Неточные совпадения
— У него попробую, — отвечал исправник, почесывая в голове: — когда здесь
был, беспременно
просил, чтобы у него остановиться; а там, не знаю, — может, и не примет!
— Приехали; сегодня представлять
будут. Содержатель тоже тут пришел в часть и
просил, чтобы драчунов этих отпустили к нему на вечер — на представление. «А на ночь, говорит, я их опять в часть доставлю, чтобы они больше чего еще не набуянили!»
Плавин все это время разговаривал с Видостаном и, должно
быть, о чем-то совещался с ним или
просил его.
— Я денег у вас и не
прошу, — отвечал Павел прежним покойным тоном, — мне теперь дядя Еспер Иваныч дал пятьсот рублей, а там я сам себе
буду добывать деньги уроками.
— Вероятно… Машу Кривцову, помните, я к вам приводила… хорошенькая такая… фрейлиной ее сделали. Она старухе Тучковой как-то внучкой приходится; ну, а у этой ведь три сына под Бородиным
были убиты, она и писала государю,
просила за внучку; ту и сделали для нее фрейлиной.
Павел, взглянув в это время мельком в зеркало, с удовольствием заметил, что лицо его
было худо и бледно. «Авось хоть это-то немножко устыдит ее», — подумал он. Денщик возвратился и
просил его в гостиную. Мари в первую минуту, как ей доложили о Павле, проворно привстала со своего места.
— Вы опять тут
будете кричать! Уйдите,
прошу вас, в какой другой номер, — продолжала m-me Гартунг.
В последние именины повторилось то же, и хотя Вихров не хотел
было даже прийти к нему, зная наперед, что тут все
будут заняты картами, но Салов очень его
просил, говоря, что у него порядочные люди
будут; надобно же, чтоб они и порядочных людей видели, а то не Неведомова же в подряснике им показывать.
— Я не знаю, как у других
едят и чье
едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу вашу и мою, а потому вот в чем дело: вы
были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей
были употреблены на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов
буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я с ума сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый день, не имеет возможности съесть куска говядины, и потому
прошу вас завтрашний же день велеть купить говядины для всех.
— Батюшка, вы подарили мне эти деньги, и я их мог профрантить, прокутить, а я хочу их издержать таким образом, и вы, я полагаю, в этом случае не имеете уж права останавливать меня! Вот вам деньги-с! — прибавил он и, проворно сходя в свою комнату, принес оттуда двести пятьдесят рублей и подал
было их отцу. —
Прошу вас, сейчас же на них распорядиться, как я вас
просил!
Через несколько дней Павлом получено
было с траурной каемкой извещение, что Марья Николаевна и Евгений Петрович Эйсмонды с душевным прискорбием извещают о кончине Еспера Ивановича Имплева и
просят родных и знакомых и проч. А внизу рукой Мари
было написано: «Надеюсь, что ты приедешь отдать последний долг человеку, столь любившему тебя». Павел, разумеется, сейчас
было собрался ехать; но прежде зашел сказать о том Клеопатре Петровне и показал даже ей извещение.
Он, должно
быть, в то время, как я жила в гувернантках, подсматривал за мною и знал все, что я делаю, потому что, когда у Салова мне начинало делаться нехорошо, я писала к Неведомову потихоньку письмецо и
просила его возвратить мне его дружбу и уважение, но он мне даже и не отвечал ничего на это письмо…
— Ну, а эта госпожа не такого сорта, а это несчастная жертва, которой, конечно, камень не отказал бы в участии, и я вас
прошу на будущее время, — продолжал Павел несколько уже и строгим голосом, — если вам кто-нибудь что-нибудь скажет про меня, то прежде, чем самой страдать и меня обвинять, расспросите лучше меня. Угодно ли вам теперь знать, в чем
было вчера дело, или нет?
При прощании
просили было Петина и Замина представить еще что-нибудь; но последний решительно отказался. Поглощенный своею любовью к народу, Замин последнее время заметно начал солидничать. Петин тоже
было отговаривался, что уже — некогда, и что он все перезабыл; однако в передней не утерпел и вдруг схватился и повис на платяной вешалке.
У меня
есть к вам великая и превеликая просьба, и что я вам поведаю в отношении этого —
прошу вас сказать мне совершенно откровенно ваше мнение!»
Дело, впрочем, не совсем
было так, как рассказывала Клеопатра Петровна: Фатеев никогда ничего не говорил Прыхиной и не
просил ее, чтобы жена к нему приехала, — это Прыхина все выдумала, чтобы спасти состояние для своей подруги, и поставила ту в такое положение, что,
будь на месте Клеопатры Петровны другая женщина, она, может
быть, и не вывернулась бы из него.
— Я бы вас ни в чем этом не стесняла и
просила бы только на время приезжать ко мне; по крайней мере я
была бы хоть не совсем униженная и презираемая всеми женщина.
Видимо, что он всей душой привязался к Вихрову, который, в свою очередь, увидев в нем очень честного, умного и доброго человека, любящего, бог знает как, русскую литературу и хорошо понимающего ее, признался ему, что у него написаны
были две повести, и
просил только не говорить об этом Кергелю.
