Хтоны. Книга третья. Имя матери

Анна Джей Фуллер (2024)

Майя одержима страхом за дочь и ведет уединенную жизнь, стараясь не показываться на публике. Михаил Петрович подозревает, что стал отцом необычной девочки, которой суждено изменить мир. Главная задача — не дать темным духам уничтожить книгу Мистиков.

Глава 3

В школьном дворе творилось что-то шумное и беспокойное. Никто не торопился идти домой после уроков. Сгрудившись толпой вокруг новой спортплощадки, школьники наблюдали за битвой между сильнейшими на брусьях. Лида не особенно интересовалась такой ерундой. Толкаться в толпе, чтобы ничего не увидеть и помять новенькую нарядную форму? Нет уж! Вместо этого она мирно болтала со своей подружкой, сидя на шершавых досках деревянной скамейки недалеко от входа в школьный двор. Если бы не Мирон, она бы уже давно шла домой, но как же он может пропустить такой важный спор. Ее тонкие темные волосы жидкими прядками спадали вниз, прикрывая склонившееся над телефоном подружки лицо. Они рассматривали фотографии пушистого длинноухого щенка. Лида тоже очень хотела собаку, но в доме уже жил Тишка, поэтому все ее просьбы упирались в каменную стену. Иногда со злости хотелось выкинуть мохнатого толстяка, но это бывало только в минуту слабости. Мама очень дорожила своим котом, а значит, про собаку лучше забыть.

Яростные крики не могли не привлечь ее внимания. Отодвинув волосы в сторону, Лида подняла голову и посмотрела в сторону галдящей от возбуждения толпы. Что там происходит? Влекомая любопытством, она подобралась поближе и встала на цыпочки, стараясь разглядеть хоть что-нибудь между головами одноклассников.

Новенький мальчик по имени Паша, которого недавно перевели в класс Мирона, по своему обыкновению не согласился с проигрышем. Его лицо покраснело от обиды, и только чудом удавалось ему удерживать готовые брызнуть из глаз слезы.

— Ты жульничал! — кричал Паша срывающимся на визг голосом.

— Забери свои слова обратно, — набычившись, напирал на него Мирон.

— Я все брату расскажу, — размазывая слезы обиды по пылающим щекам, грозился новенький.

— Да жалуйся ты кому хочешь, — махнул рукой рассерженный Мирон. Зачем он снова связался с этим плаксой. Его взгляд уже шарил по примолкшим лицам, разыскивая глаза Лиды. С тех пор, как родители поселились по соседству с домом своих друзей, в его обязанности входило сопровождать Лиду в школу и обратно. Не то, чтобы он был против, конечно.

Раздвигая мощными плечами худенькие детские тела, он, как ледоход, шел прямо к ней, без труда угадывая ее темноволосую голову среди массы других. Она по привычке дала ему свою маленькую ладошку и доверчиво зашагала рядом вдоль тополей, высившихся по обе стороны дороги. Мирон удалялся от школы быстрыми раздражёнными шагами. На душе сегодня было как-то особенно гадко. Почему Пашка не может принять проигрыш? Ему не нравится расстраивать одноклассника, но не должен же он ради этого проиграть? Мирон всегда работал на победу. Не в его обычаях было поддаваться.

За спиной послышался резкий свист. Мышцы на шее Мирона напряглись, и он обернулся, не выпуская из руки ладошку девочки. Позади, подбоченившись, стоял Пашка со своим старшим братом, а неподалеку крутился младший, чье лицо показалось Лиде смутно знакомым. Мирон задвинул девочку себе за спину и кивнул, приглашая к разговору. В этот момент самый мелкий из братьев быстро наклонился и подобрал с дороги увесистый кусок щебня. Не раздумывая ни секунды, он запустил камнем в сторону Мирона и лишь чудом промазал мимо его головы.

— Кешка, перестань! Это не по-пацански, — нахмурился старший.

Младший лишь упрямо мотнул головой и потянулся за другим камнем. Пашка рванулся к нему, пытаясь удержать его руку, но братишка быстро увернулся и пустился бежать прочь.

— Что творится с этим чертенком, — пробормотал старший, по-видимому, повторяя слова, которые слышал от домашних.

Лида выглянула из-за спины и вспомнила, откуда она знает младшего брата. Это был тот мальчик из парка, с которым она познакомилась три года назад. Высвободив свою руку из вспотевшей от волнения ладони друга, Лида мелкими шагами двинулась навстречу к ребятам. Мирон на секунду оторопел и не успел сказать и слова, чтобы остановить ее.

