Первый Встречный

Людмила Павловна Шигапова (2024)

Размеренная и устоявшаяся жизнь в имении князя Галицкого была нарушена требованием императрицы Екатерины полным семейством прибыть на предстоящий сезон в Петербург. Прознав, что у князя дочери на выданье, она решила самолично их просватать. Это немало удивило и насторожило сиятельного князя. Старшая княжна Ярослава ни о чем, кроме лошадей, и думать не желает, но ей первой предстоит выбрать мужа. На кого падет жребий?

Глава 9

— Вот что я надумала, князь, — без предисловий обратилась Анна Алексеевна к своему давнему другу, явившись на другой день в особняк. — Не стоит раньше времени предъявлять Ярославу обществу. Не все знатные семьи вернулись в столицу, да и сама Екатерина в отсутствии. Пусть княжна до приезда Алекс поживет у меня, так мне сподручнее наставлять ее будет, да и молва до царицы загодя не докатится.

— Лучше вы к нам, графиня. Дом большой…

— Вот уж, мерси, ваше сиятельство! Совсем в своей деревне ума лишился. Даже я не могу согласиться на подобный конфуз.

— Пардон, ваша экселенция! — в тон по-французски взбрыкнул Галицкий, а вслед миролюбиво склонился к руке: Прости, Анна Алексеевна, не подумал.

Выслушав предложение Остужевой, Никита запротестовал:

— Но помилуйте, графиня, все, что вы вообразили, совершеннейший бред! Алекс мне голову открутит! Да и не пристало дочери рода Галицких маскарады в обществе устраивать. Что люди скажут?

— Никитушка, — елейным голосом пропела графиня, — мон шер ами Никитушка, с каких, скажи мне, пор князя Галицкого волнует мнение света? Не с тех ли самых, когда увел из-под носа полусотни кавалеров любимую фрейлину ее будущего величества, или с тех самых, когда в присутственном месте разбил нос моему мужу?

Князь виновато промолчал.

— Послушай, последнее, что тебе сейчас нужно, это толпы восторженных юнцов или охотников за приданым, обивающих пороги твоего дома. А они появятся, не сомневайся, как только узнают, что старшая дочь Галицкого, самая богатая наследница империи, вышла в свет.

Конечно, когда ты рычишь на свою дражайшую Алекс у себя в поместье, дрожат чашки в моей чайной гостиной в Петербурге, но я согласна избавить тебя от неустанного бдения подле дочери. Доверься мне и займись своими делами, помни о письме Нарышкина, неспроста он предупреждение прислал, — с несвойственным терпением пояснила графиня. — Решено, на днях я представлю обществу, следует отметить, немногочисленному, так как сезон официально начнется лишь через пару недель, свою дальнюю родственницу… как, говоришь, ее второе имя?

— Мария, — прорычал князь.

— Свою дальнюю родственницу Марию Бересдорф из Пскова, — заключила Анна Алексеевна. — Используя фамилию ее матери, в глазах знати мы даже не будем считаться лжецами. Ярославу под покровом ночи отправишь ко мне.

— Навещать вас позволительно?

— Визиты столичным этикетом предусмотрены. Но на людях при встрече виду не подавай, что родная кровь. Посматривай, да помалкивай. А мне с ней скучать не придется.

С этими словами графиня Остужева подхватила трость, которую неизменно носила на мужской манер, поправила шляпку и царственно удалилась, оставив князя гадать, как он так быстро смог поддаться женской хитрости.

Ярослава без возражений согласилась на переезд. Ей нравилась своевольная графиня: «С ней скучать не придется».

— Мария, — Ярослава не сразу поняла, что обращаются именно к ней.

Сидя в утреннем чепце и простом легком платье в просторной гостиной Анны Алексеевны, она, как могла, поддерживала светскую беседу между графиней и тремя ее дражайшими подругами — первыми сплетницами Санкт-Петербурга — сестрами Ладой и Линой Неплюевыми и почтенной Аполлинарией Смирновой. Дамы, ввиду своего высокого положения, бывали на всех балах и приемах столицы, но в силу отнюдь не молодого возраста к танцам их не приглашали, поэтому все три кумушки могли, не чинясь, предаваться любимому занятию: сплетням и сводничеству.

