Неточные совпадения
В одну из минут весьма крайней нужды госпожа Жиглинская решилась
было намекнуть об этом дочери: «Ты бы
попросила денег у друга твоего, у князя; у него их много», — сказала она ей больше шутя; но Елена почти озлобленно взглянула на мать.
— Очень может
быть, — отвечала Елена, — но только не в доме у ней, а в передней: я приходила к ней
просить место учительницы.
— Непременно скажи,
прошу тебя о том! — восклицала Елизавета Петровна почти умоляющим голосом. — Или вот что мы лучше сделаем! — прибавила она потом, как бы сообразив нечто. — Чтобы мне никак вам не мешать, ты возьми мою спальную: у тебя
будет зала, гостиная и спальная, а я возьму комнаты за коридором, так мы и
будем жить на двух разных половинах.
— Я хочу вам, мой милый Эдуард, открыть тайну, в отношении которой
прошу прежде всего вашей скромности, а потом, может
быть, и некоторого совета по случаю оной.
— Но меня жена ваша, может
быть, не велит принять, или, еще хуже того, приняв,
попросит уйти назад! — возразила ему Елена.
«Вы понимаете, конечно, черноту ваших поступков. Я
просила вас всегда об одном:
быть со мной совершенно откровенным и не считать меня дурой; любить женщину нельзя себя заставить, но не обманывать женщину — это долг всякого, хоть сколько-нибудь честного человека; между нами все теперь кончено; я наложницей вашей состоять при вашем семействе не желаю. Пожалуйста, не трудитесь ни отвечать мне письмом, ни сами приходить — все это
будет совершенно бесполезно».
— Тут вам нечего ни желать, ни опасаться, потому что из всего этого, если не выйдет для вас некоторой пользы, то во всяком случае не
будет никакого вреда: мне вчерашний день князь прочел ваше письмо к нему, которым вы
просите его возвратить вам любовь его.
— Скажите, когда бывают влюблены и им отвечают взаимно, то пишут такие письма? — проговорил барон и, вынув из своего бумажника маленькую записочку, подал ее Анне Юрьевне. Письмо это
было от княгини, писанное два дня тому назад и следующего содержания: «Вы
просите у меня „Московских ведомостей“ [«Московские ведомости» — газета, издававшаяся с 1756 года. В 1863 году
была арендована реакционерами М.Н.Катковым и П.М.Леонтьевым.], извините, я изорвала их на папильотки, а потому можете сегодня сидеть без газет!»
— Я вас
буду настоятельно
просить об этом! — сказал барон решительно.
Будучи уверен, что в этом послаблении вами руководствовала единственно ваша доброта, я вместе с тем покорнейше
просил бы вас сделать немедленное распоряжение об удалении сказанной девицы от занимаемой ею должности».
Усматривая из настоящего случая, до какой степени я иначе понимала мою обязанность против того, как вы, вероятно, ожидали, я, к великому моему сожалению, должна
просить вас об увольнении меня от настоящей должности, потому что, поступая так, как вы того желаете, я
буду насиловать мою совесть, а действуя по собственному пониманию, конечно,
буду не угодна вам».
— Вот в том-то и дело; я никак не желаю, чтобы он жил под русскими законами… Ты знаешь, я никогда и ни на что не
просила у тебя денег; но тут уж
буду требовать, что как только подрастет немного наш мальчик, то его отправить за границу, и пусть он
будет лучше каким-нибудь кузнецом американским или английским фермером, но только не русским.
— Изволь, спросим! — согласился князь и вследствие этого разговора в тот же день нарочно заехал к Миклакову и, рассказав ему все, убедительно
просил его вразумить Елену, так что Миклаков явился к ней предуведомленный и с заметно насмешливой улыбкой на губах. Одет он
был при этом так франтовато, что Елена, несмотря на свое слабое здоровье и то, что ее занимал совершенно другой предмет, тотчас же заметила это и, подавая ему руку, воскликнула...
— А, вот кто… Очень рад, покорнейше
прошу садиться! — заговорил кондитер гораздо более любезным голосом: в прежние годы, когда у Жиглинских
был картежный дом, почтенный старец готавливал у них по тысяче и по полторы обеды.
— Но я вас
прошу, по крайности… — начал
было отец Иоанн и не мог докончить, потому что в это время Елизавета Петровна позвала Миклакова к Елене.
— Благодарю вас за утешение, хоть и не могу вполне оным успокоиться, а
прошу вас об одном, что если
будет какой-либо донос, засвидетельствовать в мою пользу, — отвечал отец Иоанн.
С вашей стороны
прошу быть совершенно откровенною, и если вам не благоугодно
будет дать благоприятный на мое письмо ответ, за получением которого не премину я сам прийти, то вы просто велите вашим лакеям прогнать меня: „не смей-де, этакая демократическая шваль, питать такие чувства к нам, белокостным!“ Все же сие
будет легче для меня, чем сидеть веки-веченские в холодном и почтительном положении перед вами, тогда как душа требует пасть перед вами ниц и молить вас хоть о маленькой взаимности».
