Межгорье

Юлия Устинова (2023)

Виктория: Я очень нуждалась в деньгах, а также убежище, безопасном месте, где бы можно было спокойно подумать о том, как жить дальше. Однако, найдя его, я оказалась в ещё более запутанном положении…Андрей: Я искал помощницу по хозяйству, а получил гораздо больше. И не я один…Клим: Черт знает, что эта девушка здесь забыла, но назад ее уже никто не отпустит…

Глава 11. Андрей

Сегодня после завтрака Клим работает в теплице, где мы выращиваем огурцы. Нужно убрать засохшие плети и перекопать землю. На грядке еще можно найти колючие грунтовые огурчики, а вот в парнике жизнеспособных завязей больше не осталось. Август выдался аномально жарким и засушливым для наших мест. Но в последние дни как-то отчетливее чувствуется аромат увядающих растений.

На склонах гор уже желтеют пересушенные солнцем березы, трава из-за отсутствия осадков пожухла. И я предвкушаю, как совсем скоро буду выходить по утрам на крыльцо с горячей чашкой, пить кофе маленькими глотками, смотреть на горы и наслаждаться дурманящим осенним воздухом, полным тоски и спокойствия.

Заметив, что я подошел к теплице, Клим втыкает лопату в землю и вытирает лоб рукавом футболки.

— Ночи становятся холоднее, — говорю я, опираясь ладонью на дверь теплицы. — Пора приходить ночевать в дом.

Клим пожимает плечами, похлопывая ладонью по черенку.

— Мне не холодно. И на улице лучше спится.

Я было открываю рот, чтобы спросить его, снятся ли ему кошмары, но вовремя спохватываюсь. Парень не любит обсуждать свои проблемы со сном.

Поэтому я лишь киваю в ответ.

— Ясно. Но это вопрос пары недель. Погода тебя не спросит, где тебе лучше спится. Проснешься с замерзшей задницей — пеняй на себя.

— Ага, — усмехается Клим.

— Я в Сосновку хочу смотаться, — объясняю, зачем оторвал его от дела. — Тебе что-нибудь надо?

Клим пожимает плечами.

— Как обычно.

— Гандоны и все? — прыскаю я.

Учитесь, родители, как нужно воспитывать детей. Моему вообще ничего не надо.

— Да. Только те, что не рвутся, — замечает парень.

— Странно. Я беру нам одни и те же. И у меня ничего не рвется. Ты уверен, что все делаешь правильно? — подкалываю сына.

— Как только соберусь кого-нибудь отыметь, позову тебя, чтобы ты проверил, ладно? — огрызается Клим.

Как и все молодые люди он остро реагирует на замечания. Я и сам был таким когда-то.

— А сейчас кроме шуток, будь осторожен. Порванная резинка может обернуться такой головной болью, что ты проклянешь себя за то, что родился мужчиной.

Клим закатывает глаза.

— Я уже это слышал.

— Не лишним будет напомнить. Не готов становиться отцом, не хочешь проблем со здоровьем — будь добр надеть презерватив, — говорю я. В голове всплывает наш недавний разговор с Татьяной. — И… даже не знаю, как сказать… Ходят слухи, что ты очень жестко берешь девушек.

— Лично мне никто не жаловался, — отрубает Клим.

— Слушай… — начинаю я.

— Отец, — тон сына подразумевает не столько раздражение, сколько желание покончить с этой темой раз и навсегда, — то, с кем я трахаюсь и как я трахаюсь, касается только меня.

Вынужден с ним согласиться. Я бы и сам ответил так же, если бы кто-то совал свой нос в мою сексуальную жизнь.

— Извини, — киваю, давая понять, что был не прав, и перехожу к делам насущным: — Сегодня утром опять отрубался генератор. Боюсь, как бы он не подвел нас.

— Я посмотрю. Помнишь, в прошлый раз там забился фильтр? — напоминает Клим.

— Да. Давай. Надо разобраться с ним до холодов. — Вздохнув, я упираю руки в бока и осматриваю наш огород. — Вот и лето прошло. Не успеешь оглянуться, как опять наступит зима.

— Я люблю зиму.

— Я знаю. Потому что зимой работы меньше.

— Ага, — Клим кривит губы, выдергивая из грунта лопату.

Он знает — я шучу.

Что зимой, что летом — в своем доме дел всегда хватает, а Клим никогда не отлынивал от работы. В свободное время от забот с собаками, во дворе и на огороде, Клим занимается механикой.

Все дети по своей природе любопытны. Помню, как мы с братом ломали и разбирали игрушки, желая узнать, что же внутри. Мозгов и терпения собрать все обратно хватало не всегда, и очередная машинка отправлялась на кучу игрушечного хлама. Клим рос другим. Он мог часами, скрупулезно, разбирать какой-то механизм, запоминая расположение тех или иных деталей, а затем собрать его заново. Каждый раз, когда он это делал, мне хотелось сложить из пальцев фигу и сунуть ее под нос тем, кто твердил, что Клим не осилит общеобразовательную программу. Он не только закончил одиннадцать классов с неплохими результатами, но и почти самостоятельно научился ремонтировать машину.

Разбирать, чинить и возиться с техникой — это все его.

Возможно, я напрасно давлю на парня. Клим обучен навыкам выживания в дикой природе, способен вести хозяйство и готовить пищу — смерть от голода и холода ему точно не грозит. Но разве каждый родитель не желает самого лучшего своим детям?

Отшельнический образ жизни хорош тогда, когда он не переходит на стадию максимализма. Для меня переезд на замку, скорее, стал необходимостью, чем осознанным выбором. В моей жизни хватало моментов, когда хотелось крикнуть:"Как же мне все это осточертело!". Особенно, когда я остался один на один с шестилетним ребёнком, таким, про кого принято сейчас говорить — он особенный.

