Неточные совпадения
Публика несколько
раз хохотала над ним и хлопала ему, и больше всех Николай Силыч. По окончании представления, когда все зрители поднялись и стали выходить. Николай Силыч, с другом своим Насосычем, снова отправился к актерам в уборную. Там
уже для них была приготовлена на подносе известная нам бутылка водки и колбаса.
Шишмарев и семиклассник последовали за Николаем Силычем. Что касается до Гаврила Насосыча, то жена его, давно
уже севшая в сани, несколько
раз присылала за ним, и его едва-едва успели оторвать от любимой им водки.
Павел подумал и сказал. Николай Силыч, с окончательно просветлевшим лицом, мотнул ему еще
раз головой и велел садиться, и вслед за тем сам
уже не стал толковать ученикам геометрии и вызывал для этого Вихрова.
— Ну так вот что, мой батюшка, господа мои милые, доложу вам, — начала старуха пунктуально, —
раз мы, так
уж сказать, извините, поехали с Макаром Григорьичем чай пить. «Вот, говорит, тут лекарев учат, мертвых режут и им показывают!» Я, согрешила грешная, перекрестилась и отплюнулась. «Экое место!» — думаю; так, так сказать, оно оченно близко около нас, — иной
раз ночью лежишь, и мнится: «Ну как мертвые-то скочут и к нам в переулок прибегут!»
— Завтрашний день-с, — начал он, обращаясь к Павлу и стараясь придать как можно более строгости своему голосу, — извольте со мной ехать к Александре Григорьевне… Она мне все говорит: «Сколько, говорит,
раз сын ваш бывает в деревне и ни
разу у меня не был!» У нее сын ее теперь приехал, офицер
уж!.. К исправнику тоже все дети его приехали; там пропасть теперь молодежи.
Когда сын, наконец, объявил еще
раз и окончательно, что поедет в Москву, он отнесся
уж к нему каким-то даже умоляющим голосом...
— И то сяду, — сказал тот, сейчас же садясь. — Стар ныне
уж стал; вот тоже иной
раз по подряду куда придешь — постоишь маненько и сядешь. «Нет-мо, баря, будет; постоял я перед вами довольно!..»
— Вы его почти наверное обыгрываете, — заметил ему как-то
раз Павел, когда студент, совсем
уже проигравшись, ушел.
— У меня написана басня-с, — продолжал он, исключительно
уже обращаясь к нему, — что одного лацароне [Лацароне (итальян.) — нищий, босяк.] подкупили в Риме англичанина убить; он
раз встречает его ночью в глухом переулке и говорит ему: «Послушай, я взял деньги, чтобы тебя убить, но завтра день святого Амвросия, а патер наш мне на исповеди строго запретил людей под праздник резать, а потому будь так добр, зарежься сам, а ножик у меня вострый, не намает
уж никак!..» Ну, как вы думаете — наш мужик русский побоялся ли бы патера, или нет?..
— Что же я, господа, вас не угощаю!.. — воскликнул вдруг Александр Иванович, как бы вспомнив, наконец, что сам он, по крайней мере,
раз девять
уж прикладывался к водке, а гостям ни
разу еще не предложил.
На этот
раз Марьеновский
уж был очень удивлен. Его никто не предупредил, что он встретит у Вихрова женщину… И кто она была — родственница, или… но, впрочем, он вежливо поклонился ей.
— Ничего не надо делать! — повторил он еще
раз и обратился
уже к Кирьяну...
— Хорошо, я тебе буду отдавать, — сказал Павел, слышавший еще и прежде, что Макар Григорьев в этом отношении считался высокочестным человеком и даже благодетелем, батькой мужицким слыл, и только на словах
уж очень он бранчив был и на руку дерзок; иной
раз другого мужичка, ни за что ни про что, возьмет да и прибьет.
