Курсант из Тис-Утор – I. Где я?

Кохуро (2024)

Нао-Лейн — мир, взлелеянный Океаном, — приютил немало народов. Среди них и славящие солнце Гонья, и хранящая текучее Пламя Империя Форддосс. Говорят, у отлитых из живого металла лейнийских кораблей есть сердца, а владыка его настолько хитёр, что может обмануть даже Грань. Кохите, не то благословлённый, не то проклятый древней силой, скитался по Пустоте с начала жизни. О Лейне ему известно немного: мир-Страж, родина наставника, доступная военная служба. Способно ли это место надолго его принять?.. Может, после стольких неудач и не стоило бы мечтать об обретении дома, но лейнийская осень слишком очаровательна, чтобы не попытаться. Это — первая из трёх частей истории Кохите, а Кохите — первый из пяти героев Нового времени Нао-Лейна.

Глава 6. Леди

В Нао-Лейне нет домашних животных, это я прекрасно знал. Как и то, что кошки обитают только у моря Третьего. Но одной конкретной маленькой особе всё это, видимо, было до лампочки.

— Мяу, — снова сказала кошка.

— Ты откуда, эй. — Я присел перед ней на корточки и осторожно протянул руку.

Кошка тут же ткнулась носом в ладонь, подлезла под руку и стала тереться о мои ботинки. Она была похожа на нашу риуннскую кошку, ровно настолько, насколько вообще были похожи между собой все маленькие кошки Вселенной. Чёрный пушистик с жёлто-зелёными глазами-бусинами и очаровательными длинными усиками. Она тихо, но настойчиво рокотала, грея меня тёплым боком.

Мы прообщались минут двадцать. Я попытался выведать, чья она: возможно, кто-то забрал её из Третьего и не вернул обратно. Мне всегда неплохо удавалось ладить с животными. Вот уж не знаю почему, но, кажется, я их понимал несколько лучше, чем другие люди. Когда Пустота закидывала меня в какой-нибудь лес или незаселённую степь, это было полезно. Лучше всего получалось со всякой мелочью: птички, мыши, ящерицы, опять же — кошки. Но эта незнакомка не спешила открывать душу. Каждый раз, когда я спрашивал, что она здесь делает, она настойчиво ластилась и не подавала никаких других знаков.

— Ты тут сама по себе что ли?

— Мр-р-р! — Кошка зажмурилась и, качнувшись, ударилась лбом в мою ногу. Потом подняла голову и внимательно на меня посмотрела.

— Сама, значит, — понял я. Ответом стало ещё одно утвердительное «мр-р». — А как ты тогда сюда залезла?

На это пушистая особа пару раз моргнула, слегка наклонила голову вбок, а потом вдруг подобралась и так быстро рванула вглубь парка, что сразу потерялась из виду.

— Ну и ладно, — сказал я уже в пустоту и пошёл к дому.

Дворец встретил меня тёплым огоньком лампы над крыльцом и — внезапно — запахом выпечки в холле. Это было странно. Выпечка, яблоки и корица, и ещё пряный чай. На перилах лестницы к седьмой комнате покачивались золотые искорки гирлянды, а к пятой двери кто-то прилепил бумажные разноцветные флажки. На столе обнаружился мой любимый пирог, который пекла по выходным мама Ольир, и ажурные салфетки разложены будто бы рукой риуннской сестры.

Я не знал, как это понимать. Линель влезла мне в голову и решила воплотить парочку детских воспоминаний? Ноги сами понесли меня к стеллажам; я прошёл два ряда, и взгляд упал на старую книжку в синем бумажном переплёте. Довольно маленький по формату, но толстый «Путеводитель по особенностям строения ментальнозависимых пространств модели Льецари». Название вызывало такой ужас, что я едва не затолкал его обратно. Однако на первой же случайно открытой странице прочитал: «Недостроенные измерения с полузакрытыми швами, смежными с абсолют-пространством, могут обладать свойствами “доступного творения” через конденсацию мыслеформ входящего. Для настройки и ограничения данных свойств необходимо установление ключа проницаемости по векторной модели…». Я захлопнул книгу и поставил на полку. Потом подумал и переставил на самый первый от входа стеллаж. С него ничего не исчезает, поскольку переход в Архив начинается дальше. Выходит, Линель была ни при чём: Дворец подстроился под меня сам. Интересно, каким он был, когда здесь жил основатель Третьего?