— Тебе чего надо, девочка? — нахмурился старший. — Шла бы ты домой. Нам нужно с твоим братом поговорить.

— Он мне не брат, — прозвучали тихие слова.

— А кто тогда? — нахмурился подросток.

Лида, не отвечая ни слова, быстро приближалась к братьям, неотрывно глядя в глаза старшему. Затем коснулась их рук и на мгновение замерла. Мирон стоял в полном оцепенении, понятия не имея, что ему предпринять.

— Уходи домой, — обернулась к нему девочка.

— А как же ты? — замотал головой Мирон.

— Уходи, — с бледного лица глядели глаза с расширившимися до предела черными зрачками. Словно сама бесконечность смотрела на него из бездонной темной пропасти.

И Мирон не посмел ослушаться. Словно чужими перебирал он ногами, отмеряя привычные несколько сотен метров дороги, ведущей к дому. В голове его звенела благословенная пустота, не позволяющая ни на секунду задуматься и усомниться в правильности совершаемого движения. И только взбежав на крыльцо дома и толкнув дверь вперед, он первый раз на секунду замедлился и помотал головой, стряхивая наваждение.

В коленки ткнулся трехлетний мальчик, радостно обнимая и, словно тяжелая гирька, связывая ноги. Мирон стоял в прихожей, виновато кусая губы и не решаясь посмотреть в глаза отцу, выглянувшему на шум открывшейся двери. Тот приехал домой на обеденный перерыв и был слегка обеспокоен, что сын так долго не возвращается с уроков.

— Привет, сынок! Задержали сегодня? — кивнул он сыну.

— Нет. Мы на турниках были, — медленно ответил Мирон, пряча глаза.

— Случилось что-то? — догадался отец, глядя на необычно бледное лицо сына.

— Да, — кивнул он. — Только я не могу тебе сейчас сказать. Мне нужно бежать назад.

Он на секунду присел на корточки и обнял братишку:

— Ты еще немного подожди, Степик, я сейчас вернусь.

Не давая отцу опомниться, он нырнул в открытую дверь и ринулся назад по дороге, ведущей к школе. Какой же он болван. Как он мог оставить Лидку одну? Что за чертово наваждение на него нашло?

Ее худенькую фигурку он заметил еще издали. Девочка, покачиваясь, медленно брела по обочине дороги, не обращая внимания на проезжающие мимо автомобили. Тонкие ноги еще несли ее тело, но уже начинали дрожать, подгибаясь от слабости.

— Лида! — кинулся он к ней навстречу.

— Мирон, — слабо улыбнулись ее обескровленные губы. — Почему ты не пошел домой?

— Я пошел. Как дурак, — нахмурился он и приобнял, поддерживая за плечи. — Зачем ты меня прогнала?

— Так было нужно. Нельзя было мне помешать, — туманно ответила она.

— Я вообще тебя не понимаю иногда, — пожал плечами мальчик и, крепко прижимая к себе, повел ее домой. О Пашке и его брате расспрашивать не хотелось. Сама расскажет, если нужно будет. Правильнее забыть это странное происшествие, как дурной сон. Чем меньше он будет об этом думать, тем лучше.

Девочка почти засыпала у него на руках, когда, из последних сил поддерживая ее на ногах, Мирон постучал в дверь, где жили родители Лиды. От нетерпения и беспокойства он нервно дрожал правой ногой, словно отбивая ей чечетку. Наконец-то за дверью послышались шаги, и в проеме показалось встревоженное лицо тети Майи.

— Что случилось, Мирон? — кинулась она к дочери. — Ей стало плохо?

— Я не знаю, тетя Майя, — отвел он глаза. — Она чуть не упала на дороге. Кажется, Лида хочет немного отдохнуть.

— Подожди! — крикнула она вслед уходящему мальчику.

— Я потом приду, тетя Майя. Меня сейчас Степик ждет. А Лиде надо поспать, — испуганно замотал головой Мирон и ускорил шаг.

Сидя у кровати спящей дочери, Майя с тревогой вглядывалась в ее бледное лицо и гладила хрупкие тоненькие пальчики. Что могло случиться? Заболела? И почему так странно повел себя Мирон? Обычно он такой жизнерадостный и открытый. А в этот раз практически сбежал. Ушел от разговора. Ужасно не хочется беспокоить Мишу и отрывать от работы, но болезнь дочери более чем веский повод позвонить ему в рабочее время.

