Неточные совпадения
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам
далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Аммос Федорович. Нет, я вам скажу, вы
не того… вы
не… Начальство имеет тонкие виды: даром что
далеко, а оно себе мотает на ус.
Такие сказы чудные
Посыпались… И диво ли?
Ходить
далеко за́ словом
Не надо — всё прописано
На собственной спине.
Г-жа Простакова.
Не твое дело, Пафнутьич. Мне очень мило, что Митрофанушка вперед шагать
не любит. С его умом, да залететь
далеко, да и Боже избави!
На улице царили голодные псы, но и те
не лаяли, а в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и дома; и только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал
далеко за полночь зловещий свет.
Бригадир понял, что дело зашло слишком
далеко и что ему ничего другого
не остается, как спрятаться в архив. Так он и поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь архива захлопнулась в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками. В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
И было, впрочем, чему изумиться: кругом
не было никакого признака поселенья; далеко-далеко раскинулось голое место, и только вдали углублялся глубокий провал, в который, по преданию, скатилась некогда пушкарская девица Дунька, спешившая, в нетрезвом виде, на любовное свидание.
Вронский и
не смотрел на нее, а, желая прийти
далеко первым, стал работать поводьями кругообразно, в такт скока поднимая и опуская голову лошади.
Дарья Александровна наблюдала эту новую для себя роскошь и, как хозяйка, ведущая дом, — хотя и
не надеясь ничего из всего виденного применить к своему дому, так это всё по роскоши было
далеко выше ее образа жизни, — невольно вникала во все подробности, и задавала себе вопрос, кто и как это всё сделал.
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала от волнения радости и страха. Они отошли так
далеко, что никто уже
не мог бы слышать их, но он всё еще
не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче сказать то, что они хотели сказать, чем после слов о грибах; но против своей воли, как будто нечаянно, Варенька сказала...
Раздевшись, она вошла в спальню, но на лице ее
не только
не было того оживления, которое в бытность ее в Москве так и брызгало из ее глаз и улыбки: напротив, теперь огонь казался потушенным в ней или где-то
далеко припрятанным.
Анна,
не отвечая мужу, подняла бинокль и смотрела на то место, где упал Вронский; но было так
далеко, и там столпилось столько народа, что ничего нельзя было разобрать. Она опустила бинокль и хотела итти; но в это время подскакал офицер и что-то докладывал Государю. Анна высунулась вперед, слушая.
Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется,
далеко расходится с надлежащим, но что остановить движение
не в его силах, что каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что признаться себе в отступлении — всё равно, что признаться в погибели.
На другой день после своего разговора с Карениным Степан Аркадьич, заехав к ней, чувствовал себя столь молодым, что в этом шуточном ухаживаньи и вранье зашел нечаянно так
далеко, что уже
не знал, как выбраться назад, так как, к несчастью, она
не только
не нравилась, но противна была ему.
— Что вам угодно? — произнесла она дрожащим голосом, бросая кругом умоляющий взгляд. Увы! ее мать была
далеко, и возле никого из знакомых ей кавалеров
не было; один адъютант, кажется, все это видел, да спрятался за толпой, чтоб
не быть замешану в историю.
Надобно сказать, что у нас на Руси если
не угнались еще кой в чем другом за иностранцами, то
далеко перегнали их в умении обращаться.
Полгубернии разодето и весело гуляет под деревьями, и никому
не является дикое и грозящее в сем насильственном освещении, когда театрально выскакивает из древесной гущи озаренная поддельным светом ветвь, лишенная своей яркой зелени, а вверху темнее, и суровее, и в двадцать раз грознее является чрез то ночное небо и,
далеко трепеща листьями в вышине, уходя глубже в непробудный мрак, негодуют суровые вершины дерев на сей мишурный блеск, осветивший снизу их корни.
Лицо его
не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень
далеко вперед, так что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы
не заплевать; маленькие глазки еще
не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остренькие морды, насторожа уши и моргая усом, они высматривают,
не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух.
Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему
не нужно ничего, чтобы она
не беспокоилась ни о чем, что, кроме постели, он ничего
не требует, и полюбопытствовал только знать, в какие места заехал он и
далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и
не слыхивала такого имени и что такого помещика вовсе нет.
Да и в словесных науках они, как видно,
не далеко уходили…» — Тут на минуту Кошкарев остановился и сказал: — В этом месте, плут… он немножко кольнул вас.
