Мир Ванты Ху
Когда зов предков сильнее смерти… Они могли быть счастливы вместе, но предпочли бежать из этого мира. Помощник бурового мастера Егор Плещеев «увёл» юную супругу олигарха из Петербурга, по её собственному желанию найти в мистической Югре поселение своих предков-хантов и… умереть, чтобы возродиться для иной жизни со своим возлюбленным.
Оглавление
Купить книгу
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Мир Ванты Ху» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Аномальное
Одну из подобных историй хотелось бы выделить особо. Поведал о ней помощник бурового мастера Егор Плещеев. Достойная, странная, необычная, на наш взгляд, повесть о любви.
Начиналась киноэкспедиция в край нефтяников, буровиков, охотников, рыболовов и шаманов в жанре бурного «экшна»17.
Прописав первый «драфт»18 четырех серий с «черновыми» диалогами персонажей, Сценарист, в качестве исполнительного продюсера, первым отправился в Сургут. Надо было познакомиться с начальством и сотрудниками «СургутИнформТВ», телекомпании, которую местные власти края «настоятельно» попросили содействовать съемкам будущего телесериала. Предстояло так же подготовиться к прилёту московской группы, забронировать номера в гостинице, заказать транспорт, договориться с пропитанием в столовой и многое другое. Осветительную, звуковую и видеоаппаратуру должны были подвезти к началу съемок специалисты телекомпании «Югра» из Ханты-Мансийска.
Первые же дни принесли Сценаристу немало сложностей в подготовке к съемкам, приходилось обзаводиться новыми знакомыми. Произошло немало интересных, полезных, необычных встреч.
В час ночи следующего дня после прилёта, с «ресепшена» гостиницы позвонили в номер, сообщили: пришел гость. Какие могут быть гости у приезжего москвича, кто не успел даже прогуляться по городу нефтяников и буровиков?
В номер ввалился высоченный, сухощавый парняга с серьезным лицом бандита, в цивильном, черном костюме охранника. Узкоплечая оглобля, жилистая, закрученная тугой пружиной для драк и сражений. В покое он не мог находиться ни минуты, размахивал руками, ходил, нервно и возмужденно, по номеру. Добродушно улыбнулся, сунул твердую лопату ладони для знакомства, представился:
— Серёга!
— Аналогично. Тёзка, — приветливо ответил Сценарист, пригласил незнакомца присесть в кресло. Сам оставался босым, в мятой футболке. Спортивные бриджи успел натянуть перед нежданным приходом стремительного гостя.
— Ниче, ночью вот так ввалился? Только вернулись в Сургут.
— Нормально. Привык в цейтноте жить и работать.
— Будем обеспечивать вам охрану на съемках, — доложил Серега. — Начальство обязало.
— Какое начальство? — уточнил Сценарист.
— СНГ19. Лично Богданов20. Мы из его охраны.
— Круто!
— Кино у нас будете снимать?
— Телесериал.
— Круто! — теперь уже повторился Серёга. — Ты же продюсер?
— И сценарист.
— Здорово! Эх, ссовсем другая жизнь: кино, театр! Всегда мечтал сняться в фильме, но постоянно — обломы. То занят, то в разъездах. У нас тут в городе тоже много снимают для телевизора.
— «ИнформТВ» работает. Будем с ними сотрудничать. Прилетит наш режиссер, думаю, для съемок понадобится много народа. У нас уйма эпизодников в кадре: нефтяники, рыбаки, бандиты…
— О! — оживился Серёга. — Хочешь, настоящих сургутских бандитов покажу? Познакомлю. Погнали в ресторан. У них там сейчас сходка.
Приезжему москвичу, для проверки на «вшивость», пришлось экстренно одеваться, не задавать лишних вопросов. Само собой, отказываться от «заманчивого» приглашения было нельзя. Сценарист сам был из авантюристов, часто и охотно следовал «путеводителям судьбы». «Судьба» не подводила. Разумеется, надо было прислушиваться к «внутреннему голосу». «Голос» в этот раз лениво возмущался: «Обалдел? Куда ты попрёшься, на ночь глядя? Утром нельзя? Или завтра вечером?».
