Лицо со шрамом

Ана Бозина (2024)

Элизабет привыкла к своему одиночеству, ведь только так она может скрыться от мрачного прошлого. Но всё меняется, когда случай сводит её с опасным незнакомцем. Он спасает ей жизнь, и теперь Элизабет в долгу перед ним. И пусть ей удается сменить имя и город, однажды в её дверь постучат, чтобы предъявить счет. В одно мгновение Чезаре теряет всё, что когда-либо имел: бизнес, положение, семью. Его существование отныне напоминает Ад — пропитанный запахами пороха и пролитой крови. Он заплатил слишком высокую цену за свою слабость и теперь жаждет возмездия. И только Элизабет может помочь ему свершить свою месть, даже если на кону стоит её собственная жизнь!

Глава 1: Задание

Аномальная жара, накрывшая Чикаго в последние две недели, плавила все, включая клавиатуру, по которой тарабанили мои пальцы. Клавиши липли к коже, не говоря об одежде требующей отжима. Я набирала текст о скидках недели в местном торговом центре, проклиная зной. Замерзнуть от холода в Чикаго — плевое дело, но чтобы умереть от жары!…

Я хлебнула теплый кофе, морщась от горечи и неприятного ощущения духоты. Волосы приклеились к изгибу затекшей шеи. Кажется, я не отрывала задницу с кресла с самого утра. Паршивая работа в издании, не хватающего звезд с неба, давала призрачную надежду на карьеру журналистки в будущем. Да, старт с самых низов в газете, возможно служившей наполнителем кошачьего лотка — не предел мечтаний, но я верила, что это ненадолго. Меня почти не расстраивал тот факт, что это"ненадолго"затянулось на пять гребаных лет.

Наш офис находился на задворках Саут Сайда — в мрачном квартале, напоминающем аппендикс. Добраться сюда целой и невредимой было сродни лотерее и, кажется, мне пока везло. Перестрелки, погони — ежедневный фоновый шум, к которому быстро привыкаешь. Сейчас Чикаго ничем не отличался от времен Аль Капоне. Разве что мексиканцев стало больше, и наркоманы в бессознательном состоянии заполонили тротуары. Но я всегда держала ухо востро и, в отличие от женщин двадцатых годов, хранила в сумочке Глок с полной обоймой.

Я мечтала засунуть голову в морозильник. Прогноз погоды был неутешительным. Если Ад на земле реален, то сейчас я находилась в самом горячем котле преисподней. Допотопный телефон нарушил тишину неприятной трелью. Я схватила трубку, не отвлекаясь от печати.

— Буду через минуту.

Мысленно отсыпая тысячу проклятий на голову главного редактора, я отлипла от кресла, шлепая трубкой по аппарату в надежде, что он наконец-таки развалится. Мистер Бланк знал, что этот телефон бесил весь офис, и продолжал изводить сотрудников, вместо того чтобы заменить аппарат на современный. Я нехотя двинулась в кабинет начальника: он отгорожен перегородкой, и внутри жарко, как в сауне, даже если на улице минус пятьдесят. Наш главред, мистер Бланк — типичный представитель социальной прослойки, застрявшей в категории между любимым маменькиным сынком и ненавистным мужем третьей по счету жены. Он встретил меня в традиционной позе — короткими ногами кверху, они закинуты на стол. В зубах сигарета, круглое пузо обтянуто застиранной рубашкой с пятном кетчупа недельной давности.

— Для тебя новое задание. Оставь все свои дела на потом. Считай, это твой лотерейный билет, — сказал он.

В лотереи я не верила, и единственное, что удерживало меня от бегства из этой дыры — студенческий заём. Как только расплачусь, свалю на все четыре стороны обивать пороги приличных изданий. Работа здесь имела один значительный плюс: при всей сомнительной составляющей платили вовремя, хотя я не представляла, откуда в этой газетенке финансирование, наверняка нас покупали из жалости.

— Что-то с трудом верится, — пробормотала я, плюхнувшись на шаткий стул, держа на весу карандаш и блокнот для записи.

Все задания Бланка сводились к бесполезным статьям о трендах в Тик Токе, скидкам и прочей информации, не имеющей ценности.

— У тебя есть приличное платье? — Бланк затянулся, выпуская дымное облако вверх. — Ну, такое, чтобы и на похороны, и на свадьбу? Хотя твоё смазливое личико отвлечет внимание от любого наряда.

