Наши тонкие струны

Крис Таллик (2024)

Если ты любишь музыку, это роман для тебя. Если просто любишь кого-то — он тоже твой. Потому что это роман о любви и музыке. Крис и Маша — будущие звезды. Пусть даже никто, кроме них, об этом не знает. Макс и Сергей с ними неразлучны. Они только что собрали свою супергруппу и готовы к любым вызовам. Но шоу-бизнес оказывается слишком жестоким, и взрослая жизнь тоже. «Ты — мое солнце, — поется в их песне. — Пусть все говорят, что ночь будет вечной». Они играют всерьез. Они верят в любовь и в музыку. А мы — верим им. Для широкого круга читателей.

014. Шел-шел и устал

Чуть раньше Маша спускалась по широкой лестнице. Между этажами — широкие полукруглые площадки с высокими арочными окнами. Это называют в Питере «парадной», или «парадняком», или еще чем-то таким же возвышенным.

В архангельской хрущевке нет никаких парадных. Там — лестничные клетки. Лучше и не скажешь.

На каменном подоконнике между вторым и третьим сидит Маск.

Увидев ее, он соскальзывает вниз. Он довольно высокого роста и еще немного нескладный. Ну да, он похож на сестру: курносым носом? Зелеными глазами?

Но сегодня он не такой лохматый. Посчитал нужным подстричься?

— Привет, Максим, — строго говорит Маша: она же старше. — Ты чего тут?

— Ну… я просто шел домой.

— Шел-шел и устал?

Нет, Маша не хочет его обидеть. Конечно, этот парень не опасен. Он просто излучает позитив, и Маша легко принимает эти сигналы: я — твой друг, я тебя не ударю, ты мне очень нравишься… Но Макс был бы очень огорчен, если бы понял, что Машка может читать и все остальные его послания. Те, что он никогда не стал бы транслировать. Ну, например: у меня еще никогда не было подружки… то есть так, чтобы по-настоящему, еще ни разу… Потому что я жутко застенчивый, и я сам это знаю… А вот чего не знаю, так это о чем говорить с девушками.

— Я не устал, — говорит он сейчас.

— Ну тогда проводи меня немножко, — предлагает Маша. — Если не трудно.

Ему? Трудно? Да он тут уже битый час ее дожидается. И еще час просидел бы. На холодном-то подоконнике.

Ничего. Ему даже полезно немного остыть.

Они выходят из парадной на проспект. На другой стороне, у Петроградской, остановка автобуса. Вот дотуда они и дойдут. Машка сядет в кресло у окна, помашет рукой Максу, и он послушно отправится домой. Съест сэндвич с сыром, подольше задержится в ванной, а потом пойдет спать. Это же ясно, как день. То есть, как вечер.

Только почему-то на Петроградской они не останавливаются. Не спеша идут дальше. С Максом приятно идти, он не болтает лишнего и не выеживается. К тому же, если посмотреть в навигатор, машкин автобус застрял в пробке где-то далеко за Троицким мостом.

Хоть бы он вообще сломался, думает Макс. Хоть бы они вот так шли и шли вдвоем. Он взял бы Машу за руку, но пока что как-то не получается.

Хорошо еще, что у него не пахнет изо рта. Военная хитрость: он прячет за щекой мятную таблетку.

— Я слышал ту вашу песню, про солнце, — говорит он. — Где гитара и голос. Классно звучит, хотя и на коленке сделано. Хотите, я подложку напишу, с басовой линией? Ну, то есть… хочешь?

— Напиши, — разрешает Маша. — Только там всего два куплета. И припева нет.

— А куда больше? Запилим пока шортс. Чего тянуть-то?

— Шортс?

— Ага. На одну минуту. Прямо на телефоне вертикальное видео запишем. Я уже сюжет придумал… Ну, типа в общих чертах. Снимать надо где-нибудь на крыше, на закате, чтобы фон был яркий. Такой… имбовый будет клип.

— Ты молодец, конечно, — говорит Маша. — Только снимайтесь пока без меня.

— Как это без тебя? А кто петь будет?

— Просто ты не понимаешь…

Да, Макс не понимает. Тогда Маша медленно опускает масочку на шею. Сказать по правде, ей все равно, что он подумает. Разве что немножко интересно: этот парень — такой, как все? Или… не такой? Хотя бы потому, что он брат ее лучшей подруги?

Макс смотрит во все глаза. Девочки в таких случаях закрывают глаза руками.

Кажется, он даже сжал кулаки.

— Ну… ничего страшного, — он неумело пытается врать. — Просто царапина. И потом, можно же что-нибудь придумать. Наложить фильтр в нейросетях… если тебе… неприятно…

— Мне все равно, — говорит Маша.

В молчании они идут до следующей остановки. Ну, или нет: они обмениваются ничего не значащими фразами о музыке и о компьютерных программах. Да, эти фразы ничего не значат, если ты так и не решился сказать главного.

А ведь хотел. Еще пять минут назад.

Автобус нехотя причаливает к остановке.

— Спасибо, Максим, — говорит Маша. — Я поеду.

Темная масочка снова на ней.

Макс беззвучно шевелит губами. Он хочет что-то придумать, чтобы она осталась. Или… чтобы пригласила поехать с ней вместе. Ни один из вариантов, что всплывают в его голове, никуда не годятся. Ни один из вопросов не предполагает ответа. Вот разве что этот, последний:

— Можно мне к вам в группу?

Маша задерживается в дверях:

— Макс… давай лучше завтра про это поговорим?

— То есть можно?

Маша хочет рассмеяться, но видит его сумасшедшие глаза — и отменяет свое решение. И поворачивается к нему. Одной ногой она уже в автобусе. Макс — внизу.

Наверно, водитель видит эти маневры в свое зеркало. И не спешит закрывать двери.

Он тянется вперед. Еще миг, и он ее поцелует. Очень неумело и неловко — чуть пониже уха, к которому крепится черная маска. Он прикоснется к ее уху своим холодным щенячьим носом.

И произойдет чудо. Золотой ангел, ты слышишь? Разве это так трудно?

Но нет. Ночью ангелы спят.

И еще «ментос» во рту мешает. Вот и что с ним делать? Проглотить или выплюнуть?

Водитель в своей кабине сердито стучит пальцем по микрофону, как дирижер по пульту:

— Ш-ш… молодые люди, заканчиваем прощаться…

Макс послушно отступает на шаг. Он хорошо учился в своем десятом классе. Теперь уже в одиннадцатом.

Нет, глупый маленький принц не поцелует принцессу. И она не исцелится. Так и останется… чудовищем.

— Иди домой, Максим, — говорит Маша устало. — Проследи, чтоб у Крис все было в порядке. Увидимся.

Хлоп! Двери закрываются, и автобус отъезжает, мигая желтым поворотником. Сердце Макса сейчас разобьется на части.

Но никто на него даже не смотрит.

Всем все равно.