По следам утопленниц

А Калина (2024)

Таинственный мир окутал эти места. Утопленники и призраки гуляют под покровом ночи, пугая загулявшихся людей. Кто же управляет этой нежитью и не дает давно усопшим найти и после смерти покой?

Глава 3

3. Воспоминания.

С ней с детства происходили странные вещи, но она пыталась их забыть, заставляя себя думать, что это все лишь сон. Это началось со смерти её матери, когда та, лежала на смертном одре, прижимая к груди новорожденного младенца. Марфе тогда было всего шесть лет, и она только что потеряла своего любимого отца, а всего три месяца назад почил и её дед, после того, как год харкал кровью. Бабка умерла еще до её рождения, а родителей у матери и вовсе не было, она была сиротой. В тот день, когда умирала её мать и новорожденный брат, Марфа стояла на коленях у её постели и молила бога о выздоровлении той и просила прощения за свои мелкие грехи, которые и грехом назвать было трудно. Она сидела в одной льняной рубашке по щиколотку, без узоров, без кружев, в простой серой рубашке, подаренной еще теткой Авдотьей, сестрой её отца. Поверху на шее висел крестик на темно-серой лоснившееся веревке, который теперь сжимала девочка в своей крохотной ладошке и, часто в слезах, целовала его, ведь видя такие старания, ей не могут не помочь высшие силы. Но у высших сил были свои планы и мать и новорожденного брата, и, издав предсмертный страшный вздох, навсегда перестала дышать и смотрела теперь стеклянными глазами в иной неведомый мир. Но Марфа еще была не готова в это поверить и молилась дальше, еще усерднее, чем прежде, а через несколько минут покинул это мир и родившийся сутки назад некрещеный новорожденный. Тогда Марфа еще и не знала, что и её годовалый брат тоже был уже болен, но пока она послушно молила бога, как и советовала ей перед уходом её тетя Авдотья. Это теперь, вспоминая, она понимала, как жестоко поступили с ней взрослые, оставив одну с умирающей матерью и только рожденным братом. Одну, поставить на колени и просить помощи у высших сил, когда они были все обречены.

Когда Марфа, сидя на коленях, вдруг поняла, что не слышит, как дышит мать, она осторожно встала и заглянула на постель, где та лежала, не реагируя, уставившись стеклянными глазами в потолок. У Марфы все еще дрожали руки от страха и от голода (она не ела все эти мучительные три дня с момента начала родов у матери), она осторожно притронулась до бледной руки матери, которой она все еще держала уже мертвое тело новорожденного, но на прикосновение оно не реагировало. Марфа притронулась еще раз и еще, потом стала трясти мать за плечо, но, увы, все тщетно. Из её рта вырвался отчаянный крик, и она припала к постели, громко рыдая.

В тот момент она не сразу почувствовала чье-то присутствие, только когда на её плечо легла легкая ледяная, как лед, рука. Марфа, все еще всхлипывая, повернула медленно голову и увидела, что рядом с ней кто-то стоит. Это было так странно, ведь она не слышала, чтобы кто-то входил в избу. Марфа встала и повернулась к нежданному гостю, и каково было же её удивление, когда перед собой она увидела высокую беловолосую женщину в белоснежной сорочице с длинными рукавами, с яркими горящими зелеными глазами. Она смотрела мимо девочки на её мертвую мать, одной рукой она держала плетеную корзину, а другой теперь указывала на постель.

–Кто вы? — спросила Марфа дрожащим голосом.

Но женщина не отвечает, она продолжает стоять и показывать рукой на постель. По спине Марфы прошел холод:

— Вы пришли забрать мою маму?

Марфа не понимала, кто эта женщина и почему она молчит. Пока девочка ждала ответа от незнакомки, на постели кто-то зашевелился. Марфа резко оглянулась и заликовала от радости — мама с братиком проснулись и, улыбаясь ей, встает с постели!

