С замирающим
сердцем он начал взбираться по лестнице. Хозяйка встретила его в передней.
Павел, высадив Анну Ивановну на Тверской, поехал
к себе на Петровку. Он хотя болтал и шутил дорогой, но на
сердце у него кошки скребли. Дома он первого встретил Замина с каким-то испуганным лицом и говорящего почти шепотом.
Павел тоже с удовольствием и одобрительно на нее смотрел: у него опять уже
сердце забилось столь знакомым ему чувством
к Мари.
Герой мой очень хорошо видел, что в
сердце кузины дует гораздо более благоприятный для него ветер: все подробности прошедшего с Мари так живо воскресли в его воображении, что ему нетерпеливо захотелось опять увидеть ее, и он через три — четыре дня снова поехал
к Эйсмондам; но — увы! — там произошло то, чего никак он не ожидал.
Стоны горничной разрывали
сердце бедной женщины, но этого мало; муж, пьяный и озлобленный, входит
к ней и начинает ее ласкать.
— Чем на других-то, иерей честной, указывать, не лучше ли прежде на себя взглянуть: пастырь
сердцем добрым и духом кротким привлекает
к себе паству; при вашем предшественнике никогда у них никаких делов не было, а при вас пошли…
В изобретении разных льстивых и просительных фраз он почти дошел до творчества: Сиятельнейший граф! — писал он
к министру и далее потом упомянул как-то о нежном
сердце того. В письме
к Плавину он беспрестанно повторял об его благородстве, а Абрееву объяснил, что он, как человек новых убеждений, не преминет… и прочее. Когда он перечитал эти письма, то показался даже сам себе омерзителен.
— У меня любовь
к ней духовная, а душой и
сердцем никто и никогда не может завладеть.
— Случилось это, — отвечал Живин, встав уже со своего стула и зашагав по балкону… — возвратилась она от братьев, я пришел, разумеется,
к ним, чтобы наведаться об тебе; она, знаешь, так это ласково и любезно приняла меня, что я, разумеется, стал у них часто бывать, а там… слово за слово, ну, и натопленную печь раскалить опять нетрудно, — в сердчишке-то у меня опять прежний пламень вспыхнул, — она тоже, вижу, ничего: приемлет благосклонно разные мои ей заявления; я подумал: «Что, мол, такое?!» — пришел раз домой и накатал ей длиннейшее письмо: так и так, желаю получить вашу руку и
сердце; ну, и получил теперь все оное!
Я, когда вышел из университета, то много занимался русской историей, и меня всегда и больше всего поражала эпоха междуцарствия: страшная пора — Москва без царя, неприятель и неприятель всякий, — поляки, украинцы и даже черкесы, — в самом центре государства; Москва приказывает, грозит, молит
к Казани,
к Вологде,
к Новгороду, — отовсюду молчание, и потом вдруг, как бы мгновенно, пробудилось сознание опасности; все разом встало, сплотилось, в год какой-нибудь вышвырнули неприятеля; и покуда, заметьте, шла вся эта неурядица, самым правильным образом происходил суд, собирались подати, формировались новые рати, и вряд ли это не народная наша черта: мы не любим приказаний; нам не по
сердцу чересчур бдительная опека правительства; отпусти нас посвободнее, может быть, мы и сами пойдем по тому же пути, который нам указывают; но если же заставят нас идти, то непременно возопием; оттуда же, мне кажется, происходит и ненависть ко всякого рода воеводам.
Вихрова точно кольнуло что-то неприятное в
сердце — это был Плавин. Он гордо раскланялся с некоторыми молодыми людьми и прямо подошел
к хозяину.
Неточные совпадения
Чудо с отшельником сталося: // Бешеный гнев ощутил, // Бросился
к пану Глуховскому, // Нож ему в
сердце вонзил!
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в
сердце мальчика // С любовью
к бедной матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера; а кабы не он, то б ты от меня не заслонился. За сына вступлюсь. Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и не смешно. Не прогневайся. У меня материно
сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо
к кому, неведомо кто.
Отец, не имея почтения
к жене своей, едва смеет их обнять, едва смеет отдаться нежнейшим чувствованиям человеческого
сердца.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а
сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях,
сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба
к тебе была б надежною порукою за твой разум и
сердце.