Последний апокриф. Роман-стёб

Семен Злотников, 2007

Это третье издание романа известного драматурга Семена Злотникова, пьесы которого: «Пришел мужчина к женщине», «Уходил старик от старухи», «Команда» и другие игрались по всему миру. Роман-стёб «Последний апокриф» – не рекомендуется для прочтения: истинно верующим; не истинно верующим; знающим, как надо жить и что делать; не знающим, как надо жить и что делать; уверенным в собственной значимости; ни в чем уже не уверенным; и т.д. В этом романе нет зла, параллелей, перпендикуляров, наставлений, внушений, суда и прочего прикладного добра, которым богата мировая литература. Всего-то – Игра, приносящая Радость. «Настоящая жизнь – Игра!» – провозгласил Иоанн Златоуст почти две тысячи лет назад. В самом деле, Любовь и Добро немыслимы без Игры. У Игры нет корысти. Игра не предаст. Игра возвращает нас в Детство. Детство немыслимо без Игры. Игра обещает Свободу, будит Фантазию, спасает от уныния. В этой книге нет ноты уныния. Просто книга – Игра.

90.

… — Беспредел царит внутри человеческого сообщества! — с грустью констатировал попугай сразу после того, как за гигантом захлопнулась дверь.

Иннокентий молчал (встречая насилие, он терял образ речи и каменел!).

— На кой черт вообще, разобраться, такое сообщество, где никто, ни с кем и никогда не может договориться! — ерошил перья и никак не мог успокоиться попугай.

Снизу со скрипом и визгом приполз старый лифт, из которого на лестничную площадку выползло некое сморщенное, трухлявое существо, непонятного рода, в вязаном пальто и пуховом платке (типа оренбургского!), с авоськой, полной дребезжащих бутылок из-под бормотухи.

— У нас не бумжуют! — ржаво и торжественно возвестило существо, извлекая из вязаной варежки мобильный телефон.

— А ну, как потом посмеешься! — угрюмо и с нажимом пообещало существо (действительно, наш герой при виде старухи улыбнулся!).

— Папаша, куда вы звоните? — перепугался попугай.

— В милицию, ясное дело, куда! — с астматической страстью ответило существо.

— Помилуйте, за что? — аж подпрыгнула птица в клетке.

— Спасите, насилуют! — мощно, по-молодому заголосило существо в микрофон мобильника. — Ой, нету мне силы терпеть, так насилуют! — радостно извещало оно.

— Проша Порфирьевна! — тихо позвал Иннокентий. — Вы меня не узнаете?

Старуха (Конфуций ошибся, приняв мамашу за папашу!) заткнулась и трижды растерянно перекрестилась и трижды же, жирно и смачно сплюнула через левое плечо.

— Иннокентий… — в отчаянии, сложив руки на груди, напомнил он.

— Иннокешка… — в испуге попятилась от него старуха.

— Ну, наконец! — с облегчением воскликнул Конфуций.

— Иннокешка, живой… — повторила мамаша (мамаша — понятно, условно, вульгарно!) и трижды, подряд осенила себя крестным знамением и также, трижды же, сплюнула через левое плечо (суеверие с верой в старушечьем сердце, похоже, не ссорились и уживались!).

— Да какой же еще! — нетерпеливо запрыгал на жердочке попугай (люди злили его своей неспособностью доверять собственным глазам!).

— Я-то думала, сокол, ты помер совсем… — прослезилась бабулька.

Конец ознакомительного фрагмента.