— Мама! Мама! — Её молитвы все-таки услышаны! Марфа бросается к ней, пытается её обнять, но она как будто неосязаема. Да что же такое, в самом деле! — Мамочка!

Но женщина медленно встала с постели, обнимая новорожденного сына, грустно улыбается своей дочери и протягивает незнакомке сына. Незнакомка берет его одной рукой, как будто он ничего совсем не весит и так же легко его кладет в свою плетеную корзину. Потом протягивает снова руку и помогает встать женщине с постели, и та легко поддается, все так же грустно улыбаясь.

— Мамочка, кто эта женщина? Мамочка! — Марфа снова рыдала, она пыталась ухватить мать за руку, пыталась до неё дотронуться, но как будто её не ощущала.

А тем временем, взяв её мать за руку, а в другой руке неся корзину с новорожденным, незнакомка пошла к выходу из дома, ничего так ни разу не сказав. Марфа опешила сначала, ничего не понимая, что происходит, и что ей делать, но когда две женщины скрылись за дверью, девочка бросилась за ними вслед на улицу. На безлюдной улице был уже полдень, и была невыносимая июльская жара, от которой пот покрывался испариной уже через несколько секунд. Марфа выскочила на крыльцо и присмотрелась, куда пошла её мать и незнакомка, уловив их на дороге, ведущей к выходу из деревни, девочка кинулась за ними:

— Мамочка, подожди меня, я с тобой! — кричала вслед Марфа.

Мать не обернулась на её крик, она как будто и не слышала её вовсе. Марфа шла за ними, не отводя глаз, по пыльной дороге и вскоре она вышла за пределы деревни, идя в сторону леса.

— Мамочка, я не успеваю! — кричала Марфа, удивляясь, что две фигуры не ускоряя шага, стали быстрее удаляться вперед и как бы быстро девочка не шла, она их все равно не могла догнать.

А дорога уже заводила их в лес, где росли вековые сосны и ели и издавали страшные звуки совы по ночам. Марфа не выпускала из виду свою мать, она все шла за ними, пока две фигуры не повернули в сторону поляны, откуда так вкусно пахло земляникой и полевыми пряными травами и нагретой землей. Они сошли с дороги, и пошли прямо на поляну и при свете яркого солнца их фигуры стали как будто сиять и растворяться в этом свете. Марфа испугалась, что сейчас потеряет из виду свою мать и незнакомку с ней, и ускорила шаг, а потом и вовсе побежала навстречу исчезающим силуэтам.

— Мама, мама! — кричала отчаянно Марфа, но фигуры таяли при свете дня и вскоре совсем исчезли, а девочка бегала еще по поляне до самой ночи, пока без сил не упала в траву и не уснула.

Разбудил её уже рано утром пастух Проша, прямо перед рассветом. Сначала Проша испугался, что девочка мертва, уж больна она была худа и бледна, а потом, узнав в ней Марфу Чернову, попробовал разбудить и проводил её до дома, где уже ждала тетка Авдотья.

Та уже знала о смерти её матери и новорожденного ребенка, готовила их в последний путь, а про Марфу надеялась, что та сбежала и пропадет пропадом, чтобы не досталась ей на воспитание, чтобы не тратить на неё и её приданное. Но когда её привел старый пастух Проша, да при свидетелях, она отчаянно вздохнула и приняла сиротинку в свой дом.

После этого Марфа болела три дня, горела огнем, бредила. Ей все виделась улыбающаяся мама на той самой поляне, пока снова не исчез её силуэт в лучах полуденного солнца. Когда Марфа очнулась, первым делом спросила у тетки, много ли мама набрала ягоды на той поляне. Та сильно удивилась, подумала, что все, девка умом тронулась. Даже сходила к бабке Егошихе, которая жила в их деревне, чтобы та почитала что-нибудь над девчонкой, может, пройдет. Марфа не понимала, почему ей не верят, ведь она сама видела, как мама встала с постели и пошла на поляну, уж точно в это время за ягодой только можно было сходить. Егошиха читала над девочкой молитвы, шептала какие-то заговоры, приговоры, а через три дня плюнула у порога дома Авдотьи и сказала:

— Смерть глазами своими видела, не жить ей теперь долго.