Обожатель ее m-r Leon, — мне тогда
уже было 18 лет, и я была очень хорошенькая девушка, — вздумал не ограничиваться maman, а делать и мне куры; я с ужасом, разумеется, отвергла его искания; тогда он начал наговаривать на меня и бранить меня и даже один
раз осмелился ударить меня линейкой; я пошла и пожаловалась матери, но та меня же обвинила и приказывала мне безусловно повиноваться m-r Леону и быть ему покорной.
Я знала, что я лучше, красивее всех его возлюбленных, — и что же, за что это предпочтение; наконец, если хочет этого, то оставь
уж меня совершенно, но он напротив, так что я не вытерпела наконец и сказала ему
раз навсегда, что я буду женой его только по одному виду и для света, а он на это только смеялся, и действительно, как видно, смотрел на эти слова мои как на шутку; сколько в это время я перенесла унижения и страданий — и сказать не могу, и около же этого времени я в первый
раз увидала Постена.
Иной
раз спешная казенная работа с неустойкой, а их человек десять из артели-то загуляют; я
уже кажинный
раз только и молю бога, чтобы не убить мне кого из них, до того они в ярость меня вводят.
Извините меня, господа, — продолжал старик,
уже обращаясь к прочим гостям, — барин мой изволил
раз сказать, что он меня за отца аки бы почитает; конечно, я, может, и не стою того, но так, как по чувствам моим сужу, не менее им добра желаю, как бы и папенька ихний.
Вслед за ними пошел также опять и Захаревский: его
уж, кажется, на этот
раз интересовало посмотреть, что в ровную или нет станет Вихров тянуть с Кергелем и Живиным, и если в ровную, так это не очень хорошо!
— Сделайте милость! — промычал еще
раз Иван и стал
уж перед барином на колени.
— О, mon Dieu, mon Dieu! — повторил еще
раз Александр Иваныч, совсем
уже закидывая голову назад.
Александр Иваныч, с начала еще этого разговора вставший и все ходивший по комнате и несколько
уже раз подходивший к закуске и выпивавший по своей четверть-рюмочке, на последних словах Павла вдруг остановился перед ним и, сложив руки на груди, начал с дрожащими от гнева губами...
— Болезнь ваша, — продолжал тот, откидываясь на задок кресел и протягивая при этом руки и ноги, — есть не что иное, как в высшей степени развитая истерика, но если на ваш организм возложена будет еще
раз обязанность дать жизнь новому существу, то это так, пожалуй, отзовется на вашу и без того
уже пораженную нервную систему, что вы можете помешаться.
— И не пошалили ни
разу и нигде? — спросил доктор
уже почти на ухо генерала.
— Постараюсь, — повторил еще
раз Кергель. — Ну, однако, пора, — сказал он, — солнце
уже садится.
— Нет; во-первых, меня успокаивает сознание моего собственного превосходства; во-вторых, я служу потому только, что все служат. Что же в России делать, кроме службы! И я остаюсь в этом звании, пока не потребуют от меня чего-нибудь противного моей совести; но заставь меня хоть
раз что-нибудь сделать, я сейчас же выхожу в отставку. (Картавленья нисколько
уже было не слыхать в произношении полковника.)
— За здоровье господина Вихрова
уже пили, впрочем, еще
раз можно. За здоровье господина Вихрова! — произнес ловкий инженер.
Иларион Захаревский, впрочем, с удовольствием обещался приехать на чтение; Виссарион тоже пожелал послушать и на этот вечер нарочно даже остался дома. Здесь я считаю не лишним извиниться перед читателями, что по три и по четыре
раза описываю театры и чтения, производимые моим героем. Но что делать?.. Очень
уж в этом сущность его выражалась: как только жизнь хоть немного открывала ему клапан в эту сторону, так он и кидался туда.
— Помилуйте, ваше высокоблагородие, — заговорили они все в один голос, — и то
уж мы с ними намаялись: тот
раз по их делу таскали-таскали, теперь тоже требуют.
— Оттого, что места
уж очень дикие и лесные. Вот тут по всей дороге разные бобылки живут, репу сеют, горох, — так к ним в избушку-то иной
раз медведь заглядывает; ну так тоже наш же исправник подарил им ружья, вот они и выстрелят
раз — другой в неделю, и поотвалит он от них маленько в лес.