— Мария, — повторила графиня, — а подай-ка нам чаю.

Вернувшись с подносом и разливая терпкий напиток в фарфоровые чашки со стенками не толще яичной скорлупы, молодая княжна уловила царящее всеобщее возбуждение…

— Вообразите, любезная Анна Алексеевна, в вольеру, полную попугаев, внезапно врывается лев. Какая стать! Какое мужество! Какие поразительные глаза! А в голосе слышатся перекаты горных камней, — закатывая глаза, самозабвенно глаголила одна из сестер Неплюевых.

— Приехал всего пару месяцев назад, но стал главной темой во всех салонах, — подхватила вторая. — Поговаривают, что фрейлина Ф., встретив его в Царском Селе, куда пресловутый шотландец явился в килте добиваться высочайшей аудиенции, намеренно рухнула перед ним в обморок, дабы узреть скрытое.

— И что же она узрела? — со смехом спросила графиня.

— Доподлинно неизвестно, бедняжка целую неделю молчала…

— Держу пари, матушке-царице специально не докладывают обо всех статях шотландца, — вступила в разговор Аполлинария, — иначе, помяните мое слово, он был бы немедля принят. Ах, признаться, только один мужчина в жизни своим видом произвел на меня столь же неизгладимое впечатление.

— Смею полагать, ваш муж, достопочтенный Никодим Гаврилыч, — умело скрывая иронию, произнесла хозяйка дома.

— Что вы, душа моя, муж мой, царствие ему небесное, был скорее не Аполлон, но сатир, благо нравом обладал покладистым и спокойным, да наградил меня сыном, который обликом своим и характером пошел скорее в мою родню, нежели в Смирновых. — Тут пожилая матрона скосила глаза на Ярославу и, обернувшись к ней, заметила: — Жаль, Машенька, что не знались ранее, могли бы и вас рассмотреть, а так, в прошлом году обженили моего Аркадия Никодимовича на дочке купца Пирогова. Сами понимаете, душеньки, приданое в наше время ценность необходимая, а родословие высокое и по отцу передать можно.

— Так кто же, дражайшая, так впечатлил вас тогда, что до сих пор из памяти не изгладился?

Аполлинария заговорщицки обвела взглядом подруг и нарочито медленно, словно смакуя каждое слово, произнесла:

— Князь… Никита Сергеевич Галицкий…

Имя это вызвало благоговейный стон из уст обеих сестер Неплюевых, а Ярославу заставило пораженно уставиться на окружающих ее сплетниц. Конечно, она понимала, что ее отец достаточно привлекателен, но даже подумать не могла о том эффекте, который он производит на особ противоположного пола.

Между тем Лада сказала:

— Помяните мое слово, этот сезон в Петербурге обещает быть поистине грандиозным. Горе тому, кто его пропустит! — Растягивая слова, чтобы поддержать интригу, она продолжила: — Вчера довелось проезжать мимо… — сделав многозначительную паузу и понизив голос до шепота, не сбавляя при этом его громкости, Лада торжествующе завершила: — Дом Галицких открыт!

Благородное собрание ахнуло в очередной раз.

Лина сочувствующе посмотрела на Ярославу и затараторила:

— Машенька, искренне вам рекомендую, нет, требую найти себежениха, не медля. Князь и княгиня Галицкие по настоянию самой царицы Екатерины выводят дочерей в свет.

— Не вижу связи, простите, — растерялась Ярослава.

— Как же, душенька, младшая из трех княжон для замужества мала еще, но две старшие — главный трофей сезона. Самые завидные невесты в империи. Гонка, поди, началась уже. С удовольствием понаблюдаю, кто же придет первым. Думаю, подруги, немного обождем, присмотримся, а потом можно будет и ставки делать на победителя.

Ярослава побледнела и, с трудом сдерживая недовольство в голосе, в недоумении спросила:

— Как же так, ведь их еще и не видели даже?

