Хтоны. Книга третья. Имя матери

Анна Джей Фуллер (2024)

Майя одержима страхом за дочь и ведет уединенную жизнь, стараясь не показываться на публике. Михаил Петрович подозревает, что стал отцом необычной девочки, которой суждено изменить мир. Главная задача — не дать темным духам уничтожить книгу Мистиков.

Глава 8

Широко раскрытые глаза на время утратили способность видеть. Какие-то люди входили и выходили из дверей ее палаты. О чем-то спрашивали, приносили подносы с едой, сочувственно заглядывали в глаза. Она равнодушно смотрела на всю эту суету вокруг и плохо различала лица, предметы и скромную больничную обстановку.

Казалось, что теперь она смотрела на мир сквозь муть залитого дождевой водой стекла. Прошло чуть больше недели с момента ее поступления, прежде чем Лида решилась прервать свое апатичное сидение в четырех стенах и, прихрамывая, стала выползать на больничный двор.

Ожоги на ступнях беспокоили ее все меньше с каждым пролетающим мимо днем. Постепенно просыпался интерес к окружающему миру. Она стала узнавать свою по-матерински добрую медсестру — Аллу Владимировну, которая частенько заглядывала в палату, надеясь, что сочувствие и поддержка позволят девочке прийти в себя и вспомнить, кто она такая и где живет. До сих пор ее личность так и не удалось установить. В списке пропавших без вести не было людей, чьи приметы могли бы указать на Лиду и ее лежавшую в реанимации тетю.

Хорошо знакомый белый коридор и ряды однотипных дверей: плотно закрытых, полуприкрытых и распахнутых настежь. Всю ночь ей снились странные сны, заставляя просыпаться от дробного стука испуганного сердца, бьющегося в груди заполошной пташкой. Проснувшись в последний раз, Лида решила больше не пытаться уснуть, а сидела у окна, поджидая первые косые лучи розовеющего над городом рассвета. А теперь, крадучись, шла по бесконечному белому коридору и заглядывала в открытые двери. Что она искала? Никто не мог дать ответа на этот вопрос. Наверное, она искала последнюю знакомую ей ниточку, которая тянулась в прошлое. Она помнила его имя. Кеша. Он тоже где-то здесь, в одной из этих безликих комнат…

Дверь в его палату была закрыта, но Лида, ни секунды не сомневаясь, нажала на ручку и проскользнула внутрь, снова прикрыв за собой светлую дверь. Белоснежные бинты с ног до головы надежно кутали тело пострадавшего, пряча его от постороннего взгляда. Только бледное лицо с болезненно заострившимся кончиком носа застенчиво выглядывало из бесконечных слоев марлевого кокона. Лида молча села у его кровати. Склонив голову набок, она внимательно изучала едва знакомые повзрослевшие черты, пытаясь вспомнить, кто он такой и какая между ними может быть связь. Ответом была безмолвная пустота. Она словно стояла перед глухой бетонной стеной, замурованная живьем в бесконечном узком коридоре.

Через закрытую дверь уже доносились звуки просыпающейся от короткого летнего сна больницы. Лида с сожалением поднялась со стула и направилась к своей палате. Ей не хотелось лишних вопросов. Она придет сюда днем.

Скучный завтрак и надоевшая, как горькая редька, перевязка. Не менее надоевшие вопросы о том, вспомнила ли она хоть что-нибудь. Нет, она ничего не помнит. Только свое имя.

Алла Владимировна с явным неудовольствием покачала головой, уловив раздражение в голосе девочки:

— Лида, мы пытаемся тебе помочь. Почему ты сердишься?

— Извините, Алла Владимировна. Просто плохо спала сегодня, — почувствовав укол совести, опустила глаза Лида.

— Боли? — глянули на нее добрые карие глаза.

— Нет. Сны какие-то дурацкие, — задумчиво ответила девочка, пытаясь вспомнить хотя бы один из них.

— Бывает, — кивнула медсестра и улыбнулась. — Ну, я пойду, а ты ложись. Может получиться поспать хоть немного.

— Хорошо, — не стала спорить Лида.

