В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность

Светлана Нилова

Есть события, которые так меняют жизнь человека, что он уже не может оставаться прежним.Софи Берто, девочка рожденная на безмятежных островах Французской Полинезии, слишком рано почувствовала дыхание смерти. После столкновения с наркомафией семья Софи вынуждена скрываться, ускользая из океана в океан.Роман о приключениях, взрослении и первой любви.

16. Брат

В тот день мы заехали на велосипедах так далеко, что кроме океана и скалистого берега ничего вокруг не было. Шум океана и сильный ветер перекрывали наши голоса, и нам пришлось выкрикивать слова клятвы. Говорила я, Сэм вторил мне:

— Перед ветром и океаном…

–…перед скалами и дождем…

–…беру тебя, Сэм Найколайски, в родные братья…

–…клянусь быть тебе…

–…заботливой сестрой…

–…заботливым братом, помогать…

–…защищать от всех бед…

–…и помнить о нашей клятве всю свою жизнь.

Потом мы торжественно разрезали свои ладони ножом и соединили руки, скрепляя клятву крепким рукопожатием. Крови было много, особенно у Сэма. Вот тогда нам и пригодилось полотенце, которым мы обмотали ладони.

— Какая же ты умная! — восхитился Сэм.

— Я предусмотрительная. Тебе тоже пора таким становиться. Ты же теперь мой брат!

Обратно мы возвращались уже под проливным дождем и почти в полной темноте. На въезде в город нас встретил целый отряд: нас уже собирались искать. Мама кинулась ко мне в слезах, прижимала к себе и целовала куда попало. Сэм, съёжившись, подошел к отцу и получил от него такую затрещину, что мне было странно, отчего голова Сэма не покатилась по дороге от такого тумака.

Нас долго выспрашивали про изрезанные руки, но я молчала, а Сэм выдавал такие фантастические версии, что скоро от нас отвязались, только наложили чистые повязки. А Сэму ещё и швы. Слишком глубоко он полоснул по ладони ножом.

В школу мы с Сэмми ходили вместе и учились в одном потоке, только вот сидели в разных концах класса. Когда нас сажали рядом, мы постоянно разговаривали, и за это больше всего доставалось Сэму. Я-то, болтая с Сэмом, слушала учителя и могла пересказать весь урок, а мой дружок почему-то нет. Впрочем, даже без болтовни, учиться Сэму было тяжело. Я помогала ему, но переделать его голову я не могла.

— Неужели тебе не запомнить? — Горячилась я, — сухопутная миля всего тысяча шестьсот девять метров, а морская — тысяча восемьсот пятьдесят два метра и двадцать сантиметров!

— Какая разница? — вяло возражал Сэм. — Примерно одинаково. А двадцать сантиметров и вовсе не в счет.

— Как так не в счет? На тысячу миль набирается двести метров!

— Откуда знаешь? — удивлялся Сэм.

— Сосчитала!

— Это у тебя голова по-другому устроена, — вздыхал Сэм. — Я так не могу.

— Да ты ведь даже не стараешься!

— А зачем? Колледж мне всё равно не светит. Окончу школу, буду крабов промышлять, как отец. Или радистом. Или в береговой охране.

— Неужели ты не хочешь сделать что-то большее, чем твой отец и братья?

— У меня не получится, — вздыхал Сэм. — Я бестолковый.

— Кто тебе такое сказал? — возмутилась я.

— Отец.

Сэм помрачнел. Я не знала, что сказать. Сэм вовсе не был бестолковым. Он был жизнерадостный, добрый и очень деятельный. Когда мы с ним строили укрытие на скале — он перетаскал туда кучу камней, раздобыл доски и проволоку и даже дырявое жестяное ведро, чтобы сделать печь. В этом укрытии — мы называли его «наше место» — мы проводили всё время после школы. Это если шел сильный дождь и нельзя было кататься на велосипедах. Энтузиазм бил из Сэма через край. Он отчаянно хватался за любую, даже самую тяжелую работу. Даже за то, что никогда не делал или не умел. От этого и выходили все его несчастья.

А ещё он никогда не думал «что будет, если…». Он вообще очень мало думал. Я же, наоборот, любила размышлять и придумывать необыкновенные истории. Сэм слушал их с восхищением и, мне казалось, верил всему, что я рассказываю.

Мы сидели в «нашем месте», на деревянных брусках (их тоже приволок Сэм) и молчали.

В нашей «печке» горел огонь, и мы тянули к нему озябшие пальцы.

Сэм вздыхал, я тоже молчала, думала и думала. Наконец, решилась.

— Ты когда-нибудь думал о том, для чего ты живешь, Сэм?

— Да не особо, — признался Сэм. — Просто живу и всё. Вот, когда вырасту, тогда и буду об этом думать. Это у тебя голова забита мыслями, а мне и так хорошо.

— А если не успеешь?

— Чего не успею?

— Вырасти не успеешь. Ведь умереть можно в любую минуту: чик и тебя уже нет. Парки вырвали твою нить из полотна судьбы.

— Чего?

— Парки — это такие ведьмы. Они ткут полотно судьбы из нитей человеческих жизней. Иногда нить обрывается, и тогда человек умирает.

— Это сказка? Ты сама придумала?

— Это древнегреческие мифы, дурачок.

— Ну, тогда это не у нас, нечего бояться, — облегченно вздохнул Сэм.

— Парки-то может и не у нас, а смерть? — я перешла на шепот. — Мне кажется, она ходит за мной по пятам. Иногда я даже чувствую её дыхание. И оно — ледяное.

— Да ну? — мне показалось, что Сэм даже испугался. — И сейчас чувствуешь?

— Нет, — засмеялась я, — сейчас не чувствую. Ведь рядом со мной — ты. Ты мой брат, мой защитник.

Я крепче прижалась к его плечу.

— Тогда ладно, — облегченно вздохнул Сэм.

Но я не унималась.

— Понимаешь, Сэм, мне кажется, что во всем должен быть смысл, связи причины и следствия. И я постоянно их ищу.

— Чего ищешь? — не понял Сэм.

— Смысл я ищу во всем. Мне обязательно надо знать, зачем что-то происходит.

— Чудная ты какая-то, — задумчиво протянул Сэм.

— Это плохо?

— Не знаю, — честно ответил Сэм. — С тобой вообще всё как-то по-другому. Со мной никто так не разговаривал, как ты. Как будто с человеком.

— Но ты и есть человек, Сэм!

— Я ещё ребенок, — сказал Сэм, но как-то неуверенно.

— Брось, Сэмми, ты уже — человек. Ты — великий человек! А великих людей от обычных отличают их поступки. Ты спас нас от смерти. Разве это не поступок?

Сэм смутился:

— Это случайно вышло. Один раз.

— Тебя уже никто не зовет Сэм-Беда.

— Это потому, что ты рядом.

— Это потому, что ты сам становишься другим.

Сэм задумался и сидел совсем неподвижно, и только в его черных глазах отражались огненные блики нашего костра.