Авдотья не поверила бабке, решила, что та тоже не меньше сошла с ума и прогнала ту с проклятиями, а Марфу с годовалым Ваней она забрала к себе в дом в Скоморохово. А вскоре умер и Ваня, умер от поноса, а девочку превратили в бесплатную работницу в доме Финогеновых. Кроме неё в доме росли еще три дочери Авдотьи и четыре сына, и каждый считал своим долгом унизить Марфу и чем-нибудь обязательно обделить.

Вопреки словам Егошихи, Марфа жила и даже не болела, пережив двух старших детей Авдотьи. Работала с рассвета и до заката, пряча слезы от тетки, чтобы лишний раз не попало от неё и не лишиться куска хлеба. После смерти брата, Марфа часто убегала в свою родную деревню — Гнилуху, в свой родовой дом. Старенькая, покосившаяся изба, покрытая камышом и рогозом крыша, стояла брошенной и пустой — все, что было внутри растаскали соседи, а что получше — Авдотья. Она заходила в свой дом, плакала у порога и ходила и угла в угол, пока однажды её не встретил огромный черный кот. Это было так внезапно, что слезы на глазах у Марфы внезапно высохли, и она часто моргая, пыталась понять, что это за кот и откуда он тут. Он был просто огромен, грязная шерсть стояла дыбом, и грозно смотрел ярко желтыми глазами. Он смотрел прямо на неё, а потом громко и страшно зашипел. У Марфы забегали мурашки под кожей, сделав шаг назад, отступая за порог, а котяра спрыгнул с холодной печи и кинулся в её сторону. Марфа с криками выбежала из дома, больно задев плечом гнилой столб ворот. Выскочив за ворота, она остановилась и развернулась, посмотреть бежит ли за ней еще черный кот. А котяра, выбежав к воротам за ней, встал у того самого гнилого столба, стоял, смотрел прямо в глаза и яростно шипел. У Марфы застучали от внезапного холода зубы, она смотрела на кота и чувствовала, как от него исходит злость и гнев. Постояв еще чуть-чуть, она всплакнула и, опустив глаза в землю, обратно пошла в Скоморохово.

Жить в семье своей тетки Авдотьи было невыносимо. Все время, попрекаемая куском хлеба, лишенная свой теплой постели, Марфа, все-таки пыталась не отчаиваться и ждать, ждать, когда наступит рассвет в этой темной, как темница, жизни.

Её считала глуповатой и юродивой, после того, как она заявила, что видела свою мать после её смерти, особенно любила над этим поглумиться средняя дочь Авдотьи — Фёкла. Ей доставляло особенное удовольствие каждый раз упоминать этот случай и подчеркнуть её сиротство. Но Марфа терпела эти издевательства и научилась молчать о своих встречах с неизведомым. Многое уже и забылось, но все же один случай произошедший летом в страду она запомнила на всю жизнь.

В тот самый летний день стояла полуденная жара, и даже каждый вдох отдавался саднящей болью в горле, постоянно хотелось пить. Своего годовалого сына, Федюшу, Марфа оставила в теньке под березкой, расстелив для него простынку и оставив с ним падчерицу Анфису. Так она делала в такое время каждый день, но Фиса и сама еще ребенок и часто отвлекалась, уходила на полянку рядом собирать цветы или перезревшую землянику. В этот раз, как только Федя заснул, Фиса снова убежала на полянку и с песнями на устах, она плела из цветов венок и гуляла, не замечая времени. Наверное, так бывает у многих матерей, когда на расстояние начинает с тревогой биться сердце и все твои мысли вдруг только о нем, о ребенке — Что с ним?!