Вместо того, чтобы последовать совету медсестры, она выглянула в коридор, проверяя, закончился ли утренний обход. Ей снова захотелось навестить своего таинственного друга. Самое активное движение уже прекратилось, и Лида, нерешительно ступая еще не до конца поджившими ступнями, двинулась к двери знакомой палаты. Прежде чем войти, она на секунду замерла, прислушиваясь к невнятному шуму в глубине. Кто-то тихо приговаривал и звенел металлической уткой. Кажется, она не вовремя, — подумала девочка и отшатнулась назад. В этот момент дверь палаты распахнулась и в проеме показалось румяное лицо Аллы Владимировны.

— А ты что тут делаешь? — удивилась медсестра. — Я думала, ты спать будешь.

— Ну, понимаете, — замялась Лида. — Я, кажется, знаю этого мальчика.

— Да что ты говоришь? Ты его помнишь? — заволновалась Алла Владимировна.

— Не совсем. Но я знаю его имя. Его зовут Кеша, — неуверенно ответила она.

— Точно. Это Иннокентий Калитин, — подтвердила женщина.

— А можно я около него посижу? Может, еще что-нибудь вспомню, — попросила Лида.

Медсестра на секунду задумалась, затем энергично закивала:

— Да, хорошая идея. А может, и он, как очнется, расскажет, что знает про тебя.

Аллу Владимировну мучила мысль о том, что приближается время выписки и если за два-три дня Лида так ничего и не вспомнит, тогда девочку придется отправить в интернат или детский дом до установления личности ее родственников.

С этого дня Лида подолгу сидела у его постели и пыталась думать. Информации было критически мало. Ее память, словно новорожденный ребенок, смотрела в окно невинными, широко раскрытыми глазами. Пустая книга, где написаны первые строчки. Короткие, обрывистые мысли ни к чему дельному не приводили.

Кеша лежал неподвижным бревном уже полные две недели, ни на секунду не приходя в сознание. Ожоги его заживали крайне медленно, что вызывало на лице лечащего врача выражение недоумения и некоторой растерянности. Молодой парень. Вроде бы все как на собаке должно заживать, а гляди-ка.

Никто уже не удивлялся присутствию у его постели молчаливой девочки. Никто не задавал ей вопросов, а она просто продолжала сидеть рядом с ним долгими томительными часами.

В день перед выпиской Алла Владимировна задержалась в ее палате дольше обычного.

— Лида, постарайся вспомнить свою фамилию. Мы должны найти твоих родственников, иначе придется отправить тебя в интернат. Ты понимаешь это? — взмолилась она.

— А что такое интернат? — недоуменно спросила Лида.

— Это место, где живут дети, у которых нет родителей. А иногда и те дети, которых родители не могут забрать по какой-то причине, — объяснила медсестра. — Ну, или в детский дом. Но нам повезло, спортивный интернат неподалеку согласился принять тебя на время. Там работает моя сестра. Я смогу тебя навещать.

— У меня нет родителей? — грустно спросила девочка.

— Уверена, что есть. Ты просто их не помнишь, — смягчила свои слова Алла Владимировна.

— Ничего не помню, — хлопнула Лида ладонью по наморщенному лбу.

— Ладно. Ты постарайся сильно не переживать, Лида. В интернате живут неплохие ребята. Я думаю, ты найдешь себе друзей. А как придет в сознание твоя тетя, она нам все расскажет и заберет тебя оттуда, — попыталась утешить ее медсестра.

— Моя тетя? — тупо спросила девочка.

— Да. Вы вместе попали в аварию. Помнишь? — внимательно посмотрела на нее медсестра.

— Нет, — помотала головой Лида. — Ничего не помню. А можно ее навестить?

— К сожалению, нельзя. Твоя тетя очень сильно обгорела и находится в отделении реанимации. Состояние пока очень тяжелое, — нахмурилась Алла Владимировна, ругая себя за болтливость. Девочке ни к чему испытывать дополнительный стресс.

— Хорошо, — не стала спорить Лида и по привычке отвернулась к окну, показывая, что не желает продолжать разговор.

