Неточные совпадения
— Надеюсь, что вы позволите мне
быть у вас, — продолжал Янсутский, слегка кланяясь, — у меня тоже здесь свой дом, который и вы, может
быть, знаете: на Тверской, против церкви; хатка этакая небольшая — на три улицы выходит… Сам я, впрочем, не
живу в нем, так как бываю в Москве на время только…
В доме у него
было около двадцати комнат, которые Бегушев занимал один-одинехонек с своими пятью лакеями и толстым поваром Семеном — великим мастером своего дела, которого переманивали к себе все клубы и не могли переманить: очень Семену покойно и прибыльно
было жить у своего господина. Убранство в доме Бегушева, хоть и очень богатое,
было все старое: более десяти лет он не покупал ни одной вещички из предметов роскоши, уверяя, что на нынешних рынках даже бронзы порядочной нет, а все это крашеная медь.
— Нет-с, я не продал бы моих паев, я дело понимаю иначе, — сказал с достоинством Янсутский и затем обратился к Бегушеву: — А я
было, Александр Иванович, приехал к вам попросить вас откушать ко мне; я, собственно,
живу здесь несколько на бивуаках, но тут существуют прекрасные отели, можно недурно пообедать, — проговорил он заискивающим голосом.
— Страшно простудился… ужасно!.. — говорил Грохов и затем едва собрался с силами, чтобы продолжать рассказ: — Супруг ваш опять
было на дыбы, но она прикрикнула на него: «Неужели, говорит, вам деньги дороже меня, но я минуты с вами не останусь
жить, если жена ваша вернется к вам»… О господи, совсем здоровье расклеилось…
— Какое немножко!.. В Сибири-то
живет — привык, словно медведь в лесу, по пословице: «Гнет дуги — не парит, сломает — не тужит…» Вашему, должно
быть, супругу от него все наследство пойдет? — спросил Хмурин.
— Нет, вовсе… конечно, когда мои знакомые… то
есть, пока
живет здесь папа мой… — отвечала m-me Мерова, совершенно смутившись и при этом чуть не проговорившись: «Пока Янсутский здесь
живет»… — Летом, впрочем, я, вероятно,
буду жить в Петергофе…
Ни то, ни другое: он
был только человек, совершенно непохожий на тех людей, посреди которых ему последнее время привелось
жить, и кто из них лучше: он ли с своим несколько отвлеченным миросозерцанием, или окружающие его люди, полные практической, кипучей деятельности, — это я предоставляю судить вкусу каждого.
Наскучавшись и назлившись в Европе, Бегушев пробовал несколько раз возвращаться в Россию;
проживал месяца по два, по три, по полугоду в Петербурге, блестящим образом говорил в салонах и Английском клубе, а затем снова уезжал за границу, потому что и на родине у него никакого настоящего, существенного дела не
было; не на службу же государственную
было поступать ему в пятьдесят лет и в чине поручика в отставке!..
— С какой же стати я опять с ним
буду жить? — сказала она.
— И что же, — продолжала Домна Осиповна, лицо ее снова при этом покрылось сильным румянцем, — госпожа эта тоже
будет жить вместе с ним в моем доме?
— Ай, нет! Сохрани от этого бог! — воскликнул Грохов и замахал даже руками. — Надобно сделать так для виду, что вы будто бы как настоящий муж с женой
живете… Дедушка — старик лукавый… он проведывать непременно
будет; а эту госпожу пусть супруг ваш поселит, где хочет, посекретнее только, и пускай к ней ездит.
— Да, ну прекрасно, — продолжала Домна Осиповна, окончательно овладевшая собой. — Я вот, подумать страшно, на какую ужасную жизнь себя обреку… может
быть, всем здоровьем моим пожертвую тут; а муж, получив наследство, вдруг раскапризничается, опять предложит мне
жить отдельно, не вознаградив меня ничем.
«Лучше всего, — сказала себе мысленно Домна Осиповна, — в отношении подобных людей действовать так, что сначала сделать окончательно, что им неприятно, а потом и сказать: они побесятся, поволнуются, покричат, но и успокоятся же когда-нибудь», — тем более, что Домна Осиповна
будет ему говорить и может даже ясно доказать, что она
живет с мужем только для виду.
Надобно
было иметь силу характера Домны Осиповны, чтобы,
живя у Бегушева целую неделю и все почти время проводя вместе с ним, скрывать от него волнующие ее мысли и чувствования, тем более что сам Бегушев
был очень весел, разговорчив и беспрестанно фантазировал, что вот он, с наступлением зимы, увезет Домну Осиповну в Италию, в которой она еще не бывала, познакомит ее с антиками, раскроет перед ней тайну искусств, — и Домна Осиповна ни одним словом, ни одним звуком не выразила, что она ожидает совершенно иначе провести грядущую зиму, — напротив, изъявляла удовольствие и почти восторг на все предложения Бегушева.
— Зачем же кончены? — спросила с кроткой усмешкой Домна Осиповна. — Я схожусь с мужем для виду только; мы
будем только
жить с ним под одной кровлей… Я даже ему сказала, что люблю тебя!
— Она сошлась только для виду! — проговорил он. — У мужа ее
есть дед богатый, который написал им, что если они не сойдутся, то он лишит их пяти миллионов наследства! Они хоть и
живут в одном доме, но у него существует другая женщина… Не сделать этого они нашли очень нерасчетливым!