В тот день Марфа так сильно устала, что ей захотелось упасть прямо на том же месте, где она и стояла, но вдруг её сердце так больно кольнуло, и все мысли были только о Феденьке. Марфа, как ужаленная, вскочила с скошенной травы, огляделась и, спотыкаясь о колючие стебли срезанных трав, она пошла как околдованная к тому месту, где оставила мальчика. Она даже не смотрела себе под ноги, а шла и шла, пока впереди не показалась та самая низенькая березка, под которой и должен был находиться её сын. По приближению к этому месту, она с ужасом осознавала, что не видит не Федю, не Фису. Никого под березой на простынке не оказалось. От дикого ужаса происходящего, Марфа стала кричать имя сына, постоянно вертя головой, чтобы заметить хоть какое-то движение. Но ничего не было, и Марфа пыталась кричать еще громче в надежде, что отзовется Фиса, но голос хрип от надрыва и жажды.

А солнце палило все сильнее, и сердце стучало так, словно готово было вырваться из её груди, и в висках стучала кровь. Марфа уже не шла, она бежала по полю, выкрикивая хриплым голосом имя сына и падчерицы, пока впереди она не увидела странный силуэт. Это похоже было на женщину, на высокую женщину, а по приближению к ней, Марфа заметила, что у женщины в белой длинной рубахе до самой щиколотки, такие же длинные белые распущенные волосы. Она шла к ней спиной и не видела еще Марфу, а в одной руке держала серп, настолько необычный, что он сразу заставил еще больше почувствовать страх. Он поблескивал на полуденном солнце как маяк, и Марфа шла за ним, пока загадочная женщина вдруг не остановилась и, подняв нос кверху, как будто принюхивалась к воздуху, и что то, видимо, унюхав, она резко повернула в сторону леса и пошла быстрее. Марфа шла за ней, подгоняемая невидимыми силами, она почти её догоняла, но незнакомка все прибавляла шаг. Вдруг послышался знакомый голос. Да, да, это смеялся он, её сын! Она сразу его узнала! Он лежал тихо в траве прямо возле леса, его грудь спокойно вздымалась, как и обычно когда он спит. А в это время к нему шла страшная незнакомка с серпом, которое она подняла над своей головой, как будто замахиваясь для удара. У Марфы от страха за сына сжалось все внутри, и даже дыхание перехватило:

— Стой! — хрипло прокричала она незнакомке, но та и не думала останавливаться.

Марфа бежала к сыну, не чувствуя боли от исцарапанных ступней ног:

— Федя! Феденька!

Незнакомка была уже возле сына, когда Марфа, почти на бегу, схватила, невесть откуда взявшийся камень в поле, и швырнула из последних сил в неё, попав прям той в спину. От удара незнакомка упустила серп и резко повернулась к Марфе, смотря на неё неживыми черными, как у мертвеца, глазами. Она ничего не говорила, просто стояла и источала ужас и злобу. Марфа была уже в двух метрах от неё и могла рассмотреть, что незнакомка не имела так такового рта и поэтому она молчала, но глазами она могла сказать больше и то, что она говорила, Марфу испугало до седых волос на виске, которые до сих пор напоминают ей об этой встрече. Поняв, что это существо пришло забрать её сына, Марфа кинулась на неё, забыв даже о серпе в её руке. Как кошка, она вцепилась в существо руками и царапала её, издавая хриплый истошный крик. Существо кричало глазами, колтыхаясь и не сопротивляясь, пока вдруг не воспарило в воздух и не улетело за поле. Марфа от страха за сына, кинулась сразу к нему, упав на колени, пыталась его разбудить, тормоша и умоляя очнуться. Ей казалось это целой вечностью, пока рядом не оказалась Евдоксия и не заставила Марфу сейчас же нести сына к ручью, который был тут же в тени леса. Поливая сына водой из ручья, Марфа не молилась, она во весь голос умоляла всех своих мертвых предков помочь ей, помочь спасти сына, она и до сих пор не знает, почему так сделала. Глаза мальчика все-таки открылись, и непонимающе заморгали на плач матери и бабки, а потом его вырвало, и он заплакал. Еще неделю Марфа боролась за него, но болезнь отступила, и Федор выжил, даже и ни разу не вспомнив, что с ним произошло.