При отъезде m-me Эйсмонд Ришар дал ей письмо к одному своему другу, берлинскому врачу, которого прямо
просил посоветовать этой даме пользоваться, где только она сама пожелает и в какой только угодно ей местности. Ришар предполагал, что Мари стремится к какому-нибудь предмету своей привязанности за границу. Он очень хорошо и очень уж давно видел и понимал, что m-r Эйсмонд и m-me Эйсмонд
были, как он выражался, без взаимного нравственного сродства, так как одна
была женщина умная, а другой
был мужчина глупый.
— Ах, непременно и, пожалуйста, почаще! — воскликнула Мари, как бы спохватившись. — Вот вы говорили, что я с ума могу сойти, я и теперь какая-то совершенно растерянная и решительно не сумела, что бы вам выбрать за границей для подарка; позвольте вас
просить, чтобы вы сами сделали его себе! — заключила она и тотчас же с поспешностью подошла, вынула из стола пачку ассигнаций и подала ее доктору: в пачке
была тысяча рублей, что Ришар своей опытной рукой сейчас, кажется, и ощутил по осязанию.
—
Есть много свободных, — отвечал монах. — Теперь погуляйте пока в нашем монастырском саду, потом
просим милости и за нашу трапезу монашескую, не скушаете ли чего-нибудь.
Он хотел вечер лучше просидеть у себя в номере, чтобы пособраться несколько с своими мыслями и чувствами; но только что он поприлег на свою постель, как раздались тяжелые шаги, и вошел к нему курьер и подал щегольской из веленевой бумаги конверт, в который вложена
была, тоже на веленевой бумаге и щегольским почерком написанная, записка: «Всеволод Никандрыч Плавин, свидетельствуя свое почтение Павлу Михайловичу Вихрову,
просит пожаловать к нему в одиннадцать часов утра для объяснения по делам службы».
Это сторона, так сказать, статистическая, но у раскола
есть еще история, об которой из уст ихних вряд ли что можно
будет узнать, — нужны книги; а потому, кузина, умоляю вас, поезжайте во все книжные лавки и везде спрашивайте — нет ли книг об расколе; съездите в Публичную библиотеку и, если там что найдете, велите сейчас мне все переписать, как бы это сочинение велико ни
было; если
есть что-нибудь в иностранной литературе о нашем расколе,
попросите Исакова выписать, но только, бога ради, — книг, книг об расколе, иначе я задохнусь без них ».
Из одного этого приема, что начальник губернии
просил Вихрова съездить к судье, а не послал к тому прямо жандарма с ролью, видно
было, что он третировал судью несколько иным образом, и тот действительно
был весьма самостоятельный и в высшей степени обидчивый человек. У диких зверей
есть, говорят, инстинктивный страх к тому роду животного, которое со временем пришибет их. Губернатор, не давая себе отчета, почему-то побаивался судьи.
Героя моего в эту минуту занимали странные мысли. Он думал, что нельзя ли
будет, пользуясь теперешней благосклонностью губернатора,
попросить его выхлопотать ему разрешение выйти в отставку, а потом сейчас же бы в актеры поступить, так как литературой в России, видимо, никогда невозможно
будет заниматься, но,
будучи актером, все-таки
будешь стоять около искусства и искусством заниматься…
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, — дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел, говорит, я к пастуху
попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя, говорит,
было: у нас сегодня ночью у хозяина сын жену убил».
— Может
быть! — согласился с этим и Вихров и затем,
попросив секретаря, чтобы тот прислал ему дело, отпустил его в суд.
— Да уж
буду милости
просить, что не позволите ли мне взять это на себя: в лодке их до самого губернского города сплавлю, где тут их на телеге трясти — все на воде-то побережнее.
— Ей вот надо
было, — объяснил ему священник, — выйти замуж за богатого православного купца: это вот не грех по-ихнему, она и приняла для виду православие; а промеж тем все-таки продолжают ходить в свою раскольничью секту — это я вас записать
прошу!
— Но я
прошу это, как особой милости; я
буду там и не покажусь никому из начальства.
— Пьянствовать-то, слава богу, не на что
было… Платье, которым награжден
был от вас, давно пропил; теперь уж в рубище крестьянском ходит… Со слезами на глазах
просил меня, чтобы я доложил вам о нем.
Он, кажется, все это сам уж очень хорошо знал и только не хотел расспросами еще более растравлять своих душевных ран; ходившей за ним безусыпно Катишь он ласково по временам улыбался, пожимал у нее иногда руку; но как она сделает для него, что нужно, он сейчас и
попросит ее не беспокоиться и уходить: ему вообще, кажется, тяжело
было видеть людей.
— Да, непременно
просил: «В полувоенной форме меня, говорит, подчиненные
будут менее слушаться!» А главное, я думаю, чтобы больше нравиться женщинам.
При прощании он
просил его передать поклон Кнопову, председателю и Кергелю и извиниться перед ними, что он не успел у них
быть.