Серёга вызвался быть личным телохранителем «продюсера» и подбодрил:
— В городе всё схвачено! Всё будет, как надо! Найдутся фотки с фильмов или еще чего, киношного показать браткам? — спросил он. — Да и самому интересно!
— Фотопробы актеров привез, предварительный «выбор натуры». Возьму альбом. Записали в Москве пару песен. Возможно, войдут в сериал. Могу кассету прихватить.
— О! Захвати! Жду внизу.
«Летучий боевик» Серёга ждал на парковке у гостиницы, сидел с распахнутой дверцей за рулем грязно-зелёного, как броневик, джипа «Cherokee», с мятым капотом, крышей и бортами. Лобовое стекло джипа было разбито, с мутной воронкой трещин — вмятиной со стороны пассажира, кто-то явно врезался лбом в стекло изнутри салона.
— Дааа, — сразу пояснил Серёга, — слетели в овраг. Костя башку разбил напрочь! Отвезли в больничку.
Серёга перегнулся через спинку водительского кресла назад, накинул драное гостиничное покрывало на заднее кожаное джипа, прикрывая запекшуюся кровь, хрустящую на кожаной обивке кресел.
— Кровищи с него, как с резаного. Ниче, жить будет. Завтра машину отмою. Поставлю в ремонт. Погнали?
Вставили аудиокассету в магнитолу. Серёга «врубил» музыку «на полную катушку». Шел третий час ночи. Сине-черный фасад гостиницы мрачно пялился с третьего этажа единственным желтым глазом номера, где Сценарист забыл выключить свет.
Под рокот саунда21, с рабочим названием «Тайга», музыкального «трэка»22 к будущему сериалу, подкатили к затемненному одноэтажному ресторану с летней верандой у чёрного берега Оби.
Широченная река мрачно поблескивала под синим обломком луны, и выглядела дорогой из застывшей вулканической лавы.
Серёга сходил внутрь ресторана. Через пару минут на присыпанную песком парковку вывалилось человек тридцать парняг в спортивных костюмах, кожаных куртках, цивильных белых рубашках. Среди них выделялся мрачный Верзила в «спортивке» — красной-белой куртке.
— Главный. Бельмастый. Сам боюсь, — прокричал «по секрету» Серёга, вытащил кассету из магнитолы, негромко добавил в тишине:
— Браткам сказал, кинопродюсера из Москвы привез. Выходим. Руку не тяни, только, когда сами подадут. Никому не говори «спасибо». Кивни башкой, — достаточно. Многие отсидели по два — по три срока. Нормальные пацаны. Идём.
Сценарист храбро выбрался из джипа, навстречу к толпе живописных, мрачных парняг, рассказывать про кино. Верзила, с синим, «лунным» бельмом на левом глазу, вяло рассматривал правым «залётного киношника», руки для знакомства не протянул, махнул призывно всей «братве», мол, погнали дальше продолжать.
Встреча в ресторане затянулась до утра.
Туманная даль над Обью засинела и обозначила сизую зубчатую стену тайги на другом берегу.
Сценарист уезжал в гостиницу с охапкой вяленого муксуна, завернутой в газету, и тремя бутылками кедровой водки.
— Братва приняла, — сообщил довольный, выпивший Серёга на обратном пути. — Проблем в Сургуте не будет. У тебя лично. Других будем смотреть.
Серёга родился на Камчатке, в поселке геофизиков и промысловиков близ Петропавловска. Служил в морской пехоте «неподалёку», в Находке. Остался по контракту, но «припахали» в спецназ и перекинули в Сургут. После «дембеля» уезжать не захотелось. Прибился в личную охрану.
Он гнал свиристящий двигателем, разбитый, перемятый джип по городу с огромной скоростью, будто собирался взлетать на прямых участках улиц.
— Нормальная тачка! — радовался Серёга за джип. — Живучая! Завтра поставлю перебрать движок.
«Внутренний голос» Сценариста, похоже, трусливо затих и «отдался» на волю Случая. Добрались до гостиницы без приключений.
Через неделю Сценарист перезнакомился со многими в городе, в том числе, и с руководством СНГ, градообразующей компанией не только Сургута.