— Что ж ни при чем? Вам тогда надобно
будет немножко побольше характеру показать!.. Идти к князю на дом, что ли, и
просить его, чтобы он обеспечил судьбу внука. Он вашу просьбу должен в этом случае понять и оценить, и теперь, как ему
будет угодно — деньгами ли выдать или вексель. Только на чье имя? На имя младенца делать глупо: умер он, — Елене Николаевне одни только проценты пойдут; на имя ее — она не желает того, значит, прямо вам: умрете вы, не кому же достанется, как им!..
Прочитав его, он несколько изменился в лице и вначале, кажется, хотел
было идти к княгине, показать ей это письмо и
попросить у нее объяснения ему; но потом он удержался от этого и остался на том же месте, на котором сидел: вся фигура его приняла какое-то мрачное выражение.
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой,
А он, мятежный,
просит бури,
Как будто в бурях
есть покой!
«Если ж, говорит, вы так поступаете с нашими, ни в чем не виноватыми солдатами, то клянусь вам честью, что я сам с первого ж из вас сдеру с живого шкуру!» Всех так ж это удивило; друзья князя стали
было его уговаривать, чтобы он
попросил извиненья у всех; он ж и слушать не хочет и кричит: «Пусть, говорит, идут со мной ж на дуэль, кто обижен мною!..»
Так как вы, несмотря на короткое время появления вашего в моем доме, успели устроить в нем интригу, последствием которой я имел весьма неприятное для меня объяснение с Еленой Николаевной, то, чтобы не дать вам возможности приготовлять мне сюрпризы такого рода, я
прошу вас не посещать больше моего дома; в противном случае я вынужден
буду поступить с вами весьма негостеприимно».
— Лакей-то не отдавал
было,
просил, чтоб я к вам его провела. «Куда, я говорю, тебе, лупоглазому черту, идти к барышне!.. Дай записочку-то… Я не съем ее!»
— Ну да, не любите!.. Не может
быть, непременно кого-нибудь любите! — толковал Николя свое и почти наперед знал, кого любит Елена, но ей, однако, этого не высказал; зато, возвратясь домой, позвал к себе своего Севастьянушку и убедительно
просил его разузнать, с кем живет г-жа Жиглинская.
Потом, когда ей принесли опись вещам, оставшимся после матери, она
просила все эти вещи отдать горничной Марфуше, сознавая в душе, что та гораздо более ее
была достойна этого наследства.
— Что делать-с! — произнес он спокойным тоном философа. — Не по своей вине вас беспокою, а по приказанию князя, который мне поручил передать вам, что он вас по-прежнему уважает и почитает… И как бы вы там лично сами — к-ха! — ни поступали — к-ха! — он не судья вам; но вы еще молоды, можете выйти замуж,
будете переезжать с места на место, а это он находит весьма неудобным для воспитания вашего сына и потому покорнейше
просит вас отдать ему малютку вашего!..
— Я вашей дочери колотить не стану, за это я вам ручаюсь, потому что у меня у самой
есть сын — ребенок, которого я
попрошу взять с собой.
Елена, видя, что никакого тут успеха не
будет, встала и, раскланявшись,
просила проводить ее; тот же дворник, все стоявший в соседней комнате и внимательно слушавший, что хозяйка его говорила с гувернанткой, повел Елену прежним путем; цепная собака опять похрапела на них.
Она зашла
было купить себе новые, но — увы! — за них
просили пять рублей, а у Елены всего только пять рублей оставалось в кошельке, и потому она эту покупку отложила в сторону и решилась походить еще в старых ботинках.
Она послала
было к содержательнице пансиона письмо, в котором
просила ту прислать ей жалованье за прослуженные полмесяца, обещаясь сейчас, как только выздоровеет, явиться снова к своим занятиям; на это письмо содержательница пансиона уведомила ее, что на место Елены уже
есть другая учительница, гораздо лучше ее знающая музыку, и что жалованье она тоже не может послать ей, потому что Елена недослужила месяца.
Думала потом написать к князю и
попросить у него денег для ребенка, — князь, конечно, пришлет ей, — но это прямо значило унизиться перед ним и, что еще хуже того, унизиться перед его супругой, от которой он, вероятно, не скроет этого, и та, по своей пошлой доброте, разумеется,
будет еще советовать ему помочь несчастной, — а Елена скорее готова
была умереть, чем вынести подобное самоуничижение.
Барон покачал головою и стал осматривать комнату. Прежде всего он на письменном столе увидал записку, писанную рукою князя, которая
была очень коротка: «Я сам убил себя;
прошу с точностью исполнить мое завещание». Около записки барон увидал и завещание. Он прочел его и, видимо, смутился.
— Ну, так я знаю! — подхватила Петицкая, твердо
будучи уверена, что если бы даже барон и не очень нравился княгине, то все-таки она пойдет за него, потому что это очень выгодная для нее партия, а потому дальнейшее с ней объяснение она считала совершенно излишним и при первой встрече с бароном прямо сказала тому, чтоб он не робел и ехал
просить руки княгини.
Миклаков ушел, сильно опечаленный этим, а через несколько дней он прочел в газетах, что Николай Гаврилыч Оглоблин с душевным прискорбием извещает своих родных и знакомых о кончине своей возлюбленной супруги Елены Николаевны Оглоблиной и
просит пожаловать на отпевание, которое имеет
быть там-то.