Трехэтажное голубое здание интерната блестело свежевымытыми стеклами. Яркая зелень цветущих кустарников и возвышающиеся над ними стройные осины, тополя и коряжистые дубы, аккуратные цветочные клумбы и чисто выметенный двор придавали месту, так нужное ее душе умиротворение. После мучительных попыток вспомнить хоть что-нибудь, Лида желала лишь одного, чтобы ее хоть ненадолго оставили в покое. Позволили ей немного оглядеться и научиться жить в новой реальности. Алла Владимировна вела ее за руку, как девочку из детского сада. Лида не возражала. Сейчас ей как никогда требовалась помощь и поддержка. Алла Владимировна стала ее первым другом и совсем не чужим для нее человеком.

Не умолкая ни на мгновение, медсестра бодро шагала по сероватой плитке аллеи, минуя главный вход. Через трещины в бетоне упрямо пробивались к свету крошечные пучки овсяницы. Лида, склонив голову, внимательно смотрела под ноги, зачем-то высчитывая количество бетонных ромбиков и шестиугольников.

Алла Владимировна глянула на девочку и вздохнула. Наверное, переживает, — подумала она и одобрительно покачала головой, вспоминая свой план.

Сначала она хотела познакомить свою протеже с сестрой, а уже потом вести ее к директору. Нужно, чтобы девочка немного освоилась в новой обстановке. Интернат для непривычного человека может оказаться непростым испытанием.

— Лида, а ты любишь спорт? — спросила она.

— Не знаю даже. Наверное, люблю, — улыбнулась девочка.

— Ты на вид достаточно крепкая девушка, — оценивающе оглядела ее Алла Владимировна. — Скорее всего, у тебя была пятерка по физкультуре.

Лида только развела руками. Она не боялась перемен. Иногда ей казалось, что она не знает, что такое страх. Это впечатление, конечно, было обманчивым, но такая ерунда, как спортивный интернат, вряд ли могла ее напугать.

Пустынный коридор встретил их прохладным безмолвием. Так бывает, когда школа уходит на летние каникулы, но это был интернат. Лида покрутила головой, немного удивленная тишиной.

— Наверное, на сборы уехали, — угадала ее удивление Алла Владимировна.

— Сборы? — непонимающие посмотрела на нее Лида.

— Да, подготовка у них к соревнованиям, — объяснила медсестра.

— Понятно, — коротко кивнула девочка.

— Так даже лучше. Освоишься немного до их приезда, — ободряюще похлопала по плечу дружеская рука.

Раиса Владимировна оказалось невысокой плотной женщиной с ясными серыми глазами. Приветливо улыбаясь, она встала навстречу из-за письменного стола, заваленного отчетами и файлами с документами. Смущенно махнув рукой на беспорядок, она торопливо вывела их из кабинета, чтобы показать комнату Лиды.

— Вы уж меня извините, проверка на носу. Даже поболтать некогда, — сказала она, слегка двигая пухлыми плечами. — Я сейчас быстренько тебя в комнату провожу, а ты посиди пока там, освойся.

— Да ничего, мы все понимаем, — ответила ла за Лиду Алла Владимировна.

Лида вежливо улыбнулась и кивнула, подтверждая слова медсестры.

— Вот здесь можно расположиться. Обычно в комнате живут 4 девочки, но эта абсолютно свободная. По крайней мере, до осени. А там, может быть, и твоя ситуация прояснится.

— Спасибо, — еще раз улыбнулась Лида и с любопытством осмотрела комнату, закрывая дверь за спешившими обратно в кабинет сестрами.

Длинная светлая комната с уныло вытянувшимися вдоль стен односпальными кроватями, застеленными однотонными коричневыми покрывалами. Стены, выкрашенные в желтовато-бежевый цвет, украшены репродукциями в темных пластиковых рамах. Два письменных стола и четыре металлических стула с черными дерматиновыми сиденьями и спинками. Видавший виды гардероб и узкая книжная полка.

Не зная, куда себя деть, она стояла на пороге, снова и снова оглядывая сиротскую комнату. Затем шагнула вперед и прошла вдоль двух рядов кроватей, выбирая одну из них для себя. Провела пальцем по грубоватому шерстяному покрывалу. Поставила пакет с вещами, которые ей купила Алла Владимировна, на тумбочку и шагнула еще раз, ближе к окну.

Сквозь раскрытую створку в комнату втекал горячий летний воздух, быстро нагревая комнату. Лида с сожалением захлопнула форточку и села на свою кровать. Стены комнаты, пропитанные грустью и одиночеством, охотно делились с ней своей ношей, наполняя душу тягучей тоской…