На одну из дружеских, вечерних посиделок в кафе подошел буровик Егор Плещеев. Неутомимый «боевик» и «коммуникатор», Серёга притащил «на сходку» историка по образованию, «местного клоуна» и «потрясного рассказчика».
Сценаристу не пришлось уговаривать буровика «расчехлить хлебало», как шутливо приказал Егору жизнерадостный и неуёмный Серёга.
Среди пьяной, разгульной компании Плещеев разглядел желающего, умеющего слушать, подсел ближе и сразу доверился приезжему, незнакомому человеку. Начал свой рассказ Егор необычно, странно и несколько формально и заученно, словно на этой фразе его переставали слушать.
— Был бы я писателем, начала бы рассказ так: «Он ушел из жизни в тридцать два года, но прожил долго и счастливо с любимой женщиной… Знаете, большая редкость, счастливый случай, один — на миллион, — встретить любимого человека. Редкое везение обрести такую счастливую Судьбу. Чаще люди сожительствуют рядом по дурной привычке, по дружбе, привязанности или из-за детей. Это серая, унылая жизнь. Она быстро стирается из памяти не только живущих. Бывает, вспыхнет страсть к женщине, к девушке. Но она быстро гаснет, исчезает. Год, два — и остываешь… Опять ждешь, надеешься, мучаешься. Ждешь чувств, страданий, переживаний. Любви… — Егор призадумался и продолжил низким, измененным голосом, словно изнутри говорил другой человек:
— Он уходил из жизни в тридцать два. Впереди ждал багровый закат. Он спешил уйти следом за любимой женщиной. Он был уверен: ТАМ их ждет Вечная Любовь.
— Красиво. Самому писать рассказы, повести не приходилось? — спросил Сценарист.
— Времени не хватает. Терпения. Усидчивости. Да и кому это нужно? Вот вы, зачем пишете? Сценарии. Знаю, роман написали. Книжки издали. Зачем?
— Раньше на бумагу, теперь в буквенное поле «ноута»23 можно излить свои впечатления, чувства, переживания, радость, горе. Поделиться. С самим собой. Если не можешь не писать, — пиши. Такая простая формула.
— И это правильно, — согласился Егор.
Буровик Плещеев был серьезным, мудрым человеком. За неприметной внешностью скрывалась глубина осознания примитивной земной жизни. Хотя «боевик» Серёга и назвал его «клоуном», но это лишь означало: Егор не вписывался своей личностью, образованностью, образом жизни, в непритязательный мир работяг, озабоченных заработками, отдыхом у Черного моря или «за бугром», «теплой, красивой бабой под боком». Ещё детьми. Но это по случаю «залёта» и «для продолжения рода».
— Рассуждаете как старик, умудренный опытом. Сколько вам сейчас? — спросил Сценарист.
— Давайте на «ты». Не против?
— За. Сколько тебе сейчас?
— Двадцать восемь, — ответил Егор.
— Почему решил уйти из жизни в тридцать два?
— За меня решили, — отвечал Егор с мягкой улыбкой философа. По утомленному, изможденному виду, обветренной, загорелой кожи лица и рук, вполне еще молодого человека было видно: буровику пришлось многое пережить в жизни. Он щурился задорно, как мальчишка, кто задумал подшутить над собеседником. Но подшутить сложно, затянуто, увлекательно.
— О многом знаю наперед. По жизни больше не суечусь. Успокоился. Иду медленно. Дышу ровно, — сказал Плещеев.
До начала съёмок телесериала, приезда группы из Москвы оставалась неделя. Время, свободное для посиделок, по вечерам еще было предостаточно, можно довериться рассказчику. Минут через десять случайная компания в кафе отвлеклась на свои, шумные, застольные беседы, обо всём и ни о чём, с пьяными выкриками, нелепыми тостами. Сценарист, как самый заинтересованный, предложил Егору перебраться в его номер на третьем этаже гостиницы и продолжить чаепитие с беседами.
Они собирались уйти «по-английски», ни с кем не прощаясь, направились к выходу. Подпитой, с мутными глазами, неунывающий Серёга с другого конца застолья лишь вскинул кулак в испанском жесте «Но пасаран!»24.
