По судьбе и по дороге. Повесть

Александра Китляйн

Путевой очерк по мере развития сюжета становится глубоким разножанровым произведением.Внешне непритязательный рассказ о рейсе обыкновенного автобуса заставляет задуматься о путях развития страны и мира и переживать вместе с героями повествования их непростые судьбы.

глава 12 Переезд

— Моя-то судьба прямо с колхозного порожка началась. А наш сперва не укреплялся, а разоря-ался да хирел. Постепенно вообще стал разъезжа-аться. К этому невзначай подтолкнул сам председатель в неурожайном 1939 году:

— Не уедете, погибнете, — сообщил он народу, понявши, что победившая коллективизация, никак не улучшает жизни крестьян в его колхозе. Как бы не повторился голодный 33-й! Вот индустриализация — это да! Я и сам бы уехал, да партийная дисциплина не даёт.

С тех опрометчивых слов деревня начала расползаться и чуть не опустошилась.

И я давай мамку настырно склонять:

— Уедем. Давайте уедем. Слышала, что Николай Иванович сказал? Все едут, а мы что, рыжие?

Она сомневалась, советовалась с сёстрами, что жили в Черемшанке. Но у тех своих проблем по горло. У Аграфены мужа объявили врагом народа, у Авдотьи — брата мужа — в 38 году. Те самые годы! Государство защищало коллективизацию как выход из нищеты, не давало расшатывать ещё слабую, но способную к выживанию структуру — и было жестоко. Откуда Ульяне было знать о «золотом эмбарго», о «ценовых ножницах» на зерно», об организованном западом да Америкой разбойном ограблении молодой страны.

— Наша бедная семья оказалась в выгодном положении. Да и пережитая голодная зима того года подсобила. И мы… уеха-али! — рассказывает, как понимает, Ульяна. — Откочевали летом в 1940 году в Казахстан, далеко от всех родственников. Тогда мама уже вдовой сделалась, а мы — полусиротами. Направились вслед за другими односельчанами, «где фрукты растут, где жить можно». Многие так поступали. По простому людскому разумению — на месте жить легше — один переезд двум пожарам равен. Уже строились тогда заводы, железные дороги — там работа, зарплата. А в деревне — соха да коса, да шиш с маслом. Это трудно в моём возрасте — переезжать, а в молодости — интересно!

— А как же говорят, что паспортов у сельчан не было, вроде и переезжать запрещалось? — интересуюсь не от праздного любопытства — споры о том времени не утихают. Как не спросить живого свидетеля!

— Брехня — это! У мамки паспорт был, у нас — метрики. Ещё справки какие-то. Не помню. Переезжали многие! Не все счастливы, кто проторчал на одном месте. Сначала — пёхом. У каждого, кроме младшенького, в руках ноша. На мамке — два мешка через плечо, чемодан в руках. У меня сумки с едой. А у Витьки — заплечный мешок да машинка швейная. От Рубцовска — на поезде добирались. Первый раз железну дорогу увидали.

Конец ознакомительного фрагмента.