Лессе Пассе. Или Записки иммигранта

Андрей Свистунов

Эмиграция, что это? Выбор или предназначение? Удачныйпобег или трудное восхождение? Или же это просто часть жизни, прожитая в иной локации? Эти и многие другие вопросы встают перед главным героем, однажды решившим стать счастливым обладателем израильского заграничного паспорта — лессе-пассе. Пугающие знаки грядущей трагедии не оставляют герою и его семье выбора. Цель или путь? Какой будет его ответ на этот вопрос… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 8. Бельниково

Text_0003(.docx)

Это был странный объект, у странного заказчика, в странное для меня время.

Время было странным, потому что я вот уже несколько лет сидел практически совсем без работы и скучая перебирал телефоны старых заказчиков. И тут вдруг — вот тебе на!.. Давно забытое чувство, что мне вот-вот отвалят, ну нет, не отвалят, все-таки это не было такой уж кучей денег, ну хорошо — заплатят столько, что я смогу наконец попробовать свести концы с концами. Нет, это не было работой моей мечты… Лет бы, может, десять назад… А сейчас, скорее нет, но зато теперь мне не нужно было исподтишка выкраивать деньги на покупку холстов и красок. И разумеется, я этим пользовался без какого бы то ни было зазрения совести…

Объект, точнее несколько десятков гектаров с домами, мужиками и разнообразной живностью располагались на излете Приморского шоссе, ближе, наверное, к Финке, чем к Питеру, скрываясь за живописными руинами фундаментов то ли финских домов, то ли кирх. После шоссе — несколько километров по истерзанной грузовыми машинами дороге, где на колдобинах то и дело подбрасывало до самой крыши дюжего лендровера, на котором мы с Петром сюда и добирались.

Дальше — была поэзия видов, рощиц, трепещущих на ветру заводей и отвесных многометровых, поросших сизым мхом валунов. Вот посреди всего этого роскошества и угнездился наш странный заказчик со своим семейством. Его самого лично я не видел, общались мы в основном с его сыном, славным малым и любителем олдскульных американских авто.

Сева совсем не походил на туго набитый кошелек, каких я успел повидать к тому времени уже великое множество. Он скорее был похож на еще не успевшего разочароваться в жизни сисадмина — вполне симпатичный, не совсем аккуратно выбритый блондин со светло-серыми, немного белесыми глазами. Складывалось впечатление, что от жизни ему было надо очень мало. Разве что пара десятков его дорогущих пропахших бензином железяк под боком, теплый ангар для них и почти такой же по размеру ангар для лупоглазого сверкающего хромом вертолета, собака — шумная овчарка с повалившимся набок ухом и жена — миниатюрная брюнетка в неизменной черной водолазке. Причем именно в такой последовательности, где овчарка Шоколадка и жена отчаянно конкурировали за второе и третье место.

Мне тоже собака нравилась гораздо больше, потому что заниматься дизайном с Севиной женой было не только непросто, но еще и совершенно бесцельно. Каждое утро начиналось у Тани как будто с чистого листа, так что все случившееся вчера там, как правило, навсегда и оставалось. Шоколадка здесь выигрывала вчистую.

Сева любил свою овчарку и поэтому отчаянно ее баловал. А еще Сева, наверное, в пику патриотичному главе династии, которого лично я видел только один раз на каком-то парадном портрете с генеральскими погонами, любил все американское. Про американские автомобили лучших чикагских десятилетий я уже говорил, но ими дело не ограничивалось, потому что Сева совершенно искренне предпочитал хороший американский гамбургер с колой пюрешке, домашним котлеткам и пельменям.

Гамбургерами с колой Сева долго кормил и свою собаку. После чего Шоколадке пришлось пережить клиническую смерть, целый курс капельниц и специальную диету. Были задействованы лучшие ветеринары страны, которых Сева лично доставлял к Шоколадке на своем сверкающем вертолете.

С тех пор ей перестали доставаться Севины гамбургеры, и от обиды, чтобы хоть на ком-то можно было сорваться, она то и дело самозабвенно лаяла на норовивших поскорее проскользнуть мимо нее строителей. Строителей было много. И каждый день их проворные муравьиные отряды придавали Севиным постройкам осмысленное выражение фасадов.

После того как Шоколадку откачали, Сева решил на всякий случай увековечить ее в бронзе. Я познакомил его со своим хорошим приятелем, скульптором со звучным римским именем Марцел, и дело пошло: Сева от нечего делать увлекся приемкой эскизов к будущей скульптуре.

— Какое-то у нее не характерное выражение морды.

С сомнением сравнивал Сева эскиз с оригиналом.

Марцел пожимал плечами, соглашался и все переделывал.

Длилось все это довольно долго, пока наконец возле входа в строящееся Севино жилище не появилась бронзовая копия Шоколадки. Говорят, что, увидев ее, глава династии (тот, что с генеральскими погонами) захотел было заказать у Марцела скульптуру своей любовницы, которая мирно соседствовала на горизонте моих событий рядом с его женой, но отчего-то передумал. То ли жена, то ли любовница были против.

Глава династии был тем звеном, через которое ко всему Севиному семейству струились живительные ручейки сказочного (сказочного, конечно же, по моим меркам) богатства. Когда-то давным-давно, в неловком бандитском прошлом, у него была даже сама за себя говорящая кличка — Оружейник. Впрочем, воды с тех пор утекло немало, и от былого «бандитского» великолепия остался только суровый генеральский портрет в пыльном гостевом кабинете.

А ручейки тем временем всё текли. Я так думаю, что стоит только один раз проложить для них русло, и дальше… У меня, правда, так почему-то никогда не получалось.

Еще у Севы была замечательная идея заняться чем-нибудь общественно значимым, и по возможности наукоемким. И у него это даже получилось! Сева построил где-то неподалеку целый завод по производству громоотводов и огромную лабораторию, похожую на ангар для испытания космических челноков, где, как в лаборатории Франкенштейна, искрила и переливалась гигантскими протуберанцами недостижимая мечта профессора Теслы.

Громоотводы Сева придумал продавать по всему миру, потому что ведь везде же есть это замечательное природное явление! Он напечатал огромное количество буклетов, из которых следовало, что небывалый спрос на его громоотводы есть и в Аргентине, и в Нижневартовске. Как по мне, так этот завод с лабораторией всего лишь придавали осмысленность одному из семейных финансовых ручейков.

Деньги из этих ручейков утекали в том числе и на многолетнее вдумчивое обустройство Севиного родового гнезда. И Севе и остальным домочадцам, по-моему, больше нравился сам этот процесс, чем его результат.

А дом тем временем жил своей жизнью и потихоньку разрастался и вширь, и ввысь, и, даже вглубь.

Но зачем мне теперь понадобилось это воспоминание?

Да просто потому, что это была все еще мирная жизнь, и еще никто не знал, что там ждет впереди, и будущее представлялось окрашенным, если и не во что-то радужное и развесело мультяшное, то уж во всяком случае и не в пятнистое хаки.

— Петр, я хочу, чтобы у меня в доме было место… Короче, я хочу с комфортом пережить апокалипсис, — глубокомысленно изрек Сева в самом начале проектирования.

— А что уже намечается? — улыбнулся Петр.

— Я хочу, Петр, чтобы в моем доме было бомбоубежище…

И вот да!..

Сева оказался человеком прозорливым.