— Да разве ж видеть обязательно? Роду древнего, именитого, приданое за каждой такое, что и на десять семейств хватит, князю только и остается, что из кандидатов выбрать, кого посчитает подходящим.

— Князю? — пролепетала Ярослава. — А сами княжны что же?

— Ну, скажешь, Машенька, не служанки же они какие-нибудь, чтобы самим себе мужа определять, мнение, может, и выскажут, но решать всеодно князю…

— Или императрице, — задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла, заключила Анна Алексеевна.

Наконец, довольные собой и сложившейся беседой, пообещав непременно поведать знакомым о несомненных достоинствах девицы Бересдорф и договорившись встретиться завтра на музыкальном вечере у Лунёвых, визитерши отбыли восвояси.

Ярослава стянула с головы тесный чепец и с наслаждением тряхнула ставшей свободной головой.

— Ну, княжна, полагаю, выводы ты сделала.

— Да, Анна Алексеевна, готовлюсь стать призом, трофеем и…

— Об этом еще поговорим, завтра, после того, как в свет выйдешь, а пока скажи, как ты нашла этих кумушек.

— Очень занятны, — ничуть не кривя душой, ответила Ярослава. — Аполлинария, кажется, довольно добра, Неплюевы, наверное, тоже. Знаете, у них очень необычные имена, впервые такие встречаю.

— О, старая история. Представь себе, бедняжек угораздило родиться в самый разгар Петровских реформ. Отец их, боярин Неплюев, в рвении своем услужить государю, да не растерять накопленные богатства, не только бороду сбрил одним из первых, но и дочерей-близняшек назвал именами вычурными, подобрал на европейский манер, крестили, само собой, под другими.

— Эллада и Эллина, — повторила Ярослава непривычные имена. — Софья сказала бы — Баллада да Былина, им так, осмелюсь предположить, даже больше подошло бы.

И обе женщины залились смехом, оставляя позади напряжение утра.

На музыкальный вечер к Луневым съехалась немногочисленная аристократия, бывшая на тот момент в городе, числом не более сорока человек. Ярослава стараниями Анны Алексеевны и ее модистки выглядела ровно так, как подобает молодой дебютантке из провинции: свежо, но не слишком броско. Шелковое верхнее платье, расшитое незабудками и васильками, нижняя юбка в тон; из украшений — серьги в виде голубей, держащих грушевидной формы жемчужины и такое же колье. Золото волос скрывал аккуратный напудренный паричок. Лицо тоже слегка припудрили, а над верхней губой поставили мушку. Девицу Марию Бересдорф предстояло впервые явить столичному обществу.

Расторопный лакей помог прибывшим особам спуститься с подножки кареты, и Анна Алексеевна под руку со своей протеже направилась к небольшому каменному особняку, стоявшему чуть в отдалении от подъездных ворот.

— Игнатий, милейший, прибудешь за нами ровно три часа спустя, — обратилась графиня к кучеру.

— Слушаюсь, барыня, — ответствовал тот, доставая из-за пазухи карманный хронометр и намеренно поворачивая его так, чтобы лучи закатного солнца отразились на золотой полированной крышке. Встречающий лакей, аж, присвистнул от зависти, а Ярослава поняла, что сегодня же весть о богатстве и щедрости графини станет известна всем слугам, а через них — и господам.

— Браво, Анна Алексеевна, мне у вас еще учиться и учиться, — тихо заметила Ярослава.

— Голубушка, я состою при дворе с тех самых пор, как познакомились твои родители, все эти тонкости, уловки и неписаные правила уже давно часть моей жизни, признаться, многие из них я сама и придумала, — проговорила графиня и с приличествующей случаю улыбкой направилась приветствовать хозяев и представить им свою подопечную.

Вечер проходил чинно и благопристойно. Облаченная в римскую тогу арфистка неплохо музицировала, составляя на редкость гармоничный дуэт с приглашенным альтистом.

Дочка хозяев Ксения приняла Ярославу как давнюю подругу и премило щебетала, рассказывая о прошлогоднем своем дебюте, о друзьях и знакомых, которыми успела обзавестись, и о предмете своего обожания — Павле Черкасове, отпрыске графского рода, который, как только начнется сезон, непременно сделает ей предложение.