В блоке из двух номеров, одноместный представлял собой скромную комнатку метров на десять квадратных. С кроватью с деревянными спинками, шкафчиком для одежды, креслом, стулом, традиционным крохотным телевизором на кронштейне, закрепленным на стене на уровне головы.
Рассказчик расположился в кресле у журнального столика. Сценарист вскипятил воду в походном электрочайнике, заварил в граненых стаканах японскую сенчу25. Он был любитель зеленых чаев.
— С чего ж начать? Вернее, продолжить. Если вам действительно интересно, — прогудел Плещеев как бы нерешительно, впрочем, уже был совершенно уверен, приезжий «писатель для кино» проглотит с удовольствием и благодарностью любую, самую фантастическую историю.
— Очень интересно. Приехали снимать кино. Хочу задержаться после съемок, проникнуться местной экзотикой. Бывал в Хантах, Сургуте, Когалыме ранее, документальный фильм прилетали снимать в начале восьмидесятых. Художественный — в 1988 году. Фильм «Абориген» с Владом Галкиным в главной роли. Не видели?
— Нет. В кино не хожу. Не с кем. Телевизор — только новости. Буровая всю жизнь съедает. Между вахтами — учёба. На историческом, заочном универе. Собираюсь стать археологом, как и отец… Жизнь моя коротка, двадцать восемь годков, но приключений нахватался, — как бы нехотя, повторно «разгонялся» для рассказа Егор. Чувствовалось, помбуру26 хотелось выговориться перед приезжим, чей заинтересованный взгляд он поймал в начале общих посиделок. Ожидал в ответ от собеседника самую малость: одобрительных или недоверчивых покачиваний головой, восторженных, ироничных, саркастичных замечаний, возгласов и — ничего более. Только не безразличия. Егор хотел поддержать и свой протухающий интерес к продолжению собственных дневниковых записей.
— Знаете, на буровой с годами тупеешь, отекаешь мозгом, — признался рассказчик. — Устаёшь дико. Сидишь, бывало, в бытовке после смены заспиртованной грушей и не воспринимаешь чужих, ненужных слов, наставлений, нареканий начальства, пустопорожних бесед, приколов коллег. Пашешь, пашешь, пашешь. В мороз, жару, ливень. Зарабатываешь. Деньги — деньги — деньги! Тратишь — тратишь — тратишь. Вроде живешь материально неплохо. Но время исчезает вместе с деньгами и здоровьем, тает незаметно. Безследно. И уже маячит впереди мутный барьер забвения и небытия…
Совсем непростой буровик и работяга, каковым он пытался прикинуться при первой встрече, Егор Плещеев выказал образованность, грамотность, начитанность, примолк, смутившись высокопарной фразы.
— Мозг в однообразной, отупляющей работе застывает. Через пару лет, кажется, не смогу серую свою массу разбередить. Числюсь среди своих чужаком, словоблудом, массовиком — затейником, клоуном. Но, как понимаете, болтовня, беседа — приём разминки, оживляж мозговых извилин.
— Сам болтуном стал отменным, — признался Сценарист. — Собеседника не расшевелишь молчанием.
— Вот-вот, — добродушно улыбнулся Егор. — Мне хочется отдачи. Во взгляде, в интересном споре, беседе. В оценке моих бредней другими.
— Вы упомянули об отце, — напомнил Сценарист.
— Да-да. Отец по профессии был археологом, но интересовался многим. Всем. Архивариус, знатный был собиратель… всего самого необычного. Эрудит. Мог ответить на любой… практически, на любой вопрос. С советских времен, когда замалчивали подобную информацию, собирал свидетельства очевидцев о самых странных земных, небесных явлениях в нашем крае, об аномальных зонах, об НЛО27. О многом, подобном. Раскладывал по отдельным папкам вырезки из газет, журналов.