Прежде чем вернуться и насладиться чаем, я решил попросить у Архива клейкий валик. Других способов избавления от налипшей шерсти я не знал, хотя наверняка существовали разные техники, подвластные какому-нибудь Алури или Раоре.

Чай с пирогом и правда были как дома. Такими, как я их запомнил. И флажки на двери — любимые поделки Олли, которыми она обвешивала всю гостиную, когда мы только познакомились. И золотая гирлянда — неотъемлемая часть террасы любого риуннского дома в канун Дня Опавших листьев. Это было волшебное время, если не вспоминать, чем всё закончилось.

Глубокая синяя ночь разрезалась только крапинками резких белых фонарей, нанизанных на нитку улицы. Окна дома, у двери которого я стоял, уже не горели. Я хотел спать, но совсем чуть-чуть, только чтобы дождаться рассвета и отправиться дальше. На скамейке у ограждения террасы лежали две старые вышитые подушки. Там я и пристроился, втиснувшись между подлокотников, — эх, пару лет назад я бы ещё мог растянуться в полный рост, а теперь приходилось немного сгибать колени. Холодно; но новая большая куртка мне была как пол-одеяла.

Когда мягкие пушистые лапы предрассветной дымки опустились на ограждение, я уже лежал с открытыми глазами, глядя, как подкрашиваются алым и золотистым пёрышки облаков. Было красиво и свежо. Я завернулся в куртку и пошёл вперёд по улице, просто в никуда: было бы не очень вежливо оставаться у чужого крыльца, когда хозяева дома проснутся.

В воздухе тянуло малиной, и я, как охотничий пёс, взял след, завернул за угол, промелькнул через несколько переулков и вышел к небольшой площади. Она была совсем крохотная: парочка домов по каждой стороне, полукольцо деревьев в один ряд и маленький каменный фонтан. Запах малины доносился из приоткрытой форточки на первом этаже светло-оранжевого здания. Едва различимый дымок медленно вытекал на улицу, принося кроме малины ещё ноты пряностей и свежего теста. Я прижался лбом к стеклу, заглядывая в медленно оживающую пекарню. Двое — мужчина и женщина, похожие на семейную пару, — нетерпеливо перекладывали разнообразные баночки, поочерёдно проверяли большую белую печь и совершенно не замечали меня.

— Юноша, вы голодны? — Глубокий тягучий голос навалился на меня сзади, как тяжёлая волна. — Что вы делаете здесь в такую рань?

Я оглянулся и увидел женщину; тогда она показалась мне высокой и широкой. Она взирала на меня немного сверху, как скала, но не потому что хотела подавить, а, скорее, потому что не могла иначе. Я не знал, чего мне ждать от неё. В болотного цвета глазах можно было прочитать участие и интерес, но то, как она держала себя, и то, как строго были убраны тёмно-медные волосы под бордовую шляпу, заставляло насторожиться. Такие женщины, по моему опыту, делились на две категории: неравнодушные, искренне желающие и способные помочь, и тоже неравнодушные, но считающие своим долгом упечь тебя в сиротский приют. Из тех смутных вспышек памяти, что у меня были, я знал, что мне приходилось сбегать из приютов раза четыре.

— Я иду из другого города, путешествую, — ответил я. — Родители в долгой командировке, и поэтому я отправился к моей тётушке. Она живёт здесь неподалёку.

Складка на её лбу медленно скатились к переносице.

— Вот как… — Я не понял, поверила она мне или нет, но явной угрозы не почувствовал. — В таком случае не составишь ли ты мне компанию в этой кондитерской? Сегодня прекрасное утро. И почему только люди так долго спят?..

Она задумчиво улыбнулась и медленно поплыла в сторону двери. Там всё ещё висела табличка «Закрыто», но женщина беззастенчиво потянула за длинную прямую ручку и замерла в проходе на пару секунд, ожидая меня, пусть я и не выражал прямого согласия идти с ней. Я покорился и нырнул в помещение следом.