— Благодарим, батюшка, покорно, государь наш милостивый, — оттрезвонили они еще
раз в один голос и, опять низко-низко поклонившись, скрылись в народе, который в большом
уже количестве собрался около моленной.
— Ужас, барин, чего-чего
уж не передумала! Вы другой
раз, как поедете, так меня
уж лучше вместо лакея возьмите с собой.
— В кабаке! За вином всего в третий
раз с Сарапкой пришли, — тут и захватили, а прочую шайку взяли
уж по приказу от Сарапки: он им с нищим рукавицу свою послал — и будто бы приказывает, чтобы они выходили в такое-то место; те и вышли, а там солдаты были и переловили их.
Вихров давно
уже слыхал о Кнопове и даже видел его несколько
раз в клубе: это был громаднейший мужчина, великий зубоскал, рассказчик, и принадлежал к тем русским богатырям, которые гнут кочерги, разгибают подковы, могут съесть за
раз три обеда: постный, скоромный и рыбный, что и делают они обыкновенно на первой неделе в клубах, могут выпить вина сколько угодно.
— Случилось это, — отвечал Живин, встав
уже со своего стула и зашагав по балкону… — возвратилась она от братьев, я пришел, разумеется, к ним, чтобы наведаться об тебе; она, знаешь, так это ласково и любезно приняла меня, что я, разумеется, стал у них часто бывать, а там… слово за слово, ну, и натопленную печь раскалить опять нетрудно, — в сердчишке-то у меня опять прежний пламень вспыхнул, — она тоже, вижу, ничего: приемлет благосклонно разные мои ей заявления; я подумал: «Что, мол, такое?!» — пришел
раз домой и накатал ей длиннейшее письмо: так и так, желаю получить вашу руку и сердце; ну, и получил теперь все оное!
Груша только
уж молчала и краснела в лице. Вихров все эти дни почти не говорил с нею. На этот
раз она, наконец, не вытерпела и бросилась целовать его руку и плечо.
— Последний
уж раз я еду по этой дорожке, — проговорила вдруг Катишь, залившись горькими слезами.
Катишь, немножко
уже начинавшая и обижаться таким молчаливым обращением ее клиента, по обыкновению, чтобы развлечь себя, выходила и садилась на балкон и принималась любоваться окрестными видами; на этот
раз тоже, сидя на балконе и завидев въезжавшую во двор карету, она прищурила глаза, повела несколько своим носом и затем, поправив на себе торопливо белую пелеринку и крест, поспешно вышла на крыльцо, чтобы встретить приехавшую особу.
« Я три
раза ранен — и вот причина моего молчания; но ныне, благодаря бога, я
уже поправляюсь, и знакомая твоя девица, госпожа Прыхина, теперешняя наша сестра милосердия, ходит за мной, как дочь родная; недельки через три я думаю выехать в Петербург, куда и тебя, моя Машурочка, прошу прибыть и уврачевать раны старика.
Они поехали. На Мещанской они взобрались на самый верхний этаж, и в одну дверь генерал позвонил. Никто не ответил. Генерал позвонил еще
раз,
уже посильней; послышались, наконец, шаги.
— Нет, я
уж не в первый
раз, — отвечала она. Встреча с Вихровым, кажется, не произвела на нее никакого впечатления, и как будто бы даже она за что-то сердилась на него или даже презирала его. — Теперь я только проездом здесь и еду за границу, — прибавила она.
— Что за глупости такие! — воскликнул Вихров, в первый еще
раз видевший на опыте, до какой степени модные идеи Петербурга проникли
уже и в провинцию.
Я даже уверен, что он никаких своих убеждений не имеет, но зато,
раз усвоив что-нибудь чужое, он
уже будет работать, как вол, и ни перед чем не остановится.
Он еще мальчишкой
раз в гимназии захотел играть на театре: сегодня задумал, завтра начал приводить в исполнение, а через неделю мы
уж играли на театре…