— Павлуша вернется из родового имения вместе с родителями, и на первом же балу, где нам доведется оказаться вместе, станцует со мной два танца кряду. Об этом мы с ним условились еще летом. — Тут девушка хихикнула: — Видишь, там на кушетке две важные дамы, сестры Неплюевы. Вообрази, у каждой на поясе висит специальная книжечка, в которой они со всем тщанием записывают, кто, на каком балу, с кем и сколько раз станцевал. Нынешние правила света таковы, что более одного раза за вечер с кавалером можно танцевать только в исключительных случаях, а уж два раза подряд — означает скандал, либо помолвку.

Ксения рассмеялась в восторге от собственной смелости, но совершенно серьезно добавила:

— Родители позволили нам эту милую шалость перед оглашением, ведь это, пожалуй, единственное приключение, которое ждет меня впереди. После свадьбы я, несомненно, планирую быть примерной женой и матерью. Так и вижу себя в родовом имении на лужайке, поросшей изумрудной травой, непременно в лазоревом, в руках — корзинка со снедью, на голове — шляпка с лентами, а вокруг резвятся…

— Жеребята, — вслух озвучила воображаемую картинку Ярослава и тут же смущенно осеклась.

— Я хотела сказать ребятишки, — ничуть не обидевшись, мягко пожурила новую подругу Ксения. — Но, позволь, ты, верно, очень любишь лошадей, раз о них вспомнила. Друг моего папеньки граф Афанасьев держит свой конезавод. Да вон он сам, с папенькой беседовать изволит, подойдем к ним.

Не успели подруги поравняться с чинно беседовавшими господами, как дворецкий объявил:

— Его превосходительство князь Никита Сергеевич Галицкий!

Ярослава хотела резко развернуться и поскорее отойти в сторону, чтобы не встретиться с сиятельным отцом, но Ксения удержала ее за руку и прошептала:

— Да ты чего, глупенькая? Не бойся, князь, хоть и влиятельный вельможа, но не укусит же, право слово. Папенька сказывал, что человек он хороший и достойный во всех отношениях, с людьми держится ровно и вовсе даже не высокомерно. Скоро дочерей своих вывезет в свет, они примерно нашего с тобой возраста. Представляешь, Машенька, как здорово будет, если мы с ними подружимся, здесь-то и поговорить не с кем, а молодые княжны наверняка образованы, умны и интересны!

Продолжая весело щебетать, Ксения подвела Ярославу к хозяину дома и его гостям. Девушки остановились в двух шагах и почтительно замерли, ожидая, когда их заметят.

— Никита Сергеевич, позволь представить мою старшую дочь Ксению и подругу ее, девицу Марию Бересдорф — родственницу графини Анны Алексеевны Остужевой, находящуюся под особым ее покровительством.

Девушки склонились в реверансе.

— Рад знакомству, сударыни, — произнес князь низким бархатным голосом, а Ярослава поразилась тому, как этот обволакивающий тембр завсегдатая светских салонов отличается от привычных интонаций отца. — Полагаю, я должен представить вам нашего общего друга — Михаил Александрович Афанасьев, граф, конезаводчик.

Граф Афанасьев щегольски щелкнул каблуками, резко кивнул и постарался увлечь молодых особ рассказом об устраиваемых им в ближайшие дни скачках на английский манер.

— Событие, прямо скажу, для круга небольшого, можно сказать, репетиция. А уж, ежели пройдет гладко, да публике интересно, порадую матушку-царицу подобным развлечением. Милостивые судари и сударыни, в субботу пополудни покорнейше прошу на манеж за Зимним Дворцом.

Князь Галицкий обещался непременно быть. Будничным тоном он заметил:

— Моя старшая дочь Ярослава весьма увлечена лошадьми. Ожидаю приезд семьи в самое ближайшее время, а пока, Михаил Александрович, готов пожертвовать, скажем, пятьдесят рублей серебром на приз победителю.