Марфа же запомнила это на всю свою жизнь. Её до сих пор кидает в озноб от воспоминаний об этом.

Эти встречи с неизведанным были не раз и не два, много было подобного, Марфа все пыталась забыть. С рождением сына она только и делала, что защищала его от существ, которым даже нет названия, о себе Марфа думала меньше всего.

Вот и сейчас, засыпая рядом с Федей, Марфа подолгу всматривается во тьму комнаты, вслушивается в тишину, в каждый шорох, в каждый скрип, чтобы, если вдруг, нагрянут"нежданные гости"за её сыном, она могла дать им отпор.

Это было год назад, когда Марфа бегала к Ершихе за снадобьем от поноса. По началу Федя был игрив, бегал за маленькой грязненькой соседкой собакой, возился потом в глине, строя там свою крепость, а в место человечков, вставлял в глину палочки и играл во свою"войнушку". Это было настолько наивно и мило, что Марфа просто любовалась и благодарила бога за такого сына. Но к вечеру у Феди вдруг начался жар, он стал плакслив, все время лежал, потом он вдруг весь позеленел и его начало рвать и поносить. Марфа от страха за сына даже растерялась сначала, спасибо Евдоксии, которая взяла в себя в руки и стала отпаивать внука то одним, то другим. Вот только лучше Феде не становилось, он во все побледнел, его уже ничем не рвало, остались лишь мучительные позывы, глаза его стали мутные, страшные, как у умирающего. Ночью, когда он немного заснул, Марфа сидела на коленях у постели, положив голову на скомканное одеяло, она не отрывала своих глаз от сына, когда услышала левым ухом какой-то шорох. Марфа резко подняла голову и повернула в сторону печи. Тут снова послышался шорох и шум сыплющегося золы из трубы."Птица что ли залетела?": подумала Марфа, но никак не могла отвести глаз от печи. Снова шум, только уже четче и громче. Марфа встала с колен, но подойти к печи так и не решилась. Снова шум, как будто кто-то спускается по трубе. Марфа от страха схватила крестик на груди и стала читать"Отче наш". И снова шум, зола летит клубами из печи, а в облаке этой пыли появляется неясный силуэт. Марфа все громче читает молитву, выставив крестик впереди себя, по коже бегают мурашки, её бросает в дикий холод, бьет озноб. В облаке пыли все четче вырисовывается фигура нечто. Оно вылезало и печи на пол, и, встав в полный рост, можно было различить черную худую фигуру в два метра ростом, с длинными до колен черными руками с огромными саблевидными когтями, худыми черными ногами согнутые в коленях и его огромная не по размеру черная голова с горящими желтыми кошачьими глазами. С его рта стекала длинной струйкой желтовато-зеленая слюна, и оно вертело головой, как бы осматриваясь, и поднял свой маленький нос с широкими ноздрями и стал принюхиваться к воздуху с шумом, словно лошадь. От этого зрелища Марфу сначала парализовало, а потом, громко издав истошный крик, она кинулась будить свекровь и свекра. Бешено тормоша обоих, она никак не могла их добудиться, словно они и вовсе не живые, а существо, делая медленно шаг за шагом и принюхиваясь к воздуху, все ближе подходил к постели с её сыном. Марфа кинулась к сыну, сняв крестик, она выставила его на вытянутой руке в сторону существа:

— Пошел прочь! — отчаянно кричала она монстру — Пошел отсюда прочь! Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле…!

Она кричала молитву во весь голос, но существо никак не реагировало на это, а лишь шаг за шагом приближалось к её вытянутой руке с крестиком и, подойдя вплотную к нему, он понюхал его, потом страшно зарычал, и Марфе показалось, что он оскалился.

–… Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки, — закончив молитву, Марфа с ужасом смотрела прямо на монстра — Мама! Мама! Отец! Помогите мне!