А если человек и не видел ничего? Что ему ловить здесь, в глуши?

Самое интересное, что никто не скажет, как поступить правильно. Продолжать ли и дальше подталкивать сына выйти из зоны комфорта и вкусить прелестей реальной жизни? Или дать ему полную свободу действий?

Прежде я почти не задумывался над тем, какой из меня получился отец. А сейчас, когда Клим вырос и стал мужчиной, думаю все чаще. Я смотрю на него и пытаюсь дать оценку самому себе. Никто не учит нас быть родителями, поэтому ошибки неизбежны. Все приходится постигать своим умом… Но по прошествии лет я думаю, что из меня вышел не самый плохой отец…

***

Вечером мы с Викой сталкиваемся на кухне.

Забравшись на стул, она вешает на окна отглаженные занавески в красно-белую клетку, которые стирала утром, а я пришел, чтобы вымыть бутылку после кормления одного из щенков Тары.

Длинный и синюшный, Счастливчик появился на свет позже всех и заставил меня попотеть. Его первый вдох дался нам обоим не без труда. По сравнению с остальными он менее подвижный и самым последним добирается до материнского соска, а, бывает, что и вовсе остается голодным по вине своих шустрых сестёр и братьев. Приходится докармливать бедолагу.

Помыв бутылку, я невольно бросаю взгляд на стройные бедра девушки и напряженные икроножные мышцы. Стоя на цыпочках, Вика опускает руки и переводит дыхание.

С того самого вечера, когда мы зажигали, она меня избегает. Мы, вроде бы, общаемся как и прежде, только всякий раз, когда я смотрю на Вику дольше пары секунд, она отводит глаза, а потом и вовсе находит предлог, чтобы уйти.

Ну целовались мы, подумаешь?

Какой-то детсад, ей богу.

Я предпочитаю решать вопросы по-взрослому.

— Вик, не хочешь поговорить?

— О чем? — продолжая нанизывать крючки на кольца, девушка даже не оглядывается.

Однако я замечаю, как зажимаются ее плечи.

— Слушай, мы, вроде как, оба делаем вид, что тогда, там, в комнате, ничего не произошло, но при этом я чувствую, что должен объясниться, — признаюсь ей, прислонившись задницей к шкафу. — Правда знать бы ещё, с чего начать.

— Не надо, Андрей. Я все понимаю.

Вика спускается на пол и расправляет штору.

А мне становится любопытно — что ей там понятно.

— Да неужели? — подначиваю девушку. — Ты же не обижаешься, что я тогда притормозил? Или… что?

Вика качает головой.

— Нет. Никаких обид, — она уносит стул на место. — Было глупо лезть к тебе с поцелуями. Не понимаю, зачем я это сделала. Просто какой-то минутный порыв, и теперь нам обоим неловко.

— Да не то чтобы, — я пожимаю плечами.

— Ну а мне ужасно стыдно. Ты отнесся ко мне по-человечески, предложил работу, кров, а я все испортила.

Я фыркаю.

— Ничего ты не портила.

— Да конечно! — возражает девушка. — Могу представить, что ты теперь обо мне думаешь. Еще неделю назад я считала тебя мутным типом, а сама…

— Мутным типом, — ухмыляюсь я, — серьезно?

— Андрей, ну все, хватит, — закатив глаза, просит Вика. — Я уже всю плешь себе проела. Проехали, ладно? Я ничего такого не планировала.

— Я тоже редко планирую такое, — мои губы растягиваются в улыбке, когда я мысленно возвращаюсь к тому вечеру. — Но было здорово. И вряд ли бы тебе удалось поменять мнение о себе при помощи классного поцелуя, — замечаю я. — Это как-то нелогично, ты не находишь? Красивая девушка проводит со мной вечер и дарит несколько волшебных минут. Покажи мне того, кто бы стал возражать.

— Андрей… — Вика мотает головой.

— Что?

— Не надо меня успокаивать. Быть отверженной — для меня это норма жизни. Но с тобой я вообще ни на что не рассчитывала. Так что перестань оправдываться. Я ничего от тебя не ждала и не жду. Просто тогда ты так на меня посмотрел, и я подумала: “А что будет, если я его поцелую?”. Ну и дальше ты знаешь, — глаза девушки скользят по моему торсу и рукам, после чего она отводит взгляд. — И мне совершенно не на что обижаться. Наоборот. Хорошо, что ты остановился, потому что поцелуи из жалости, — она пожимает плечами, — такое себе развлечение.

Зажмурившись, я трясу головой, переваривая ее слова.

— Так, стоп, — торможу девушку. — С чего ты взяла, что я целовал тебя из жалости?

Вика медленно опускается на стул.

— Ну а как? Я рассказала тебе о матери, о детдоме, и ты подумал, — она переводит дыхание и продолжает, — какая бедная девочка, надо ее пожалеть. Ведь так?

Я киваю.

— Да. Отчасти так оно и было. Но потом, когда я целовал тебя, и все остальное — никакой жалости и в помине не было… Уж поверь, я-то знаю, о чем говорю. Мне все очень понравилось. И я хотел пойти дальше. Я бы взял тебя там, прямо на диване, и у нас бы с тобой появилось еще одно общее воспоминание друг о друге, причем, я уверен, очень хорошее… — понизив голос, я изгибаю бровь. Краснея, Вика отводит смущенный взгляд. — А остановился я только потому, что подумал, что это все усложнит. То есть… Для меня секс — это просто секс. Но ты молодая девушка.

Конец ознакомительного фрагмента.