Граф, услышав новость, пришел в неописуемый восторг, начал рассыпаться в благодарностях и продолжил бы это делать, если бы не подошедшая хозяйка дома в сопровождении Анны Алексеевны. Еще несколько минут все обменивались дежурными комплиментами, пока графиня, подхватив Ярославу под руку, не попрощалась с уважаемым собранием.

— Никогда больше не стой с ним рядом, — процедила она девушке, — вашу кровь княжескую за версту видно, ты даже голову поворачиваешь в точности как он. Ума не приложу, как еще сестры Неплюевы до сих пор это не заметили.

Молодая княжна покраснела от гордости: во всем походить на отца было ее мечтой с самого детства.

Игнатий подал карету вовремя, на этот раз на запятках был верный Миколка, облаченный по случаю в ливрею и парик с косичкой. Парень раздувался от важности, что, однако, не мешало ему зорко смотреть по сторонам и подмечать каждую деталь окружающего пространства, привычка, сформированная еще в деревне, когда нужно было прикрывать от господ все шалости и чудачества хозяйки.

— Ну, как, моя дорогая, твой первый выход?

— Признаться, все, как и в родной деревне: молодых кавалеров не было, одни скучающие завсегдатаи, но я все время провела с Ксенией Луневой, она оказалась довольна мила.

— Соглашусь, хорошая девушка и совершенно беззлобная, к тому же помолвлена, достойная семья, знатный род. Дружба с ней нисколько не навредит твоей репутации. Удачно я выбрала Ксюшу тебе в подруги.

Глаза Ярославы полыхнули опасным блеском, графиня поняла, что своенравной княжне совсем не по нутру пришлась мысль, что в очередной раз за нее все решили. Она оказалась права. Еле сдерживая рвущуюся наружу ярость, девушка произнесла:

— С самого моего приезда сюда за меня все время что-то решают: где жить, куда пойти, что надеть, с кем дружить. Неужели я сама не в праве? Неужели женщина годится лишь для того, чтобы найти себе мужа и потом на изумрудной лужайке родового поместья пасти… ребятишек?

Столь пылкая речь ничуть не впечатлила графиню.

— Ты еще очень юна, княжна, — сказала она, похлопывая Ярославу кончиком веера по колену. — Юна и неопытна. Наш век открывает перед женщиной невиданные перспективы, на троне уже третья императрица, и такой порядок вынуждает мужчин считаться с нами как никогда. Но! — она сделала намеренное ударение на слове «но». — Статус пока еще решает все. Что позволено замужней даме, не позволено девице. Понимаешь меня? Выбери себе супруга, подари ему наследника, и впоследствии, следуя правилам хорошего тона, муж не станет докучать тебе своим обществом, Домострой отменен, ты вольна будешь поступать, как вздумается. Таков порядок. Чем скорее ты примешь его, тем легче будет в дальнейшем.

Ярослава вспомнила, как французский гувернер месье Жан-Жак вдалбливал в них с сестрой основы логики. Эту науку княжна никогда не любила, предпочитая руководствоваться сердцем и чувствами. Вот и сейчас слова графини звучали более чем логично, но облегчения это не приносило.

Смиряясь с неизбежным, Ярослава сказала:

— Я понимаю, о чем вы, графиня, обязательно подумаю о ваших словах на досуге, но, боже мой, как же хочется совершить хоть что-либо необычайное, дух захватывающее, тем более, что в ближайшее время меня ждет участь, не завиднее, чем у Ксюшеньки Луневой.

— И чего бы тебе хотелось?..

…Карета остановилась перед роскошным особняком графини. Сияющий Миколка распахнул дверь и, помогая спуститься, протянул дамам руку, затянутую в белоснежную перчатку. Парик с буклями делал его лицо старше, ливрея графского дома сидела безупречно; если бы не широченная улыбка, можно было бы подумать, что он потомственный вельможный лакей в третьем колене. Ярослава задумчиво окинула взглядом своего слугу и, подбирая подол платья, находу заявила:

— Быстро же ты нахватался столичного лоску, парень! Следуй за нами, есть дело…