В её глазах блестели слезы от страха и отчаяния, но никто не откликался на её зов и даже сын так крепко спал, хотя весь день он не засыпал больше, чем на десять минут. Марфа вдруг от отчаяния стала кричать на монстра:

— Убирайся к черту! Здесь тебе не рады! Пошел обратно, откуда пришел! Убирайся прочь! — Марфа даже сделала шаг на встречу к существу, почуяв его смердящее дыхание, тыкнула прямо крестом в его блестящую черную плоть — Пошел вон из моего дома! Убирайся!

Существо вдруг подняло свою длинную руку и указало в сторону спящего мальчика. Марфу снова как будто окунули в ледяную воду и, не помня себя, она кинулась к венику, стоящему у печи, схватила его и накинулась на существо. Она хлестала его так отчаянно, крича на него благим матом, которого и сродни не знала, что даже забыла про страх. Существо пыталось уклониться от ударов веником, но Марфа все чаще и сильнее била его, пока, видимо, ему это надоело и он, со всей дури ударил её своей длинной рукой.

Упав на пол, Марфа больно ударилась лбом о деревянный пол, что аж искры полетели из глаз, и на какое-то время она даже не могла понять, что происходит. Как только к ней вернулась через несколько секунд сознание, она вскочила с пола и бросилась за кочергой. Схватив её, она снова набросилась на мерзкое существо, которое уже стояло у постели сына и протягивало к нему свои огромные руки с когтями. Марфа из всех сил била его кочергой, пытаясь попасть по его огромной голове, видимо это ему доставляло боль и оно начинало вопить, высовывая из-за рта свой красный раздвоенный язык. Марфа не переставая наносила удар за ударом, пока не услышала плач своего сына. Федор проснулся! Существо стало еще громче вопить, теперь идя на Марфу, пытаясь выхватить из её рук кочергу.

— Пошел к черту! Вон из моего дома! — орала во все горло Марфа, не переставая лупить монстра.

Вдруг послышалось, как прокукарекал соседний петух. Монстр неожиданно встал на месте, как будто прислушался. Марфа все еще его била, оставляя на черной коже монстра отчетливые красные отметины. Снова послышалось, как прокукарекал петух. Монстр завопил во весь голос и поспешил к печи, ударив Марфу своей когтистой рукой. Она упала у скамейки, и, не поднимаясь, наблюдала со страхом, как существо заползает обратно в печь и послышалось, как оно карабкается по трубе вверх. Марфа встала с пола, бросилась к печи, но существа там уже не было. Тогда, схватив выронившую кочергу, она выбежала из дома во двор, а из двора за ворота. Она высматривала на крыше монстра, а тот уже неуклюже спрыгивал с неё и со страшным воплем бежал в сторону леса, там, где находилось сельское кладбище. Марфа стояла так еще с минуту, смотря вслед ему, пока не потеряла его из виду. Тогда она вошла обратно в дом и услышав плач своего сына, бросилась к нему, со слезами гладя его по голове и целуя, она не могла нарадоваться, что тот жив.

Неожиданно Марфа открывает глаза. Она слышит шум и плач сына. Поднимает голову с одеяла и не может понять, что происходит.

— Марфа! Сын проснулся! Опять его продристало! — кричал недовольный Николай Феофанович ей, стоя за её спиной, поставив руки в бока.

Марфа встала, увидев плачущего сына, она зарыдала сама. Гладя его по голове, она ревела и не могла остановиться.

— Марфа, сходи к Ершихи, — ласково сказала Евдоксия, — Сходи, родная. Может чего даст.

Марфа встала с постели сына, утирая слезы с лица, она пошла к вешалке у входной двери, надела на голову платок, надела старые войлочные чуни на ноги и вышла.

— Марфа! — выбежала за ней свекровь со свертком — Возьми, отдашь ведьме.