— О, леди Мальт, доброе утро! — Из маленькой чёрной двери, очевидно, ведущей на кухню, выпорхнула хозяйка, торопливо отряхивая руки о белый передник. — Кто это с вами?

— Думаю, этот юный господин был пленён ароматом вашего печенья, Кармисса. Но я надеюсь, у вас найдётся что-нибудь ещё, что поможет восстановить силы после долгого пути.

— Разумеется, — улыбнулась хозяйка. Кивнула, тряхнув золотыми кудрями, и стремительно скрылась на кухне.

Леди Мальт чинно опустилась в тёмное плетёное кресло у окна. Я сел напротив, не решаясь что-либо говорить, и только наблюдал, как расслабленная рука мягко опускается в карман тёмной накидки и достаёт чёрную небольшую фляжку. Через минуту из неё в возникший из ниоткуда гранёный бокал тягучей струёй льётся напиток, цветом напоминающий шляпу женщины, а запахом — что-то из «Края ночи».

— Тебя ничего не удивляет, — она скорее констатировала, чем спросила. — Это цветное вино, вишнёвое.

Смесь малинового и чёрного, как я узнаю позднее.

— Вы даже не спросите моего имени?

Леди Мальт задумчиво поперекатывала вино в бокале, держась за толстую ножку, прежде чем ответить.

— Я и так знаю твоё имя, Кохите. На твоих плечах пыль Пустоши. Далеко же живёт твоя тётушка…

Я внутренне подобрался, и в тон моему напряжению о стол звякнула посуда.

— Ваш любимый тыквенный пирог, леди. С кардамоном, разумеется, и лепестками икайи. И собрание нашей утренней выпечки для вашего спутника. — Хозяйка пододвинула ко мне большую плоскую тарелку на голубой салфетке, усыпанную всякой разностью всех форм и размеров. — Можете выбрать, что вам больше понравится, и я принесу ещё.

— Спасибо, — смущённо отозвался я.

— Благодарю, Кармисса. — Леди Мальт тепло улыбалась и прятала созданный бокал под столешницей. — И будь добра, завари нам горного чаю.

Когда хозяйка ушла, я постарался занять себя сортировкой печений и пирожков. Меня внимательно изучали, и я чувствовал это слишком остро. Хотя вопрос о сиротском доме отпадал: люди, знающие о Пустоте, такими вещами не занимаются — откуда-то я был в этом уверен.

— Как вы узнали моё имя? — нарушил я молчание, когда нам принесли солнечно-жёлтый чай.

— Очень просто: прочла по твой ари. Нас здесь не поймут, согласен? — Женщина промокнула губы салфеткой. — Это мир нэ — людей, не имеющих развитого чутья энергий. А мы с тобой — кхин, равнозначные в тонком и плотном, ари и кён. Никогда не слышал этой терминологии?

Я помотал головой. Леди Мальт отрезала ещё несколько кусочков пирога и стала медленно накалывать их на вилку.

— Кён — это всё то, чего ты можешь коснуться, сжать в ладони, ощутить вес. Значительная часть твоего тела: твои кости, сердце, гоняющее кровь, — это всё кён. А ари — это то, что нельзя потрогать, но можно почувствовать. Увидеть даже, если твои глаза достаточно открыты. К ари можно отнести и душу. Ари живая и подвижная, пронизывает всё плотное и твёрдое, что наделено энергией. У тех, кого называют нэ, ари в телах похожа на неравномерные сгустки или несложную сеточку. Нэ порой даже не замечают её присутствия в себе. У нас же, кхин, ари устроена куда сложнее. Она разделяется на свободное поле и сложную систему сосудов, по которым течёт, поддерживая в нас жизнь и позволяя творить удивительные вещи, если научиться ей управлять. И ты об этом наверняка знаешь, просто до этого дня не слышал таких обозначений.

— Почему вы здесь, если это мир нэ? — спросил я неожиданно для самого себя.

Леди Мальт с наслаждением пригубила чай.

— Потому что здесь очень уютно. Я тоже путешествую через Пустошь, как ты. Просто решила сделать длительную остановку. Приятно иметь место, куда можно вернуться, не так ли?

