Саврасы без узды. Истории из купеческой жизни

Николай Лейкин

Этот сборник юмористических рассказов из жизни купечества и других примечательных типажей — от чиновников до бедняков — показывает жизнь петербуржцев с самых разных сторон. Раскрывает их отношение к техническим новшествам, найму прислуги, правам жильцов, показывает, как вели себя люди на праздниках: как церковных, вроде Пасхи, так и светских, например, на Новый год и именинах. Оказывается, многие так не желали праздновать собственные именины, что сказывались больными или отсутствующими, но и это их не спасало, потому что ушлые гости приходили угощаться и без приглашения. Не обходит вниманием приметливый автор и совершенно особенное дачное сообщество. В конце XIX — начале XX века петербуржцы предпочитали нанимать дачи в надежде отдохнуть на свежем воздухе, но там их подстерегали другие коварные удары судьбы, например, бешеные собаки… или прельстившиеся симпатичным соседом жены.

Наем лакея

Купец Рублевкин разбогател, приснастился каким-то «соревнователем» при приюте и решил жить на широкую ногу, «по-господски». В его зале появились два рояля, в углах гостиной — статуи, стены покрылись картинами в широчайших золотых рамах, и у окна был поставлен акварий «со всякой змейной мерзостью». Прежде в комнатах прислуживала только женская прислуга да мальчишки из собственного лабаза, а теперь решено было нанять лакея. Лакей явился наниматься. Купец принял его в столовой. Тут же сидела и жена его.

— Прежде всего: имя твое? — спросил купец, осматривая лакея с ног до головы.

— Антиподист, — отвечал лакей.

— Ох, какое имя-то! Вот господа с такими именами лакеев не берут. У них Иван или Федор.

— Помилуйте, имя тут ни при чем. Мы у графов с таким именем живали. А я так себя считаю, что даже с дворецким могу быть вровень.

— Куда тебе до дворецкого! Рылом не вышел! Дворецкие завсегда такой в себе вид содержат, чтобы наподобие собачьей образины из мордашек. Опять же, брюхо мало и в плечах жидковат. А я себе вот такого-то и ищу, чтобы важность была.

— Брюхо тут ни при чем-с. Оно и было у меня, да я его в больнице потерял. Судите сами: целый месяц на овсянке вылежал. А теперь на купеческих хороших хлебах я его живо наем. Опять же, ежели пару пива в день припустить…

— Ну а физиономия?

— И на физиономию вы теперь не смотрите. Долго ли щеки нагулять? Мне ежели длинные бакены остричь и чиновничью колбаску на скулах сформировать, то я совсем мордашка. Все дело в том, какое выпучение глаз делать, ну а мы уж это туго знаем. На даче летом изволите живать?

— Живем.

— Ну и отлично-с. Вы только посмотрите тогда, как я буду во фраке и белом галстуке за воротами стоять — от посланнического лакея не отличите. Ногу вперед, а голову кверху… Все дело в сноровке.

— Постой, постой… А голос? Мы так трафим — как в господских домах.

— Голос у меня, что твоя труба. Дозвольте сейчас крикнуть: «Карету графа Трусова!»

— Зачем же чужое имя? А ты рявкни так: «Карету Рублевкина! Семен, подавай!»

— Карету Рублевкина! Семен, подавай! — закричал лакей.

— Ох, ох, оглушил совсем! — замотала головой купчиха.

На крик прибежала горничная и остановилась в недоумении.

— Ну чего, дура, глаза выпучила? — сказал купец. — Пошла вон! Нешто ты Семен?

— Кучера Семена прикажете позвать?

— Пошла, говорю, вон! Голос ничего, — обратился купец снова к лакею. — Одно вот только: насчет телесного сложения меня сумнение берет.

— Насчет телесного сложения будьте покойны. Оно будет к лету. Купеческие хлеба — не господские.

— Ну, то-то. Ведь лакей — не кучер. Ему ватную поддевку под фрак не наденешь, подушку в брюхо не сунешь. Ты толокно попробуй есть. Ежели буду замечать, что полнеешь, — ливрею тебе с запасцем сошью, а нет, так уж не прогневайся: в шею.

— Заслужим-с. Супругу вашу сопровождать будем в лучшем виде. Мы к этому склонны.

— Да куда меня сопровождать-то? Я только в баню… а то сидьма дома сижу, — вставила слово купчиха. — Вот разве ко всенощной…

— Мавра Потаповна, не возражай, коли умного говорить не можешь, — остановил ее муж. — Ну а как же цена? Сколько тебе жалованья? — спросил он лакея.

— Керосин и свечи сами будете закупать? — задал тот в свою очередь вопрос.

— Это, брат, я завсегда сам закупаю.

— Часто ли у вас картежная игра бывает?

Купец покосился.

— Ты думаешь насчет драки? Нет, у нас насчет этого благородно, разнимать не придется, — сказал он. — У нас дом обстоятельный. Постукают по три рубля, да и разойдутся мирно.

— Нет, я не к тому-с. А что лакею от карт барыш, ежели по два рубля карты поставлять.

— За карты я себе на икру да на сига удерживаю.

— Себе? Помилуйте, да это конфуз. Вот уж в господских домах этого не делают.

— Не рассуждай, братец. Этого я не люблю. Ну да уж так и быть: будешь тело нагуливать, так я тебе за твое старание и карточный доход отдам. А в карты у нас играют каждую неделю.

Лакей задумался.

— Коли ежели без керосину и без свечей, то двадцать рублей в месяц и горячее отсыпное.

— Фю-фю! — просвистел купец. — Тяжело поднимаешь, авось домой не донесешь. Я думал, рубликов десять или двенадцать. У меня в лабазе молодцы по двадцати рублей получают.

— Молодцы нам не указ-с. Они без образования, а мы всякую деликатность знаем. Теперича у вас салфетка на тарелку блином кладется, а мы из нее сейчас конверт сделаем или пирамиду с рогами. Сортировка гостей тоже нам известна. Опять же, и насчет просителев: кого принять, кого в шею. Это мы тоже знаем. Я вам, сударь, такую методу заведу, что дом-то на графскую ногу поставлю.

— Ой?! А не врешь?

— Да уж будьте покойны. И супруге вашей расскажу, как с собой графини поступают. Пущай собачку заведут — совсем иная ступня у них будет. Какое вино после какой еды пить — это нам тоже известно.

— Ну, так вот что, Антиподист: ты за пятнадцать рублей на графский фасон заводку-то мне сделай. А что насчет горячего — у нас чаем хоть обливайся.

— Обидно, сударь, коли кто в графском доме за двадцать живал, с купеческого пятнадцать взять. Вы уж двадцать-то рублей положьте. Ну что вам пять целковых? На куль овса полтину накинул — десять кулей и пять целковых. А уж довольны останетесь. Мы и вас-то графом соорудим.

— Ну ладно. Только с молодцами не якшаться, вина им не приносить, горничную не трогать.

— Что нам ваши молодцы — помилуйте! У нас графский управляющий кум, а насчет горничной, нам женский пол — хоть бы его и век не было. Когда переезжать прикажете?

— Постой. Не можешь ли ты Иваном или Федором зваться? Нам Иваны как-то больше ко двору приходятся.

— Сделайте одолжение. Тут разницы не состоит.

— Ну так будь ты Иван и переезжай к нам во вторник, в легкий день, — закончил купец.

Лакей поклонился.