В детстве, мне запомнился его рассказ о встрече во время войны американца на «Мустанге28» с «летающей тарелкой», которую пилот принял за летательный аппарат фашистов. Отец перевел статью с польского языка. Под впечатлением приукрашенного пересказа отца, я срисовал, скопировал журнальную иллюстрацию и хвастал перед школьными друзьями, врал: именно мой дед воевал, летал на американском истребителе и встретил инопланетную тарелку в небе. Часть этой фантазии была правдой.
Дед по матери во время войны был летчиком — испытателем, погиб на «Мустанге» при странных обстоятельствах, схожими со встречей с неопознанным летательным объектом. Все наши с отцом жалкие попытки выяснить подробности гибели деда ничего не принесли. Из архива НИИ ВВС приходили отписки, уведомления, сообщали: «запрашиваемые материалы являются государственной тайной».
Вскоре поступил «сигнал» от неких «ответственных лиц» из Москвы о «слишком» любопытном археологе. Отца вызвали в комитет партии Сургута, «проработали» на «партактиве», настоятельно посоветовали не заниматься чепухой. Разъяснили: на дворе не 37-ой год, но угодить в тюрьму за «шпионскую деятельность» можно запросто, уехать далеко, засесть надолго. В квартиру к нам, в тот же вечер, нагрянули люди в штатском с ордером на обыск, вытряхнули ящики даже с бельём, разворошили семейные архивы. Изъяли все документы, вырезки из газет, записи отца, связанные с аномальными и необычными явлениями в крае. В то время мне было лет пять-шесть, точно не помню. Прятался от страшных взрослых в ванной комнатке. Залёг одетым в ванну, завалил себя грязным бельем, трусливо притаился. Думал, пришли нас… пристрелить.
Меня впечатлили, надолго засели в детскую память рассказы отца о сталинских репрессиях, злобных чекистах, кто расстрелял нашего прадеда по отцовской линии. Заодно убили и прабабушку, «белогвардейскую подстилку». Она не отреклась, до конца цеплялась за мужа, «недобитка» и «белую сволочь».
Мальчишкой, в пятнадцать лет прадед получил бронзовый Георгиевский крест за храбрость. В семнадцать воевал унтер-офицером в армии генерала Врангеля в Крыму, но бежать от «красного террора» не смог по болезни. Схватил туберкулез. Вынужден был остаться в Керчи, когда уходили последние переполненные суда с беженцами. Прадед вернулся на малую родину в Сибирь, где его арестовали, отвезли в Новосибирск и расстреляли, без суда и следствия, в подвалах местного ЧК.
«Настигла кровавая рука возмездия пролетариата», — написали о моем прадедушке в местной газетёнке «Колхозник»29 за 1937 год. Деду по отцу тогда не исполнилось и пяти лет. Остался сиротой. Выживал с трудом. Отец родился после войны. Сохранил дедовские вырезки из «Колхозника» с гневными статьями о расстрелянных, посаженных, сосланных на каторгу «подлецах, предателях, изменниках Родины». Пока не изъяли при обыске все материалы нынешние потомки чекистов.
«Кровавая рука пролетариата» жуткими видениями преследовала меня всю интернатскую жизнь в ужасных снах, особенно, когда валялся в изоляторе с температурой, болел гриппом. Отец не пожалел психику ребенка, воспитывал мужество и стойкость, в диких подробностях описывал ужасы репрессий ни в чем не повинных людей. Больше делиться было не с кем. Мы оставались на свете вдвоем. Мать и жена от нас сбежала.
После обыска, отцу объявил строгий выговор «с занесением» по партийной линии, но в покое оставили.
Через несколько лет он бесследно исчез в экспедиции в районе падения Тунгусского метеорита. Геолог Витя Крамаренко, кто последним видел отца, заметил яркую вспышку, газовый факел низвергся с небес.
— Тучи будто резануло струей газосварки, — рассказал мне дядя Витя при встрече в интернате Ханты-Мансийска. Сколько мне было? Лет девять. Я представил, нарисовал акварелькой, как злобный великан в маске с черным стеклом разрезал газосваркой толстую покрышку грозовых туч, как вскрывал панцирь небесной черепахи.