Я неловко буркнул что-то утвердительное и быстро зажевал хрустящие палочки с пряными травами, чтобы избежать вопросов в эту сторону. Однако по блеснувшим глазам собеседницы понял, что она меня проверяла и я попался.

— Как давно ты в пути, Кохите?

— Сколько себя помню, — скрывать уже не было никакого смысла. — Не знаю. Почему вы называете Пустоту Пустошью? — Я попытался сменить тему.

— Почему? — Она засмеялась. — Потому что она не пустая, как тебе кажется. Впрочем, название — это дело вкуса. Но у Пустоши есть пути, есть свой особый запах и есть след, который она оставляет на каждом прошедшем. На тебе он такой сильный, что я даже и предположить не могу, где ты был до этого. Она играет тобой?

— Вроде того. Я не управляю перемещением.

— Не уверена, что это поможет, — леди Мальт снова убрала руку под накидку, но теперь в другой её части, и извлекла небольшую книгу в мягком коричневом переплёте, — но ты можешь попробовать вести дневник. Просто чтобы структурировать свой разум и не забывать случившегося с тобой. В самом начале пути дневник здорово помогал мне, но я обратилась к Пустоши уже будучи взрослой… Твоё хонэ — ядро ари, второе сердце, что не даёт энергии вытечь, — твоё хонэ ещё такое неустойчивое. Такое открытое и ведомое чувствами. Стоит потерять баланс, и Пустошь готова выхватить тебя, верно? — Её глаза стали немного печальными. — Тебе придётся вытерпеть это, пока ты не вырастешь или не найдёшь хорошего Мастера.

— А вы? — сразу спросил я.

— Я не могу, мы лежим в слишком разных плоскостях. Учитель должен быть похож на ученика, когда речь идёт о начальном обучении владению ари. Иначе ты просто не сможешь воспринять его труд и впитать новое. Но ты обязательно однажды его найдёшь, просто потому что так устроена жизнь. Всё складывается наилучшим образом.

— Вы и правда так думаете? — недоверчиво отозвался я.

— Это истинно, — спокойно отметила леди Мальт, соединив пальцы на чашке. — Понимание этого приходит со временем. У Вселенной нет потребности устраивать тебе неприятности. Просто иногда ты ещё слишком мал, чтобы разглядеть её добрые намерения… В любом случае, где бы ты ни оказался, Кохите, у меня ты всегда можешь остановиться настолько, насколько это потребуется. Пока я здесь, в Риунне, я живу в тридцатом доме по Вишнёвой улице. Но предложение моё Риунной не ограничивается. Кто знает, где ещё наши пути пересекутся…

Она неспешно поднялась и как-то просто и не величественно стряхнула с рук приставшие крошки.

— Что ж, доброго тебе дня, Кохите, и удачи. Возможно, мы ещё встретимся.

— Прощайте, — еле слышно сказал я ей вслед, уже когда с тихим хлопком закрылась дверь.

Я посидел ещё некоторое время, благо никто меня не торопил. Хозяева хлопотали на кухне, изредка появляясь в зале, чтобы заполнить приятно поблёскивающие на первом солнце витрины. Кондитерская медленно заполнялась посетителями. Когда их набралось примерно на половину столиков, я попросил завернуть остатки моей еды и вышел на площадь.

Леди Мальт была права: в спокойном состоянии Пустота меня не доставала, так что я мог рассчитывать на относительно длительное пребывание в Риунне. Но тогда я даже не подозревал, насколько долгим оно окажется в итоге.

Всё началось в районе полудня. Я прогуливался, любуясь разноцветными домиками и пересчитывая округлые камни, которыми были вымощены улицы. Прогуливался ровно до тех пор, пока не наткнулся на группу детей, возрастом примерно как я сам тогда и чуть младше. Они были заняты чем-то непонятным и ожесточённо спорили.

— Ты с ума сошла, я туда не полезу! — выпучив глаза шипел мальчик в плоской шапке с козырьком.

— Бальру, ты должен! — Девочка с тонкими пшеничными косами отчаянно висла на его длинных руках, сглатывая слёзы и горячо пытаясь убедить. — Бальру!

— Не полезу! Ты посмотри наверх — ветки сухие, они подо мной обломятся.