Марфа приняла из её рук сверток и почувствовала внутри завернутый кусок позавчерашнего рыбного пирога. Не думая больше не о чем, она побрела в сторону болота, где жила Ершиха. По дороге ей никто ни разу не встретился, даже собаки не вышли облаять её за то, что решилась пройтись мимо домов их хозяев. Была такая странная тишина, и только шелестели ветви на ветру у деревьев, как будто шепчась между собой. Марфа завернула на дорогу вдоль болота, ведущая к дому ведьмы. Из болота тянулся густой туман, а со стороны леса поднялся ветер, уже качая ветви деревьев, как будто предупреждая её о чем то. Но Марфа не обращала на все это внимания, ей нужно было спасти сына.

Подойдя к маленькому дому Ершихи, она услышала истошный женский крик. Встав у двери, Марфа не решалась войти, а когда послышался снова женский крик, она и вовсе сделала два шага назад и уставилась на дверь. Она и не знает сколько так простояла, не шевелясь, слушая редкие женские вопли, пока дверь вдруг неожиданно не распахнулась и перед ней не встала сама Ершиха в коричневой юбке и серой заляпанной кровью кофте. Ершиха вытирала пальцы какой то тряпкой и смотрела своими жгучими глазами прямо на Марфу:

— Чего пришла?

Марфа, уставившись на то, как та вытирает пальцы, не поднимая глаз, ответила:

— За снадобьем для сына.

Ершиха усмехнулась и, посмотрев в сторону болота, сказала:

— Вот дела. Одна дитя убивает, а другая спасает. Понос?

Марфа теперь посмотрела на саму Ершиху и на её заляпанную кофту:"Господи, грех то какой": подумала она про себя.

— А ты из себя святую не строй, — вдруг произнесла Ершиха, не отрывая взгляда от болота, — Много вас таких, осуждающих. Не один еще из вас таким женщинам не помог. Так понос?

Ершиха повернула голову к ней и теперь смотрела Марфе прямо в глаза:

— Отбила, вижу, его у смерти, только впереди снова ночь. — Ершиха вдруг резко развернулась и вошла в дом, оставив Марфу одну.

Через пару минут Ершиха вышла из дома, неся в руках пучки каких-то трав и маленький глиняный горшочек. Она протянула все это Марфе, забрав из рук сама у той сверток с пирогом.

— Травы все эти запаришь, остудишь и сыну выпить дашь, а перед сном лоб и щеки ему мазью намажешь, и так будешь делать, пока не закончиться до конца. Поняла меня?

Марфа стояла и смотрела на травы и на горшочек:

— Все понятно… — тихо ответила она.

— Пойдешь отсюда и не смей в течение семи дней возвращаться сюда. Поняла?

— Поняла…

— Иди уже, у меня и без тебя забот хватает.

Ершиха резко развернулась, и громко хлопнув дверью, скрылась в своей избе. Марфа, постояв еще с полминуты, рассматривая, зачем то дверь, пошла обратно по той же дороге, что и шла сюда. Идя по илистой скользкой тропинке, она несколько раз, как будто услышала свое имя со стороны болота, но, когда все-таки решилась остановиться и повернуть в ту сторону голову, увидела, как взлетает с того места цапля и улетает куда то в гущу тумана. Марфа плюнула со злости, что испугалась птицу и шла, остальное расстояние до самого дома, не останавливаясь.

Марфа делала все как велела ей Ершиха, давала отвар сыну из тех трав и, мажа лоб и щеки черной мазью с резким запахом, от которого поначалу даже глаза слезились. Первый день изменений не было никаких, и Николай Феофанович даже хотел вызвать уже отца Алексия, но Евдоксия ласково, как умела, его отговорила. На второй день мальчик стал часто просить пить, а на третий — стал просить есть. Ни поноса, ни жара больше не было. За все время мерзкое черное существо больше не возвращалось, но Марфа не могла теперь уснуть, долго не всматриваясь в темноту комнаты, пока её глаза сами не закрывались, и она не впадала в сон.