Неточные совпадения
— Но ты совсем музыки не
знаешь: играешь совершенно без всяких правил, — проговорила
Мари.
— Ты славно, однако,
знаешь французский язык, — сказала с удовольствием
Мари.
— Да,
знаю! — отвечала
Мари.
Мари ничего на это не сказала и только улыбнулась, но Павел, к удовольствию своему, заметил, что взгляд ее выражал одобрение. «Черт
знает, как она умна!» — восхищался он ею мысленно.
Павел от огорчения в продолжение двух дней не был даже у Имплевых. Рассудок, впрочем, говорил ему, что это даже хорошо, что
Мари переезжает в Москву, потому что, когда он сделается студентом и сам станет жить в Москве, так уж не будет расставаться с ней; но, как бы то ни было, им овладело нестерпимое желание
узнать от
Мари что-нибудь определенное об ее чувствах к себе. Для этой цели он приготовил письмо, которое решился лично передать ей.
— Что ж вам за дело до людей!.. — воскликнул он сколь возможно более убедительным тоном. — Ну и пусть себе судят, как хотят! — А что,
Мари, скажите,
знает эту грустную вашу повесть? — прибавил он: ему давно уже хотелось поговорить о своем сокровище
Мари.
— Сама
Мари, разумеется… Она в этом случае, я не
знаю, какая-то нерешительная, что ли, стыдливая: какого труда, я думаю, ей стоило самой себе признаться в этом чувстве!.. А по-моему, если полюбила человека — не только уж жениха, а и так называемою преступною любовью — что ж, тут скрываться нечего: не скроешь!..
Он чувствовал некоторую неловкость сказать об этом
Мари; в то же время ему хотелось непременно сказать ей о том для того, чтобы она
знала, до чего она довела его, и
Мари, кажется, поняла это, потому что заметно сконфузилась.
Двадцатого декабря было рождение Еспера Иваныча. Вихров поехал его поздравить и нарочно выбрал этот день, так как наверное
знал, что там непременно будет
Мари, уже возвратившаяся опять из Малороссии с мужем в Москву. Павлу уже не тяжело было встретиться с нею: самолюбие его не было уязвляемо ее равнодушием; его любила теперь другая, гораздо лучшая, чем она, женщина. Ему, напротив, приятно даже было показать себя
Мари и посмотреть, как она добродетельничает.
Мари, увидев и
узнав Павла, заметно обрадовалась и даже как бы несколько сконфузилась.
—
Знаю я, — отвечала
Мари и немножко лукаво улыбнулась. — Михаил Поликарпович тоже, я слышала, помер.
— Ты видался с ней часто? — спрашивала
Мари, как бы ничего по этому поводу не
зная.
— Как не
знаешь? — спросила
Мари.
— Тебе надобно ехать к кому-нибудь и
узнать поподробнее, — продолжала
Мари.
— Прекрасная мысль, — подхватила
Мари. — Он живет в самом этом grand monde и тебе все
узнает. Он очень тепло и приязненно тебя вспоминал, когда был у нас.
Ему всего мучительнее была мысль, что он должен будет расстаться с
Мари, и когда потом с ней увидится, он и того даже не
знал.
Вихров, проводив гостей, начал себя чувствовать очень нехорошо. Он лег в постель; но досада и злоба, доходящие почти до отчаяния, волновали его. Не напиши
Мари ему спасительных слов своих, что приедет к нему, — он, пожалуй, бог
знает на что бы решился.
У Катишь, как мы
знаем, была страсть покровительствовать тому, что — она полагала — непременно должно было произойти между Вихровым и
Мари.
— Все это я
знаю; но вот что,
Мари, не поехать ли и нам тоже с ними? — проговорил Вихров; ему очень улыбалась мысль проехать с ней по озеру в темную ночь.
Вихров, по наружности, слушал эти похвалы довольно равнодушно, но, в самом деле, они очень ему льстили, и он вошел в довольно подробный разговор с молодыми людьми, из которого
узнал, что оба они были сами сочинители; штатский писал статьи из политической экономии, а военный — очерки последней турецкой войны, в которой он участвовал; по некоторым мыслям и по некоторым выражениям молодых людей, Вихров уже не сомневался, что оба они были самые невинные писатели;
Мари между тем обратилась к мужу.
Мари и Вихров оба вспыхнули, и герой мой в первый еще раз в жизни почувствовал, или даже понял возможность чувства ревности любимой женщины к мужу. Он поспешил уехать, но в воображении его ему невольно стали представляться сцены, возмущающие его до глубины души и унижающие женщину бог
знает до чего, а между тем весьма возможные и почти неотклонимые для бедной жертвы!
— Не
знаю, как мне тебя уж и уверить, — отвечала
Мари, пожимая плечами.
— Я решительно не
знаю, неужели существует такая партия и с какой целью? — спросила
Мари.
— Пожалуй, что это так!.. — согласилась
Мари. — И,
знаешь, этого рода чинолюбцев и крестолюбцев очень много ездит к мужу — и, прислушиваясь к ним, я решительно недоумеваю, что же такое наша матушка Россия: в самом ли деле она страна демократическая, как понимают ее нынче, или военная держава, как разумели ее прежде, и в чем состоит вкус и гений нашего народа?
— Не
знаю, согласится ли он, — проговорила
Мари и как-то особенно протянула эти слова.
Неточные совпадения
— Согласятся, верно согласятся, — отвечал я, — когда
узнают Марью Ивановну. Я надеюсь и на тебя. Батюшка и матушка тебе верят: ты будешь за нас ходатаем, не так ли?
Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили
Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна
узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь отвезти к будущему свекру».
— Арестована? Ну, вот… А вы не
знаете, как мне найти
Марью Ивановну?
Знал он тоже, что и Катерине Николавне уже известно, что письмо у Версилова и что она этого-то и боится, думая, что Версилов тотчас пойдет с письмом к старому князю; что, возвратясь из-за границы, она уже искала письмо в Петербурге, была у Андрониковых и теперь продолжает искать, так как все-таки у нее оставалась надежда, что письмо, может быть, не у Версилова, и, в заключение, что она и в Москву ездила единственно с этою же целью и умоляла там
Марью Ивановну поискать в тех бумагах, которые сохранялись у ней.