Я перевёл взгляд на высокое тонкое дерево, куда указывал Бальру. Там, ближе к верхушке, подрагивающей от ветра, застряло что-то синее с зелёными и жёлтыми пятнами.

— Ольир, он прав. — Девочка постарше с чёрными волосами, намотанными на обруч вокруг головы, попыталась отцепить подругу от несчастного, тяня за свободные рукава платья. — Бальру не залезет туда, он сорвётся и сломает себе шею. Неужели твой дракон важнее?

— Не сломает, он залезет, Бальру-у-у! — завыла Ольир.

Бальру на это лишь горестно вздохнул и закатил глаза с запрокидыванием головы.

— Ольир, тебе родители ещё хоть тыщу драконов сделают, если ты попросишь. Я уверен, они даже могут дать нам нового прямо сейчас. — Он погладил её по голове и неловко вытер ей слёзы. — Давай пойдём домой, попросим нового дракона и снова на луг, хорошо?

Но упрямая девочка грубо отбила его ладонь и дала ему крепкую затрещину.

— Бальру!!! — Она громко шмыгнула носом. — Как ты можешь не понимать?! Это… это был мой особенный дракон! Самый люби-и-имый!

Ольир спрятала лицо в маленьких круглых ладонях и разревелась ещё сильнее. Товарищи неуверенно пытались её успокоить. Ещё одна совсем маленькая девочка в цыплячьи-жёлтом платье стояла поодаль и сосредоточенно дёргала рукой в воздухе. Я не понял зачем.

— Бальру… — меж тем продолжила Ольир, чуть успокоившись. — Бальру. Если ты не достанешь мне моего самого любимого дракона, то я… я… я никогда не выйду за тебя за-а-а-му-у-у-уж!!!

Она стала издавать такие противные душераздирающие звуки, что мне захотелось перескочить через ближайший забор и зарыться поглубже в землю. Я искренне сочувствовал окончательно растерявшемуся теперь Бальру и не знал, что бы делал сам на его месте. Впрочем — я ещё раз осмотрел дерево, — я-то как раз мог бы на него залезть. После долгих дней, проведённых в гигантских лесах, и других необычных условий жизни я заслуженно считал, что способен залезть на что угодно.

— Ты хочешь, чтобы он достал ту цветную штуковину? — спросил я у притихшей от моего приближения Ольир.

Она громко всхлипнула:

— Да.

— Хочешь, я достану?

— А ты можешь? — с надеждой спросила она, приготовившись виснуть уже на мне. Я предусмотрительно отпрянул на пару шагов.

— Могу.

Я пошёл к дереву, росшему прямо посередине забора. Похоже, строители решили не обходить его, а подогнать доски вплотную к серебристому боку. Потом дерево выросло и потеснило конструкцию, волной изогнув к земле, зато мне было проще начинать.

— Послушай, — старшая девочка решительно направилась ко мне, — это опасно. Что мы скажем твоим родителям, если ты сорвёшься? Ольир переживёт как-нибудь и без своего дракона.

— Всё нормально, — заверил её я и запрыгнул на первую перемычку.

Бальру смотрел на это со странной смесью ревности и благодарности. Я не спеша двинулся вверх. Пальцы привычно цеплялись за кору и сучки, лезть было легко. Но да, едва ли городские дети смогли бы так же.

— Ты только не распутывай уж его там, просто нитку оторви! — прокричала мне снизу старшая девочка, когда я был уже на середине пути к цветному пятну.

— Ладно. Тебя как зовут-то? — крикнул я в ответ, наклонившись вниз.

Она сначала зажмурилась от того, как я накренился, а потом ответила:

— Алея. А тебя?

— Кохите.

Дракон оказался каким-то конвертом из плотной бумаги. Ещё у этого конверта имелся хвост из конвертов поменьше и разноцветные пучки лент на уголках. Я старательно выпутал это всё из веток, послушно оторвав по наставлению Алеи длинную нить от крепления на большом конверте. Потом мне пришлось зажать его зубами, чтобы спуститься, что было не слишком удобно из-за его размеров.

К счастью, когда мелкие ветки вокруг закончились и цепляться дракону было больше не за что, мне разрешили просто его сбросить. Стоило оказаться на земле, как я тут же угодил в благодарные (и сопливые) объятия Ольир. А после мы все впятером отправились к ней домой.