Смеются вдвое в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые, впрочем, несколько плохо услыхали произнесенные им слова, и, наконец, стоящий
далеко у дверей у самого выхода какой-нибудь полицейский, отроду
не смеявшийся во всю жизнь свою и только что показавший перед тем народу кулак, и тот по неизменным законам отражения выражает на лице своем какую-то улыбку, хотя эта улыбка более похожа на то, как бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
Иван Антонович как будто бы и
не слыхал и углубился совершенно в бумаги,
не отвечая ничего. Видно было вдруг, что это был уже человек благоразумных лет,
не то что молодой болтун и вертопляс. Иван Антонович, казалось, имел уже
далеко за сорок лет; волос на нем был черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, — словом, это было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом.
Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих и печальною своею действительностью, приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека, который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который
не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры,
не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям, и,
не касаясь земли, весь повергался и в свои
далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы.
Впрочем, приезжий делал
не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом,
не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже
не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как
далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края:
не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
— Кошкарев продолжал: — «…в словесных науках, как видно,
не далеко… ибо выразились о душах умершие, тогда как всякому, изучавшему курс познаний человеческих, известно заподлинно, что душа бессмертна.
И что ж? Глаза его читали,
Но мысли были
далеко;
Мечты, желания, печали
Теснились в душу глубоко.
Он меж печатными строками
Читал духовными глазами
Другие строки. В них-то он
Был совершенно углублен.
То были тайные преданья
Сердечной, темной старины,
Ни с чем
не связанные сны,
Угрозы, толки, предсказанья,
Иль длинной сказки вздор живой,
Иль письма девы молодой.
Я стал смотреть кругом: на волнующиеся поля спелой ржи, на темный пар, на котором кое-где виднелись соха, мужик, лошадь с жеребенком, на верстовые столбы, заглянул даже на козлы, чтобы узнать, какой ямщик с нами едет; и еще лицо мое
не просохло от слез, как мысли мои были
далеко от матери, с которой я расстался, может быть, навсегда.
Не к добру повела корысть козака: отскочила могучая голова, и упал обезглавленный труп,
далеко вокруг оросивши землю.
Испуганный жид припустился тут же во все лопатки, как только могли вынести его тонкие, сухие икры. Долго еще бежал он без оглядки между козацким табором и потом
далеко по всему чистому полю, хотя Тарас вовсе
не гнался за ним, размыслив, что неразумно вымещать запальчивость на первом подвернувшемся.
Так распоряжал кошевой, и все поклонились ему в пояс и,
не надевая шапок, отправились по своим возам и таборам и, когда уже совсем
далеко отошли, тогда только надели шапки. Все начали снаряжаться: пробовали сабли и палаши, насыпали порох из мешков в пороховницы, откатывали и становили возы и выбирали коней.
Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился вскачь; а Кукубенко
далеко гнал его через все поле,
не дав ему соединиться с полком.
Безумно летают в нем вверх и вниз, черкая крыльями, птицы,
не распознавая в очи друг друга, голубка —
не видя ястреба, ястреб —
не видя голубки, и никто
не знает, как
далеко летает он от своей погибели…
Не о корысти и военном прибытке теперь думали они,
не о том, кому посчастливится набрать червонцев, дорогого оружия, шитых кафтанов и черкесских коней; но загадалися они — как орлы, севшие на вершинах обрывистых, высоких гор, с которых
далеко видно расстилающееся беспредельно море, усыпанное, как мелкими птицами, галерами, кораблями и всякими судами, огражденное по сторонам чуть видными тонкими поморьями, с прибрежными, как мошки, городами и склонившимися, как мелкая травка, лесами.
Козацкие ряды стояли тихо перед стенами.
Не было на них ни на ком золота, только разве кое-где блестело оно на сабельных рукоятках и ружейных оправах.
Не любили козаки богато выряжаться на битвах; простые были на них кольчуги и свиты, и
далеко чернели и червонели черные, червонноверхие бараньи их шапки.
Далеко понеслось громкое хлопанье по всем окрестным полям и нивам, сливаясь в беспрерывный гул; дымом затянуло все поле, а запорожцы всё палили,
не переводя духу: задние только заряжали да передавали передним, наводя изумление на неприятеля,
не могшего понять, как стреляли козаки,
не заряжая ружей.