— Может
быть, когда-нибудь и
поживешь в нем: как ни высоко твое служебное положение, но и Суворов
жил в деревне.
— Но вы мне говорили, что она
будет жить на другой квартире, — заметил мрачно Бегушев.
В первый день приезда мужа Домна Осиповна успела только заметить, что он
был сверх обыкновения важен и гораздо солиднее, чем прежде, держал себя, чему она и порадовалась; но на другой день Олухов приехал домой к обеду после завтрака в «Славянском Базаре» и
был сильно
выпивши. Усевшись с прежнею важностью за стол, он прямо объявил Домне Осиповне, что желает с ней
жить, как муж с женой.
— Я не поеду с вами! — возразила ему твердо Домна Осиповна. — У меня
есть от вас бумага, по которой я могу
жить, где хочу.
— Какой у него может
быть серьезный проступок! — воскликнула m-me Мерова, продолжая рыдать. — Вероятно, взял чьи-нибудь чужие деньги и
прожил их… Это все я, гадкая, скверная, виновата… Я мало ему помогала последнее время. В Москве он мне сам говорил, что по нескольку дней ему
есть было нечего! Я сейчас поеду к нему в Петербург!
— О, нет… — воскликнула Мерова, — теперь она совершенно здорова и весела. Папа недавно
был в Москве и заезжал к ней. Он говорит, что она опять сошлась с мужем, формально сошлась:
живет в одном доме с ним, у него нет никаких привязанностей… она заправляет всеми его делами… разъезжает с ним по городу в щегольской коляске… Янсутский строит им дом огромный, тысяч в пятьсот… Каждую неделю у них обеды и балы!
Татьяна Васильевна терпеть не могла гастрономических восторгов мужа и с отвращением всегда говорила, что он не для того
ест, чтобы
жить, но для того
живет, чтобы
есть. С приближением к Любаньской станции генерал, впрочем, не вытерпел и, как-то особенным образом встрепенувшись и взяв Бегушева за руку, проговорил ему почти нежным голосом...
— Если ты так добр, — продолжала она далее, — что приглашаешь меня
жить у тебя, то я
буду с тобой совершенно откровенна: я приехала сюда, чтобы попугать некоторых господ и госпож!
— Не смейтесь, господа, может
быть, и самим вам придется в клеушках
жить, — проговорил он.
Наконец, разве ее вина, что судьба заставила ее
жить в дрянной среде, из которой, может
быть, Домна Осиповна несколько и усвоила себе; но не его ли
была обязанность растолковывать ей это постепенно, не вдруг, с кротостью и настойчивостью педагога, а не рубить вдруг и сразу прекратить всякие отношения?» Какой мастер
был Бегушев обвинять себя в большей части случаев жизни, мы видели это из предыдущего.
Желание узнать, что
есть ли хоть сотая доля правды в том, что наболтал ему Хвостиков, которому он мало верил, узнать, по крайней мере пообстоятельнее, как Домна Осиповна
живет, где бывает, с кем видается, — овладевало Бегушевым все более и более.
— Ах вы, обеспеченные господа! — воскликнул доктор. — Ей-богу, как посмотришь на вас… у меня много
есть подобных вам пациентов… так даже мы, доктора, в нашей каторжной, работящей жизни
живем лучше!
Ему легче бы, кажется,
было, если бы она
жила дальше от него; но когда он позвонил у ее подъезда, то ему захотелось, чтобы как можно скорее отворили дверь; оказалось, что и звонить
было не надо: дверь
была не заперта.
Долгов, прочитав письма, решился лучше не дожидаться хозяина: ему совестно
было встретиться с ним. Проходя, впрочем, переднюю и вспомнив, что в этом доме
живет и граф Хвостиков, спросил, дома ли тот? Ему отвечали, что граф только что проснулся. Долгов прошел к нему. Граф лежал в постели, совершенно в позе беспечного юноши, и с первого слова объявил, что им непременно надобно ехать вечером еще в одно место хлопотать по их делу. Долгов согласился.
— Я явлюсь к вашей супруге! — повторил еще раз Долгов, не спросив даже, когда супруга генерала переедет в Москву и где она
будет жить; а затем он пошел бродить по залам клуба, высматривая себе кого-нибудь в слушатели.
— Чем же в Москве
будет нравственно
жить Татьяна Васильевна? — пожелал узнать Бегушев.
— О, тогда, cousin, попросите его, чтобы он хоть часть мне заплатил… vous comprenez [вы понимаете (франц.).], что мне тяжело же
жить все и во всем на счет брата… Конечно, Александр — ангел: он мне ни в чем не отказывает; но как бы то ни
было, меня это мучит…
— Вы уезжайте, друг мой, от меня, — начала она, жадно
выпив капли. — Вы слишком много принесли мне счастья: я непременно хочу выздороветь — для себя и для вас. Господи, хоть бы один день еще
прожить такого счастья…
— Не может
быть!.. Вы так еще молоды; конечно, вы с ним недолго
жили, и какая, я думаю, это
была для вас потеря! — То, что о Меровой говорила прислуга, Аделаида Ивановна с первого же взгляда на нее отвергла. — Но где же вы
жили?.. Граф ни разу не говорил мне, что у него
есть дочь, и такая еще прелестная!