Можете представить моё удивление, когда она привела нас на ту самую террасу, с которой начался день? Я буквально ощутил в голове голос леди Мальт, говорящий, что нет ничего случайного в действиях Вселенной. Впрочем, когда дверь открылась, пропуская нас в просторную гостиную с камином, я смог услышать голос упомянутой леди уже своими обычными ушами.

— Здравствуйте, — обратился я не то к леди Мальт, стоящей возле арки в какой-то коридор, не то к хрупкой рыжеволосой женщине, замершей у камина, не то вообще к стеллажу с книгами и крупными цветными кристаллами, прислонившемуся к дальней стене гостиной, как раз между женщиной и леди Мальт.

— Мама, мама, это Кохите, он достал моего дракона с дерева бабуси Шинки! — Ольир радостно вырвалась вперёд и воткнулась лицом в рыжеволосую женщину, крепко её обнимая. Потом отняла голову и добавила: — Он теперь наш друг.

Я только кивнул и ещё раз смято сказал «здравствуйте». Мама Ольир тревожно взглянула на меня и жёстко спросила:

— Это правда, что ты залез на то дерево? Это же очень опасно!

— Да, да, но он так здорово лазает по деревьям, тётя Комэ! — вступилась за меня Алея.

— Дорогая, тебе не стоит об этом волноваться. — Леди Мальт плавно перетекла к нам. — Я хорошо знаю Кохите, он мой племянник. Приехал сегодня погостить на время.

Я было опешил, но под острым взглядом леди Мальт взял себя в руки. Она мягко ухватила маму Ольир под локоть и потянула в сторону комнаты за стеной с камином. Пока они разговаривали, мы распределились по гостиной, рассевшись частично на синем диване, частично — на махровом светлом ковре. По тому, что я мог услышать из соседней комнаты, я понял, что они говорили обо мне.

Через несколько минут леди Мальт и леди Комэ вышли к нам, принеся с собой подносы с чаем и угощениями. Мама Ольир расположилась на маленьком пуфике, а леди Мальт расслабилась в качающемся кресле, стоящем чуть поодаль. Чашку спустя леди Комэ подняла на меня взволнованные глаза и заговорила:

— Кохите, то что твои родители заблудились — это ужасно. Просто знай, что пока ты здесь, ты можешь обращаться не только к тётушке, но и к нашей семье.

Она осторожно коснулась моей руки.

— Да, тётя Мальт и так ходит к нам в гости каждый день! И ты ходи! — воскликнула Ольир. — Твои родители обязательно найдутся! Если ты так хорошо лазаешь по деревьям, твои папа с мамой точно смогут найти выход из пещер.

Логика её мыслей меня умилила.

— Спасибо.

Пусть я обращался к ним, мысленно моё «спасибо» было адресовано ещё и тёте Мальт, как я начал её называть. Я благодарил её за то, что она так легко подыграла мне и устроила в этом незнакомом мире. Моя легенда была универсальной и подошла бы как на случай скорого исчезновения, так и на более долгий срок. Пропавшие в пещерах люди были нормой жизни для Риунны. Минералогия здесь была опасным занятием: богатые природными сокровищами естественные шахты походили на лабиринты и иногда обрушались.

Постепенно мои заблудившиеся родители превратились в погибших, и в какой-то момент семья Ольир просто взяла меня к себе, и так я стал старшим братом. У меня были ароматные пироги по праздникам, выходным и просто под мамино настроение, несметные кучи поделок младшей сестры, способные заполонить всё пространство, и даже кошка. Синевато-серая неторопливая кошка, прямо как её хозяйка, тётя Мальт. Она жила с ней в тридцатом доме, а мы в тридцать шестом. Правильнее сказать, кошка Шалья жила где-то между нашими домами, наведываясь то в один, то в другой. Она любила сидеть на моих коленях или играть с сухим колоском, иногда забываясь и путаясь в пряже Олли.

Когда на следующее утро после внезапного вечера воспоминаний я вышел прогуляться по Шестому, я понял, что у меня, кажется, опять появилась кошка. Зеленоглазая чернушка поджидала на том же месте, под корнем, и, видимо, хотела, чтобы я её покормил.