Пока
не отнесло лодку так
далеко, что еле долетали слова-крики Меннерса, он
не переступил даже с ноги на ногу.
Может быть, нашла и забыла?» Схватив левой рукой правую, на которой было кольцо, с изумлением осматривалась она, пытая взглядом море и зеленые заросли; но никто
не шевелился, никто
не притаился в кустах, и в синем,
далеко озаренном море
не было никакого знака, и румянец покрыл Ассоль, а голоса сердца сказали вещее «да».
Меж тем как ее голова мурлыкала песенку жизни, маленькие руки работали прилежно и ловко; откусывая нитку, она смотрела
далеко перед собой, но это
не мешало ей ровно подвертывать рубец и класть петельный шов с отчетливостью швейной машины. Хотя Лонгрен
не возвращался, она
не беспокоилась об отце. Последнее время он довольно часто уплывал ночью ловить рыбу или просто проветриться.
И хоть я и
далеко стоял, но я все, все видел, и хоть от окна действительно трудно разглядеть бумажку, — это вы правду говорите, — но я, по особому случаю, знал наверно, что это именно сторублевый билет, потому что, когда вы стали давать Софье Семеновне десятирублевую бумажку, — я видел сам, — вы тогда же взяли со стола сторублевый билет (это я видел, потому что я тогда близко стоял, и так как у меня тотчас явилась одна мысль, то потому я и
не забыл, что у вас в руках билет).
— А, понимаю, понимаю! — вдруг догадался Лебезятников. — Да, вы имеете право… Оно, конечно, по моему личному убеждению, вы
далеко хватаете в ваших опасениях, но… вы все-таки имеете право. Извольте, я остаюсь. Я стану здесь у окна и
не буду вам мешать… По-моему, вы имеете право…
— Родя,
не сердись, я и расспрашивать
не смею. Знаю, что
не смею, но так, два только словечка скажи мне,
далеко куда ты едешь?
На канаве,
не очень
далеко от моста и
не доходя двух домов от дома, где жила Соня, столпилась кучка народу.
Он пошел к Неве по В—му проспекту; но дорогою ему пришла вдруг еще мысль: «Зачем на Неву? Зачем в воду?
Не лучше ли уйти куда-нибудь очень
далеко, опять хоть на острова, и там где-нибудь, в одиноком месте, в лесу, под кустом, — зарыть все это и дерево, пожалуй, заметить?» И хотя он чувствовал, что
не в состоянии всего ясно и здраво обсудить в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.
Бросить его, бросить
далеко, в реку кинуть, чтоб
не нашли никогда.
Авось
не далеко земля!»
Тут в Океан мои затейницы спрыгну́ли
И — утонули...
Лягушка, на лугу увидевши Вола,
Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:
Она завистлива была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
«Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?»
Подруге говорит. «Нет, кумушка,
далёко!» —
«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.
Ну, каково?
Пополнилась ли я?» — «Почти что ничего». —
«Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела
И кончила моя затейница на том,
Что,
не сравнявшись с Волом,
С натуги лопнула и — околела.
Запущенный под облака,
Бумажный Змей, приметя свысока
В долине мотылька,
«Поверишь ли!» кричит: «чуть-чуть тебя мне видно;
Признайся, что тебе завидно
Смотреть на мой высокий столь полёт». —
«Завидно? Право, нет!
Напрасно о себе ты много так мечтаешь!
Хоть высоко, но ты на привязи летаешь.
Такая жизнь, мой свет,
От счастия весьма
далёко;
А я, хоть, правда, невысоко,
Зато лечу,
Куда хочу;
Да я же так, как ты, в забаву для другого,
Пустого,
Век целый
не трещу».
Пора,
Пора тебе за ум хватиться!»
А Мельник говорит: «
Далёко до беды,
Не море надо мне воды,
И ею мельница по весь мой век богата».
Кнуров. Вы можете мне сказать, что она еще и замуж-то
не вышла, что еще очень
далеко то время, когда она может разойтись с мужем. Да, пожалуй, может быть, что и очень
далеко, а ведь, может быть, что и очень близко. Так лучше предупредить вас, чтоб вы еще
не сделали какой-нибудь ошибки, чтоб знали, что я для Ларисы Дмитриевны ничего
не пожалею… Что вы улыбаетесь?
Однажды вечером батюшка сидел на диване, перевертывая листы Придворного календаря; но мысли его были
далеко, и чтение
не производило над ним обыкновенного своего действия.