— Но ты фантазёр, Егорка! Художником будешь. Или писателем — фантастом, — пошутил в следующий приезд дядя Витя, приобнял за плечи, почти как отец. У меня по щекам покатились слезы. Понял в тот момент: остался сиротой. Отец никогда меня так не обнимет.
Успокаивать суровый геолог меня не стал. Наоборот, отругал:
— Хорош рыдать! Не баба! Мужик… если он настоящий мужик, даже в девять лет, не должен развозить сопли, должен молча принимать все жизненные испытания, беды, несчастья.
Дотошный изыскатель, трудяга Витя Крамаренко собрал образцы оплавленных камней на том самом месте, на горушке, где стоял перед исчезновением мой отец. Провел лабораторные исследования. Выяснилось, гранит, сланец, горный хрусталь, — до такой степени могли быть оплавлены только плазмой, разогретой до температуры в тысячи градусов. Откуда в глухой тайге могло взяться такое пламя, остается загадкой. Образцы, конечно же, были со временем утеряны. Но отчёты Крамаренко В.И. остались. Сохранились даже копии у меня в архивах. Храню. Надеюсь, пригодятся. Когда-нибудь статьи напишу, диссертацию планирую защитить.
Егор примолк, испытующе взглянул в глаза Сценариста, получил молчаливое одобрение для продолжения самого необычного рассказа.
Тогда буровик вынул из внутреннего кармана куртки затёртый замшевый мешочек, развязал тесёмки, выложил на журнальный столик… леденец. Так, во всяком случае, с первого взгляда, показалось Сценаристу. На полированной жёлтой столешнице застывшей темной каплей смолы, с белёсыми прожилками, лежал блескучий, коричневый камешек, размером с крупную косточку персика.
— Не все образцы были утеряны? — шутливо уточнил Сценарист.
— Не все, — серьёзно согласился Егор и предложил:
— Возьми в руку. Прочувствуй момент. Потом расскажишь о своих впечатлениях. Смелее. Похоже на янтарь, окаменевшую смолу из недр земли. Или на кусочек метеорита. Никому не показываю. Отберут. Еще есть версия: это циркон. Минерал. Возможно, из магматических пород Земли. Изотопными методами возраст известных в мире образцов циркона определяли в четыре миллиарда лет. Удивительно! Миллиарды лет перед нами, — он кивнул на камешек.
С наступлением вечера засинило пыльное стекло окна неуютной гостиничной комнатки. Тусклая лампочка под салатовым пластиковым абажуром размазывала желтым маревом густые сумерки.
Сценарист пытался сохранить нейтралитет к любым сочинительствам собеседника, испытующе глянул на буровика.
Загорелое, обветренное лицо молодого парня, работяги, с глубокими, внимательными, серыми глазами с чёрными точками зрачков, словно бы обозначилось контрастнее и ярче. Серые радужки глаз в черных крохотных кляксах, кровавых прожилках усталости и напряжения затянулись слёзным туманом, две крохотные галактики параллельных миров, где вместо солнц-чёрные дыры посередине. Одна микрогаллактика — с зёленым отливом, другая — с холодным стальным.
В этот момент возникла удивительная иллюзия. Остальное пространство номера как бы пожелтело, размылось, расплылось, удалилось в туман, отодвинулось на задний план. Казалось, декорацию стен номера разнесли по павильону дальше в стороны, расширяя место для съемок.
Сценарист коснулся камешка на жёлтой столешнице двумя пальцами и… укололся, как о колючку сухого репейника. В следующее мгновение по руке к плечу пробежала волна, задёргались нервные окончания в кисти и ринулись электрическими импульсами к плечу. В сознании всколыхнулась эйфория эмоций, самых разных, от тревоги до восторга, от печали до тихой радости. Эмоции сменялись так же стремительно и неуловимо, как и мгновенно промелькнувшие в сознании видения.
Оглавление
Купить книгу
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Мир Ванты Ху» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
24
— испан. No pasarán! — «Они не пройдут!» — известный призыв испанских интернационалистов, известный с времен войны в Испании 1936 — 1939гг.
25
— китайский листовой чай — сенча, глубокой пропарки. Один из самых популярных зеленых чаев Японии и Китая. С японского «сенча» переводится как «обжареный чай».