— Есть, — замешкавшись, подтвердила я, представив, как отвесила для него смачный подзатыльник и с трудом сдержала хохот. Ведь в моем воображении Бланк грохнулся со стула, подавившись сигаретой. Во мне редактор видел лишь приятную картинку, но не мозг, который всячески игнорировал.

— И как это связано с предстоящим заданием?

— В эти выходные свадьба Лукрецци.

От веселья не осталось и следа. Глаза мои удивленно округлились. Сначала от новости, хотя о событии трубили все кому не лень, но я отсеяла ее с меткой «неинтересно», затем от попытки понять, каким боком я относилась к этой свадьбе?

— Тех самых Лукрецци? — вопрос был неуместным, в Чикаго были только одни Лукрецци, и я прекрасно знала об этом. — Навели же они смуты в прошлом.

— Прошлое на то и прошлое. Они давно вышли из Синдиката. — Бланк поерзал в кресле, удерживая свою потную тушу в том же положении, в котором я застала его ранее. — Мы не из полиции, чтобы давать оценку их поступкам.

Под Синдикатом подразумевалась сеть организованной преступной деятельности или пресловутая мафия. Та самая чикагская с давними и глубокими корнями до самой Преисподней, и их не выкорчевать. Менялись условия игры и способы достижения целей, но она крепко проникла во все сферы общества, имея неопровержимое влияние. И это лишь вершина айсберга. Лукрецци, кажется, открестились от криминального прошлого или сделали вид, развернув бизнес в легальное русло. Но за ними тянется кровавый след из смертей и насилия, который будет преследовать их потомков на поколения вперед.

— Ну и причем здесь мы? — задавая вопрос, я старалась успокоиться. Внутри, где-то под желудком, зашевелился комок страха. Прошлая жизнь замаячила перед глазами оборванными воспоминаниями, ведь в моих венах вместе с кровью текла слишком мрачная история, о которой я предпочитала не вспоминать.

— Газету пригласили в качестве обозревателя, кроме тебя некого отправить.

— У них дурной вкус на прессу. — Я не удержалась от колкости и озвучила неприглядную правду, но Бланк даже не думал обижаться.

— Не обольщайся, — редактор перестал дымить, затушив сигарету в пепельнице. — Говорят, что приглашения получили все издания города. Эти ублюдки настолько тщеславны, что ждут упоминания о себе из любой конуры, даже такой вшивой, как наша!

Тщеславие — неискоренимый порок, передающийся по наследству. Еще с тех времен, когда Аль Капоне* властвовал на улицах Чикаго, позируя перед камерами, с высокомерием, побрякивая у себя в кармане яйцами всех политиков и полицейских. А Сэм Джанкана в прямом эфире издевался над Робертом Ф. Кеннеди перед собранием Конгресса и водил дружбу с самим Фрэнком Синатра. Они даже умирали с пафосом и под блеском фотовспышек.

— Что ж, увижу настоящих журналистов, — пошутила я, поглядывая на босса. Внутри меня затряслись поджилки, но я решила не показывать свой страх.

За годы вокруг мафии сложился ошибочный флер романтики — виной тому были книги, фильмы и голливудские красавчики в главных ролях. Но все это ширма, а за ней кровь невинных, смерть и нескончаемая бойня за власть. Этот мир был знаком мне не только из рассказов и хроник: несмотря на то что я была ребенком, то время оставило на мне глубокую печать разрушения, и я не стремилась окунаться в это вновь, но теперь умудрилась вляпаться в то, отчего сбежала целую вечность назад, наивно полагая, что оставила прошлое позади.

Мне казалось, что я надежно скрылась от всего этого, но теперь сижу перед боссом, мыслено решая в голове дилемму: выбрать платье или свалить в Канаду?

— И что именно я должна делать? О чем писать? — переключиться на работу было не просто.

— Твоя главная задача — не умереть. — Бланк сделал короткую паузу, ожидая реакции на шутку. Не дождавшись, он продолжил, — от великолепия, конечно же, а с заметкой как пойдет. Найди то, что разорвет заголовки!

Редактор взвизгнул от удовольствия, будто бы мы уже получили Пулитцеровскую премию за вклад в журналистику, и довольно потер свое пузо.

Я с горечью улыбнулась: однажды мне уже приходилось играть со смертью, и к счастью, тогда я выжила.

— Мне повезет, если на этой свадьбе будут раздавать поздравления, а не пули.

Если бы он знал, что его шутка окажется пророческой, то никогда бы не отправил меня на эту свадьбу.