Не прошло и часа, как у постели больной девочки уже сидели оба родителя и тревожно вслушивались в ее прерывистое дыхание. Прижимая ладонь к лицу девочки, мать заметила, как необычно холодны ее щеки. И что это за странные неясные тени, что, словно голубое пламя, пляшут под веками Лиды? Майя вопросительно подняла брови, глядя на мужа. Тот поспешно отвел глаза. Или ей показалось? Наверное, просто показалось. Вот он снова смотрит на нее и ободряюще улыбается. От долгого ласкового взгляда снова становится легче на душе. Все будет хорошо. Пока он рядом, все будет хорошо.

— Ты знаешь, Мирон так странно себя сегодня вел, — задумчиво сказала она. — Убежал. Даже двух слов не сказал. Не объяснил ничего.

— Совсем не похоже на него, — насторожился Михаил Петрович. — Он не из тех, кто убегает от разговора.

— Вот и я об этом. Очень подозрительно, понимаешь, — вздохнула Майя.

— Хочешь, я пойду и поговорю с ним? — предложил он, как обычно предугадывая пожелания жены.

— Давай, — закивала она. — А я пока с Лидой посижу.

Мысли в его голове катились медленно и неповоротливо, словно тяжелые мельничные жернова. Он изо всех сил сопротивлялся и не хотел думать о том, что настойчиво стучалось к нему из запертых ящиков подсознания. Конечно, он догадывался о причинах состояния дочери. Даже не просто догадывался, а знал. Почти наверняка знал. Но как такое расскажешь матери? Михаил Петрович боялся даже подумать, как отреагирует Майя, узнав о том, что Лида унаследовала его неправильные гены. А ведь она еще не знает, чем это может грозить ее дочери. А он не знает о том, как точно проявляется ее дар. И как только он признается и себе, и жене, тогда они оба встанут перед выбором. Нет. Об этом еще слишком рано думать. Его девочка совсем еще ребенок.

Мирон, по своему обыкновению, присматривал за младшим братом, чтобы дать временную передышку матери, занятую в доме с новорожденной сестрой. Как здорово, когда в доме звенят детские голоса, — с теплотой подумал Михаил Петрович, любуясь, как Мирон катает братишку на трехколесном велосипеде.

— Привет! — кивнул он мальчику.

— Привет, — кивнул в ответ насторожившийся Мирон. — Как дела у Лиды?

— Она спит, — внимательно наблюдая за выражением лица мальчика, ответил Михаил Петрович и удовлетворенно заметил про себя. — Ага! Отворачивает лицо. Значит, ему есть что скрывать.

— Расскажи мне, что произошло, Мирон, — мягко попросил он. — Не бойся. Я не буду ругаться.

— Дядя Миша, я не хотел уходить, понимаете, — неуверенно начал мальчик, не смея поднять на него глаза.

— Уходить? — удивленно переспросил Михаил Петрович.

— Да. Понимаете, у меня была ссора с одноклассником, а он погнался за нами со своим братом, — продолжил свой рассказ Мирон. — Они хотели вдвоем побить меня. Но Лида…

Михаил Петрович практически перестал дышать, настолько внимательно он вслушивался в слова мальчика. Он лишь ободряюще кивнул, приглашая его продолжить разговор.

— Лида… Она пошла к ним навстречу и взяла за руки. Я хотел ее остановить, правда, — кусая губу, сказал он. — А она обернулась ко мне и приказала уходить.

— И ты ушел? — выдохнул Михаил Петрович.

— Да. Она так странно смотрела на меня. Ее глаза были словно пустые какие-то. Черные, но прозрачные. Я сам не понял, как ушел. А когда понял, тогда сразу побежал обратно. И нашел Лиду на дороге. Ей было нехорошо. Она почти упала, — безудержным потоком потекли слова. — Я плохо сделал? Да, дядя Миша? Вы меня теперь уважать не будете?

— Нет, Мирон. Ты не виноват. Все хорошо, — крепко сжав руку мальчика, ответил Михаил Петрович.

Сгорбившись, он уходил из соседского двора, уже не замечая благодати зацветающего весеннего сада. Ветви вишен, покрытые клейкой листвой, ласково касались его лица. Но Михаил Петрович лишь равнодушно отводил их в сторону и тяжелыми шагами уносил свое тело прочь. Разговор с мальчиком лишь подтвердил его догадки, и оттого на душе стало еще темнее. Пройдет еще несколько лет, и ему придется принимать непростое решение. Боже, почему они не могут жить обычной жизнью простых людей? С их незатейливыми радостями и проблемами. На его голове скоро не останется ни единого темного волоса. А ведь он еще совсем нестарый человек.

Подняв голову, он увидел в окне встревоженные глаза жены. На этот раз ему вряд ли получится уйти от серьезного разговора и снова отложить его на потом…